Владимир Сорокин: я могу обороняться, но жить скандалом — не могу

перзентация книга


Сегодня ночью в продажу поступает книга Владимира Сорокина "Путь Бро". С ЛИЗОЙ Ъ-НОВИКОВОЙ о своей новой книге поговорил ВЛАДИМИР СОРОКИН.
       — "Путь Бро" — предыстория романа "Лед". А когда возникла сама идея романного цикла?
       — Я закончил "Лед" и думал, что будет, как со всеми другими книгами, что он, как ребенок, отлепится от автора. Оказалось, что не так все просто: пуповина между романом и автором не разрывалась. Он рос сам по себе. Я немного подождал, попытался что-то делать, но у меня ничего не пошло, я никак не мог отделаться от мыслей о "Льде". Мне было интересно, что было до и что будет после. Тогда я понял, что все это накапливается в новую книгу. И я решил, что надо сделать эпопею, развернуть трилогию. Это была новая для меня работа — ну а что получится, уже не мне судить.
       — А в продолжении будет еще одна часть?
       — Да. Я уже готовлюсь к ней.
       — А не расскажете секрет, когда будет происходить действие? Это будет какой-то финал?
       — Если "Лед" писался два года назад, значит, это будет как раз нынешнее время. Я уже почти знаю, чем это кончится, но вся финальная часть пока — белый лист.
       — А насколько события сегодняшние могут повлиять на ход вашей эпопеи, или вы абстрагируетесь от того, что происходит вокруг?
       — Вообще, эта вещь связана скорее с вечностью, а не с современностью. Для нее любая современность — лишь мизансцена: сталинская ли, брежневская ли, путинская ли Россия — все равно. Другое дело, что я должен учитывать все,— в этом и сложность этой вещи. Но я умею хорошо отождествляться с персонажами и со временем. Я даже получаю удовольствие от того, чтобы очутиться в прошлом, нырнуть в него.
       — Тогда с кем из персонажей вам было интереснее себя отождествлять — с героиней "Льда" или с Бро?
       — Ну я же мужчина, поэтому мне ближе Бро, конечно. Тем более что Фер появилась из его ребра, словно Ева. Я, конечно, сопереживаю Братьям Света в их безумном желании вырваться из нашего материального мира. Хотя они делают это достаточно жестоко. Тем не менее я им сочувствую, как утопистам.
       — Насколько в разработке темы поиска "новых людей" для вас был важен опыт классической литературы?
       — Нет, на литературные примеры я не опирался. Скорее я учитывал опыт сект. Потому что каждая секта занимается отбором. И в этом смысле, конечно, мои Братья Света не раскрывают ничего нового. Отличие — в формальной необычности ритуала посвящения: весь этот опыт ледяного молота — такого раньше не встречалось. Но, в конце концов, это все-таки роман, а не эзотерическая литература.
       — Хотя сейчас как раз эзотерическая литература вроде Коэльо пользуется популярностью.
       — К Коэльо я равнодушен, считаю его попсовым и поверхностным автором. Не могу сказать, что я очень увлечен сейчас эзотерической литературой и мистическими романами, я их читал, конечно, в свое время. Мне интереснее документальная литература на эту тему.
       — А могут в реальной жизни появиться общества, которые занялись бы духовными исканиями в духе вашего романа?
       — Ну, сект в мире много. Многие хотят вырваться из объятий материи.
       — Но секты — что-то другое, там всегда присутствует спекуляция...
       — Есть и честные секты. Проблема в том, что человеческая природа такова, что люди во всем ищут власти. Вот сидишь с человеком, пьешь кофе, а он за разговором начинает на тебе самоутверждаться. Вроде бы пустяковая ситуация, нет ни зрителей, ни денег он никаких за это не получит, но это желание тянуть и тянуть одеяло на себя так глубоко в нас сидит. Поэтому и создается секта с самыми благими намерениями, но через какое-то время выясняется, что там более сильные люди захватывают власть, начинают диктовать правила. Начинается та спекуляция, о которой вы говорили. Сильные подавляют слабых — меня это, честно говоря, с детства как-то шокировало, почему человек не может обойтись без насилия.
       — То есть следует ждать, что в третьей части произойдет что-то ужасное?
       — Ну, не будем забегать вперед.
