|
Запретный оплот |
 |
| Первые типографии подчинялись или царю, или патриарху, поэтому их продукция в цензуре не нуждалась |
Сам себе цензор
Считается, что впервые ввести цензуру попытался папа Сикст V, который в 1471 году запретил печатать книги без предварительного ознакомления с ними компетентных органов. Хотя при жизни Сикста V эти самые органы так и не были созданы, он вошел в историю как отец цензуры. Лишь в XVI веке цензура была введена практически во всех европейских государствах. А в конце XVII века эти государства стали одно за другим от нее отказываться. Правда, такой отказ никогда не означал полной свободы самовыражения. Например, во Франции свобода печати была провозглашена во время революции, то есть под стук гильотины.
В России цензуровать книги стали далеко не сразу. Объясняется это тем, что первые типографии создавало государство, то есть в качестве издателя выступал царь или патриарх. Нетрудно догадаться, что контролировать их благонадежность никому в голову не приходило. Конечно, случалось, что тиражи книг изымались и уничтожались, но делалось это высшей властью, поэтому не надо было содержать специальных чиновников, контролирующих книгоиздание.
 |
| Продажа книги без выходных данных и указания на то, кто разрешил ее печатать, запрещалась и в XVIII, и в XIX веках |
Куда больше, чем продукция отечественных типографий, в цензуре нуждались книги, ввозимые из-за границы. Негосударственное книгоиздание в России началось с иностранной литературы: в 1771 году Екатерина II позволила открыть в Петербурге вольную типографию, которая имела право печатать книги только на иностранных языках. Цензуровать это иноязычное свободомыслие была должна Академия наук, которая следила за тем, чтобы книги были "не предосудительны ни христианским законам, ни правительству, ни добронравию". Естественно, круг потенциальных читателей этих книг был очень узким.
 |
| Екатерина II (здесь изображена в образе Минервы) указывает рукой на здание Академии наук, которая следила за тем, чтобы книги были "не предосудительны ни христианским законам, ни правительству, ни добронравию" |
 |
| Для светских книг Петр I выступал и издателем, и цензором, а нередко и корректором. А походный печатный станок сопровождал императора в поездках |
Вольные типографии были восстановлены практически сразу после удушения императора Павла. Уже через три недели после восшествия на престол Александр I не только восстановил частные типографии, но и утвердил очень простые правила их открытия. Книгоиздание было объявлено видом промышленного производства, поэтому для открытия типографии, так же как и для открытия суконной фабрики или сапожной мастерской, теперь не требовалось специального разрешения. Независимой печати нужен был присмотр, поэтому к делу цензурования привлекли и директоров народных училищ, и членов академий, и университетских профессоров. А в июне 1804 года был принят цензурный устав, поразивший современников своим либерализмом.
Согласно этому документу задача цензуры — "доставить обществу книги и сочинения, способствующие истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалить книги и сочинения, противные сему намерению". Пропускаемые цензурой произведения не должны содержать в себе ничего направленного "против Закона Божия, правления, нравственности и личной чести какого-нибудь гражданина". При этом цензурный устав специально оговаривал, что в спорных случаях решение должно приниматься в пользу автора. Более того, устав даже поощрял определенное свободомыслие: "скромное и благоразумное исследование всякой истины, относящейся до веры, человечества, гражданского состояния, законоположения, управления государством или какой бы то ни было отрасли управления, не только не подлежит и самой умеренной строгости цензуры, но пользуется совершенною свободою тиснения, возвышающего успехи просвещения".
