Год назад Министерство культуры испытало на себе прелести административной реформы. Руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии и бывший министр культуры МИХАИЛ ШВЫДКОЙ рассказал МАРИНЕ Ъ-ШИМАДИНОЙ и АЛЬВИНЕ Ъ-ХАРЧЕНКО, почему он недоволен результатами реформы и ради чего готов лишиться своего кресла.
— Почему высказаться об административной реформе вы решили только сейчас?
— Прошло достаточно времени, чтобы начать подводить итоги. У меня есть субъективное ощущение, что вскоре в государстве возможны новые перемены. Надо понимать, что административная реформа не доведена до конца, и если что-то вдруг начать делать наспех, это погубит все, что уже сделано. Но самым страшным будет возвращаться назад и вообще отказаться что бы то ни было менять в системе.
— А действительно ли в ней нужно было все менять?— Многие думают, что эта реформа от лукавого, что она идеологически и методологически неправильна. На самом деле проблема, которую пытались решить год тому назад с помощью административной реформы, не надуманна: с одной стороны, нужно было укрепить государство, сделать его более эффективным менеджером, а с другой — отпустить на волю, на саморегулирование целые сферы жизни. Но исполнение реформы оказалось не доведенным до ума: вместо того чтобы создать гражданские институты, которые бы взяли на себя часть государственных функций, они просто удвоили государственный аппарат.
— Раздувшись, он не стал работать эффективнее.— Нынешняя ситуация — бестолковая, промежуточная и никому не доставляет удовольствия. Увеличился объем переписки, количество согласований, то есть система управления усложнилась многократно. Вроде бы расписаны все функции: министерства выполняют нормативную и законодательную деятельность, агентства занимаются распределением средств. Но в реальной жизни все перемешано: мы пишем для них какие-то проекты законов, потому что для этого необходимы практические знания, а они пытаются влиять на распределение бюджета. Люди, работающие в министерствах, привыкли управлять с помощью финансовых ресурсов. По их мнению, кто распределяет деньги, тот и царь. Система министерство--агентство строится по принципу сдерживания противовесов. Образно говоря, я — это острая кнопка на кресле министра, а он — гвоздь в моем кресле. Такой конфликт интересов, с одной стороны, полезен, но он не обеспечивает необходимых результатов.
— Судя по вашим расхождениям с Александром Соколовым по многим принципиальным вопросам, включая реституцию, речь идет и об идеологическом конфликте?
— У меня с Александром Сергеевичем нет личностного конфликта, есть конфликт системный. У нас различные взгляды на жизнь, но это нормально. То, как строятся наши личные отношения, не должно влиять на процесс работы.
— В чем, по-вашему, основные просчеты реформы?— На мой взгляд, министерство не должно делить деньги до копейки, оно должно разбить общий бюджет по направлениям: это — на реставрацию, это — на строительство, это — на кино, это — на театры, музеи, библиотеки и так далее и дальше не вмешиваться в распределение этих средств. Для этого должны существовать отдельные институции. Сегодня многие полагают, что такими саморегулирующимися организациями могут стать творческие союзы. Это колоссальная ошибка: нельзя влить новое вино в старые мехи. Творческие союзы были созданы совершенно для других целей, и сегодня они занимаются совершенно другим. Они почти полностью перестали интересоваться искусством и либо делят недвижимость, либо занимаются социальной защитой.
Эгоизм художников не может диктовать условия экономической жизни. Никто никогда не сможет доказать, например, Александру Калягину, что МХТ лучше, чем его театр Et cetera. Нельзя передать весь библиотечный бюджет библиотеке Ленина или отдать деньги Эрмитажу с тем, чтобы он поделился с Русским музеем.
— У вас есть другие предложения?— Из сложившейся ситуации есть один выход. Нужно серьезно реформировать агентства, взяв в качестве примера, но не калькируя, французскую или нидерландскую модель. Вместо нынешней организации нужно создать шесть или семь специализированных институтов — институт кино, институт театра, музыки и современного искусства, институт реставрации, институт библиотек и музеев и так далее — и передать им все средства. Причем эти институты должны быть не органами исполнительной власти, не придатками к министерству, а самостоятельными некоммерческими организациями во главе с профессиональными менеджерами, которые будут работать по рыночным принципам.
— Вы часто говорите о менеджерских функциях чиновников. Для России, где государство не воспринимается как экономический механизм, это весьма экзотическая позиция.
— Сегодня мы не игроки на рынке, мы не имеем права получать доход, мы не эффективны, так как нас не интересует конечный экономический результат. Например, как мы тратим деньги на кино? Мы даем грант продюсеру, он получает все доходы, а государство — ничего. Нам нужна институция, которая бы позволяла зарабатывать деньги и увеличивать тем самым госдотации. Государство должно определять только общие рамки: например, какой процент средств должен идти на некоммерческое, арт-хаусное кино, на фильмы дебютантов. На какие конкретно проекты пойдут эти средства, должны определять специальные экспертные группы, привлеченные агентствами, в которых будет намного больше влияния общества, чем раньше. При такой системе никто не будет возмущаться, почему реставрируют то, а не это, потому что распределением грантов будут заниматься ведущие эксперты по охране памятников. Вообще людьми, которые распределяют деньги, всегда недовольны — это закон жизни. Но я считаю, что систему распределения средств можно сделать максимально прозрачной.
— Вы думаете что в сложившейся ситуации это возможно?— У министерства нужно оставить 20-30 грандов: Большой театр, Эрмитаж и другие, наиболее важные культурные объекты, которым государственная поддержка будет гарантирована при любых обстоятельствах. Все остальные должны перейти на контрактные отношения с государством, на программно-целевой метод финансирования, то есть получать деньги не за то, что они есть, а за то, что они делают.
— Не в этом ли главная причина негодования авторитетных деятелей культуры?
— Я считаю, что программно-целевое финансирование и контрактная система отношений развивают институты гражданского общества. А нынешняя система развивает только иждивенчество. Мы сегодня хотим жить как при капитализме и при этом иметь социалистические гарантии, а наши управленцы хотят всей полноты феодальной власти. Жить при феодализме, социализме и капитализме одновременно невозможно. Конечно, должны быть определенные социальные гарантии, но феодальной системы управления быть не должно. По-моему, нынешние агентства должны отмереть и раствориться в бизнесе и гражданском обществе. Тогда реформу можно считать законченной.
— Другими словами, признаком эффективности реформы будет ваше увольнение?
— Сейчас мы начали разговор о разработке реформ с Высшей школой экономики. Но какие-то серьезные шаги будут возможны только через два-три года. Это потребует очень тщательной работы, здесь нельзя делать что-то наспех. Сегодня настал период спокойного размышления о том, что мы хотим получить на выходе административной реформы. С точки зрения карьерного бюрократа, все, что я говорю, глупо, потому что фактически я пекусь об уничтожении собственного кресла. Но это единственно правильный путь.