Вчера в киноцентре "Родина" фильмом Кароя Макка "Глядя друг на друга" (Egymasra nezve, 1982) открылась организованная Петербургским музеем кино ретроспектива "Настоящее венгерское кино". В нее вошли девять фильмов, снятых в 1971-2004 годах. О программе — МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
В наши дни только специалисты помнят, что в 1960-1980-х годах Венгрия занимала почетное место в мировой киноиерархии. Из былых имен на слуху лишь Иштван Сабо, успешно "евроотремонтировавший" свое кино. Ретроспектива напоминает о киношколе, рожденной благодаря трагическому и парадоксальному историческому опыту. Из всех соцстран Венгрия пережила в послесталинские времена самые жестокие репрессии — после восстания 1956 года. Но режим Яноша Кадара мудро расплатился с интеллигенцией за ужас уличных боев и военно-полевых судов возможностью свободного творчества.
Самый яркий и дикий венгерский гений тех лет — Миклош Янчо: в программе его фильмы "Венгерская рапсодия" (Magyar Rapszodia, 1979) и "Аллегро барбаро" (Allegro barbaro, 1979). Задолго до "Русского ковчега" Александра Сокурова визионер Янчо реализовал мечту о безмонтажном кинематографе. Его ограничивали технические возможности: снять одним планом эпизод длительностью более десяти минут было невозможно. Но каждый его фильм — головокружительный в прямом и переносном смысле слова, непрерывный кинобалет, не столько акт творчества, сколько мистический ритуал. Миклош Янчо создал синтетический образ страшных для Венгрии XIX-XX веков: череда утопленных в крови восстаний и революций, мировые войны, участие венгров в русской гражданской войне. В его многофигурных композициях статисты, часто обнаженные, празднуют призрачную свободу на миг, чтобы затем пасть в ходе очередного массового человеческого жертвоприношения.
По сравнению с кровавыми балетами Янчо работы его коллег кажутся камерными: но жесткая камерность тоже была фирменным знаком венгерского кино. Пожалуй, ни в одной европейской киношколе не было столь острого переживания человека как песчинки в бесчеловечном потоке истории. "Глядя друг на друга" Кароя Макка — драма лесбийской любви в онемевшем от террора Будапеште 1958 года. История страсти между интеллектуалкой-оппозиционеркой и женой офицера, вполне удовлетворенной общепринятыми любовными и политическими стандартами, была снята за несколько лет до нашумевшего "Берлинского дела" (Berlin Affair, 1985) Лилианы Кавани, фильма, считающегося прорывом в теме женской любви на тоталитарном фоне, и явно выигрывает по сравнению с ним.
Фильм Петера Готара "Время останавливается" (Megall az ido, 1982) вроде бы не должен в наши дни казаться чем-то особенным зрителю, объевшемуся рассказами о трудном взрослении тинейджеров. Но до сих пор он производит сильное впечатление: то ли потому, что истории о первом сексе и первой попойке опять-таки вписаны в контекст большой истории, то ли потому, что Готар использует заигранные операторские трюки типа рапида или игры с цветом, никогда не впадая в, казалось бы, неминуемый китч.
Но манерности, спутницы любой периферийной кинематографии, венгерскому кино избежать не удалось. "Синдбад" (Szindbad, 1971), поток сознания Золтана Хусарика на тему Дон Жуана,— апогей визуальной булимии, истерика красивых картинок. В конце ХХ века манерность стала хорошим тоном среди молодых режиссеров, променявших внятную манеру "отцов" на бесшабашность постмодернизма: в программе — фантасмагории Андраша Монори "Метео" (Meteo, 1990), Нимрода Антала "Контроль" (Kontroll, 2003) и Бенедека Флигофа "Дебри" (Rengeteg, 2003). Но в отличие от работ, скажем, молодых французов венгерские истории о безумных контролерах в метро или проглоченном огромной рыбой официанте не кажутся вымученными. Возможно, в этом "виноват" сам Будапешт, одна из самых поэтичных и порой пугающих столиц Европы.