Устав имел достаточно общий характер, поэтому очень много зависело от личности цензоров и политической ситуации. Масса курьезов возникало с рукописями, в которых хотя бы упоминался Наполеон. Дело в том, что официальное отношение к Наполеону менялось очень быстро, его объявляли то узурпатором, то союзником, то врагом, а то и вовсе антихристом. Авторы не успевали учесть одни замечания цензоров, как появлялись другие, противоположные.
 |
| Процветание негосударственной Типографической компании (она располагалась в этом здании) вызвало гнев Екатерины II, который в конце концов свел в могилу основателя компании Николая Новикова |
В 1817 году министр народного просвещения А. Н. Голицын запретил писать что-либо о действиях правительства, не заручившись согласием того министерства, интересы которого эта публикация затрагивает. А несколько раньше вышло предписание, запрещающее "суждения об Императорском театре и актерах, состоящих на службе Его Величества". Те учреждения, критиковать которые дозволялось, неоднократно просили защитить их от недоброжелателей. Например, в 1819 году Академия наук потребовала, чтобы Цензурное управление обуздало журналистов, которые критикуют труды академиков. "В целой Академии,— писали авторы этой жалобы,— больше знания, чем у отдельного журналиста, а посему последние не имеют права оценивать академические книги, тем более что нет определенного закона, который бы давал журналистам это право". Однако все это были частные ограничения, которые так или иначе можно было обойти, поскольку сам Цензурный устав оставался либеральным.
Чугунный устав
Новым Цензурным уставом Россия обязана декабристам, которые своим выступлением спровоцировали ужесточение политического режима. Уже в 1826 году был утвержден разработанный А. С. Шишковым устав, который современники окрестили "чугунным". Если в прошлом документе были изложены лишь общие принципы, которыми руководствовались цензоры, то новый включал 230 статей, расписывающих все, что только можно расписать. В частности, в уставе говорилось, что если текст имеет "двоякий смысл", один из которых "противен цензурным правилам", то текст этот подлежит запрещению. Раньше в подобных случаях вопрос решался в выгодном для автора ключе. По этому поводу один из цензоров заметил, что эдак можно и "Отче наш" запретить. В число цензорских обязанностей теперь входило и наблюдение за чистотой русского языка: увлечение иноязычной лексикой не приветствовалось. Для эффективности такой работы пришлось увеличить количество цензоров, а заодно и поднять им зарплату. Если раньше Главный цензурный комитет в Петербурге имел трех цензоров, которые получали по 1200 рублей в год, то теперь их было шестеро, а оклады выросли более чем в три раза — до 4000 рублей.
 |
Впрочем, иной раз начальство оказывалось куда более либеральным, чем Цензурное управление. Хрестоматийным примером здесь является решение Николая I лично цензуровать все, что напишет Александр Пушкин. Едва ли в истории литературы отыщется другой случай, когда цензор дает автору в долг для выпуска разрешенной им книги — Пушкин получил от императора деньги на издание своей "Истории пугачевского бунта". При этом Николай I воспринимал любую печатную критику в адрес разрешенного им Пушкина как личное оскорбление. "В сегодняшнем номере 'Пчелы',— писал император А. Х. Бенкендорфу,— находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья, направленная против Пушкина, к этой статье, наверное, будет продолжение, поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения, и, если возможно, запретите его журнал". Защищаясь, Фаддей Булгарин указал на то, что аналогичная критика есть и в других изданиях, и Николай пообещал запрещать ее везде. Тем не менее жертвой цензурного произвола принято называть Пушкина, а не Булгарина.
 |
| Составленный А. С. Шишковым Цензурный устав обязывал цензоров бороться не только с крамолой, но и со злоупотреблением иностранными словами |
В цензурных законах содержались требования не допускать к распространению всего, что противно общественной нравственности. Однако "общественная нравственность" — штука загадочная. Еще никому не удавалось четко определить, что ее оскорбляет, а что нет. Цензорам приходилось действовать в силу собственного разумения, что не могло не приводить к курьезам. Например, журнал "Библиотека для чтения" в статью, посвященную повадкам насекомых, вставил такое наблюдение: "Один ... натуралист взял ночью самку Lampyridis noctilucae и через окно выставил ее на ладони в сад. Спустя несколько минут прилетел к ней самец, как кажется, с той же целью, для какой, по словам печатной программы, учреждено Санкт-Петербургское дворянское собрание, то есть для соединения лиц обоих полов. Лишь только эти насекомые исполнили программу почтенного собрания, свет самки тотчас же погас". Эта невинная шутка вызвала высочайший гнев, и цензоры, пропустившие в печать это безнравственное сочинение, получили выговор.