       — Изменится ли как-то ваша аудитория от "Льда" к "Пути Бро", ведь благодаря скандальным историям к вам обратился более широкий читатель. Как вы это расцениваете?
       — Он будет меняться — и я меняюсь. Мне неинтересно писать одно и то же: продолжение "Нормы" или "Голубого сала" невозможно. Но эпопею я пишу первый раз. Уже сейчас говорят, что эта книга не похожа даже на "Лед", что меня радует.
       А скандал как таковой всегда меня раздражал и отвлекал: я не скандальный человек. Я могу обороняться, но жить скандалом, питаться им — не могу. Я вообще подустал от скандалов.
       — Как, кстати, обстоят дела с обороной, с судебными разбирательствами по делу "Идущих вместе", которые обвиняют вас в порнографии?
       — У меня есть адвокат, который и занимается этим. Иск высосан из пальца. Эта история скорее показала, кто они.
       — Можно ли в нескольких словах сформулировать замысел романа?
       — Это попытка взглянуть на человечество нечеловеческим взглядом, увидеть "обратную сторону Луны" человечества. Мы же видим себя только в зеркалах, когда чистим зубы или поправляем прическу. Литература — это тоже зеркало: благодаря этим двум романам я сам по-другому взглянул на себя. И увидел, например, насколько человек несовершенен по сравнению с животным. Мы лживы, эгоистичны, жестоки, не понимаем, кто мы, кто нас создал, почему мы здесь оказались и куда идем.
       — А почему вы издателя сменили?
       — Потому что за эти семь лет, что мы сотрудничали с "Ad Marginem" и Александром Ивановым, многое произошло: он изменился, и я изменился. Уже когда вышел "Лед", мне показалось, что мы плывем по разным рекам: он по Амазонке с крокодилами, а я по ледяной Лене. Поэтому я решил, что мне ближе ситуация у "Захарова" и идеологически, и экономически. "Путь Бро" — не роман "Ad Marginem": их контекст за последний год жестко обозначился как скандал и провокация. Они по-прежнему в моде, как издательство, которое больше ориентируется на леворадикальных молодых людей. Мне же все эти игры, деления на левых и правых, буржуазных и антибуржуазных, невыносимо скучны.
       — А в смысле работы с издателем как с вдохновителем: тот же Александр Иванов возлагал на вас определенные надежды, говорил, что у Владимира Сорокина все впереди, что он в некотором смысле начинающий писатель. А у "Захарова" все по-другому, вдруг придется штамповать романы...
       — Насчет начинающего писателя — это, конечно, сильно сказано. Спасибо, Саша. Я думаю, что у Иванова есть свои авторы и помоложе, которые ему ближе и которые обожают плыть по реке с крокодилами; мне же хочется сосредоточенной и спокойной работы. У меня, слава богу, есть на что жить. Главное — чтобы мне не мешали, чтобы не было раздражающих звуков и запахов. И рыл.
       — Москва, которой вы когда-то посвятили книгу, вас в этом смысле не раздражает?
       — Москва становится роскошным Вавилоном. Лет через пять это будет один из богатейших городов мира. Но я родился в Подмосковье. Мы с женой "подмосквичи" и очень хотим туда вернуться. Я очень хочу, как в детстве, видеть из окон деревья. Невозможно гулять по московским улицам и разговаривать — не слышно разговора. Ездить специально на Воробьевы горы или в Сокольники — хлопотно. И это уже раздражает. Раздражает, когда разрушаются старые дома, на их месте быстро возводится что-то из бетона и дешевого гранита, новые Манеж, гостиница "Москва", Военторг — от этого я и хочу уехать.
       — Чувствуете ли вы себя профессиональным писателем в западном смысле слова?
       — Я вообще-то ничем другим не занимаюсь. Пишу сценарии, пьесы, даже оперные либретто. Мои книги выходят на Западе. На хлеб мне хватает. Что добавить? Есть у нас очень обеспеченные писатели, я бы сказал, писательницы, которые довольно неплохо зарабатывают. Но если поставить литературу в зависимость от заработков, есть опасность. Для меня же самое главное — делать то, что я хочу. Не могу представить, что пришлось бы писать на заказ. Бывают люди, которые это легко делают, но они, как правило, хреново и пишут.
       — В третьей части в Братстве появятся какие-нибудь реальные известные люди? У Путина, например, глаза случайно не голубые?
       — Не помню... Надо спросить у Братьев Света.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...