Иные цензоры считали, что общественную нравственность оскорбляют изображения женщин, когда платье поднято чуть выше колен. Вообще, особенности человеческой физиологии то и дело подвергались гонениям. Например, в 1896 году цензурный комитет выпустил специальный циркуляр, направленный на борьбу с порнографией. Документ предлагал цензорам подходить "с особенною строгостью ко всем поступающим на их рассмотрение популярными брошюрами и книгам с разного рода гигиеническими советами, касающимися половой сферы, так как большинство из них заключает в себе неприличные описания сцен кутежа, разврата и всякого рода излишеств и злоупотреблений половыми отправлениями. Подобного рода издания служат лишь источником неблаговидной наживы издателей, не имеют ничего общего с медицинской наукой и читаются по преимуществу юношеством и вообще учащейся молодежью ради заключающихся в них порнографических подробностей, в Медицинский же совет должны представляться на разрешение только те из них, которые не заключают в себе порнографических подробностей".
 |
| Назначив себя цензором произведений Пушкина, Николай I ревниво оберегал высочайше одобренные произведения от нападок критики. Антипушкинская статья Фаддея Булгарина (справа) чуть было не повлекла за собой закрытие поместившей эту статью "Северной пчелы" Когда у писателей появилась возможность публиковаться за границей, цензуре пришлось искать новые методы борьбы с крамолой |
Смягчению цензуры во многом способствовало развитие независимой русской прессы за границей. Во второй половине XIX века издания герценовской "Вольной русской типографии" сделались довольно популярными в России. Теперь цензурное ведомство было вынуждено считаться с тем, что запрещенные им произведения распространяются в стране благодаря лондонской периодике. Полемизировать же с нелегальщиной мешали все те же цензурные ограничения. Первым публицистом, которому удалось существенно расширить рамки дозволенного, стал М. Н. Катков. Он не только получил разрешение на издание "Русского вестника", но и оговорил, что в этом журнале будет постоянный раздел, посвященный вопросам внешней политики — предполагалось, что журнал будет давать отпор нападкам левой прессы. Таким образом была разрушена государственная монополия на внешнеполитическую информацию. Запрещать печатать статьи на политические темы стало невозможно, и примеру "Русского вестника" последовали десятки периодических изданий. Пытаясь опередить нелегальную прессу, государство начало снимать завесу секретности с документов, обнародование которых еще недавно рассматривалось как преступление. Так, в 1862 году был впервые опубликован государственный бюджет.
При этом существовала масса ограничений для материалов на темы, представляющие общественный интерес. Например, к печати не допускались:
"1) Статьи, оскорбительные для чести русского войска.
2) Статьи, могущие поколебать понятие о дисциплине и уважении к ней; мнения, подрывающие уважение подчиненных к лицам начальствующим и ослабляющие доверие к правительству."
Более того, предписывалось "3) В статьях, относящихся до армии и военной администрации вообще не допускать ничего противного тому значению, которое наша армия имеет по законам в государстве; ничего, могущего ослабить уважение публики к нашему военному сословию, и никаких предосудительных сравнений с иностранными порядками, несогласными с установленною формою нашего правления."
Однако постепенно становилось понятно, что прямыми запретами, правилами и циркулярами истребить печатную крамолу не удастся. Революционный подход к вопросу о манипуляции общественным мнением предложил министр внутренних дел П. А. Валуев, который считал, что государство должно вкладывать средства не только в отслеживание и запрещение неугодных публикаций, но и в поддержку изданий, выступающих в поддержку правительства. Министр прекрасно понимал, что поддерживать надо только те издания, которые "вызывают интерес у читателей", это означало, что на смену официозу должны прийти пользующиеся успехом прикормленные издания. Правда, первые опыты правительственных субсидий (их получали газеты "Наше время", "Голос", "Берег" и некоторые другие) были не особенно удачными. Одного лишь слуха о том, что государство финансирует то или иное издание, было достаточно, чтобы полностью погубить его репутацию. Когда газета "Берег" прекратила свое существование, суворинское "Новое время" писало: "Казенные и частные субсидии могут дать газете кратковременное существование, но не могут дать читателей".
 |
Самые дальновидные из сотрудников цензурного ведомства предлагали использовать в интересах государства и зарубежную периодику. Большой интерес в этом отношении представляет письмо Ф. И. Тютчева, который одно время служил цензором. В письме к историку М. П. Погодину, безнадежно пытавшемуся издать свои статьи, цензор Тютчев писал: "Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь добрый или даже недобрый человек — без Вашего согласия или даже без Вашего ведома — издал бы эти письма так, как они есть, за границею. ...Такое издание имело бы свое полное историческое значение. Вообще, мы до сих пор не умеем пользоваться ... русскими заграничными книгопечатнями, а в нынешнем положении дел это орудие необходимое... Поверьте мне, правительственные люди, не только у нас, но везде, только к тем идеям имеют уважение, которые без их разрешения ... гуляют себе по белому свету... Только со свободным словом обращаются они как взрослый с взрослым, как равный с равным. На все же прочие смотрят они, даже на самые благонамеренные и либеральные, как на ученические упражнения...". Идея Тютчева использовать авторитет зарубежных изданий в собственных целях использована не была. Да и сами зарубежные издания становились по мере ослабления цензурных ограничений менее актуальными. В новой ситуации самым надежным средством манипулирования прессой становились деньги.
Под властью капитала
6 апреля 1865 года были приняты "Временные правила о цензуре". Как и все временное эти правила просуществовали долго, вплоть до 1905 года. От предварительной цензуры освободили все столичные периодические издания (если этого хотели их издатели), все оригинальные сочинения, объем которых превышал 10 листов (для переводов этот объем составлял 20 листов). Отмена предварительной цензуры означала, что издатель мог на свой страх и риск печатать что угодно, рискуя лишь тем, что тираж будет арестован и вложенные в проект средства не вернутся. Для того чтобы увеличить убытки, которые издатель может понести от конфискации тиража, от предварительной цензуры освобождались лишь книги значительного объема, а периодические издания вносили крупный залог, рисковать которым не хотелось.
 |
| Когда у писателей появилась возможность публиковаться за границей, цензуре пришлось искать новые методы борьбы с крамолой |
 |
| Коммерческая реклама приносила "Новому времени" ежегодно около 500 тыс. рублей, поэтому Алексей Сергеевич Суворин не особенно переживал, когда его газету штрафовали |
В ноябре 1905 года появился указ, отменявший по отношению к СМИ административные взыскания и залоги, а все претензии к издателям теперь должен был рассматривать суд. Правда, цензура так и не была уничтожена: закрытие газет, арестовывание тиражей и опечатывание типографий продолжалось. А когда началась Первая мировая война, появилась военная цензура, которая отнюдь не ограничивалась наблюдением за тем, чтобы газеты не разбалтывали военные секреты. Однако не эти дедовские методы были главными. К 1916 году секретный фонд МВД, предназначенный для управления прессой, составлял 1 млн. 700 тыс. рублей — эти деньги предназначалась для поддержки лояльных правительству издателей.
С продажностью прессы удалось покончить лишь Октябрьской революции. Еще осенью 1917 года большевики приняли закон о печати, согласно которому
 |
| Михаилу Никифоровичу Каткову приходилось долго доказывать, что он издает консервативный журнал из любви к идее, а не ради денег секретных фондов Министерства внутренних дел. |
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