гастроли балет
В двух балетах Большого театра — "Сильфиде" и "Жизели" — главные партии исполнили Алина Кожокару и Йохан Кобборг, ведущие солисты Королевского балета Великобритании. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА готовилась восхищаться балериной, но восхитилась ее партнером.
23-летнюю румынку Алину Кожокару, сделавшую молниеносную международную карьеру (лучшие театры мира жаждут заполучить ее в качестве guest star), в российской столице видели только подростком: на Международном конкурсе семиклассница киевского училища блеснула в травестийном номере "Мушкетер". В недавних московских гастролях Королевского балета знаменитость не участвовала из-за травмы. И сейчас едва оправилась от очередной — поговаривали, что до московской "Сильфиды" она станцевала лишь один спектакль в Лондоне.
Действительно, звезда выглядела отнюдь не по-звездному. Дело не в крошечном росте и детском облике балерины. Как раз подростковая легкость и непосредственность — ее изюминка, ее ноу-хау, ее принципиальное отличие. Но у юной балерины оказалась почти старческая стопа: растоптанный пуант с "пятачком" размером с маленькую консервную банку не мог скрыть выпирающей "подагры" — так на балетном сленге называются круглые косточки под большими пальцами ног. И не в красоте стопы дело (тем более что подъем Алина Кожокару дотягивала с прилежностью примерной ученицы) — но эта коварная "подагра" ощутимо мешала балерине во всех вращениях и пальцевых подскоках: не выходили чисто даже обычные пируэты, не говоря уже о двойных турах в больших позах и знаменитой диагонали из первого акта "Жизели". Впрочем, в романтическом балете (а оба спектакля относятся к шедеврам этой эпохи) можно выехать за счет прыжков. Но и тут звезда не ослепила: в "Сильфиде" она "проглотила" все маленькие заносочки, еле отрывала ноги на па-де-басках и вовсе не летала в больших па-де-ша. Казалось, огромная сцена Большого просто вымотала крошку-приму.
Из сочувствия к бедной девушке можно было бы простить технические несовершенства, если бы не заурядность ее сценических персонажей. Ни тайны, ни изысканности не было в этой обаятельной Сильфиде: грациозная девчушка в белом платьице увела шотландца Джеймса из-под носа у его невесты только потому, что оказалась более настойчивой в кокетстве. Крестьяночка Жизель выглядела убедительнее, но не сложнее: трогательная доверчивая малолетка пала жертвой взрослых страстей и интриг и, став привидением, с той же детской безоглядностью пыталась спасти своего земного кумира от суровой загробной начальницы.
Зато ее партнер Йохан Кобборг танцевал изумительно — как ни старался ему помешать дирижер Павел Клиничев, безбожно затягивая темпы. В "Сильфиде" пронзительные антраша танцовщика почти резали глаз — казалось, вместо положенных шести заносок он делает восемь. Бесконечная серия entrechat-six в коде "Жизели" захватывала дух, как затяжной прыжок с парашютом, а сумасшедший изгиб двух финальных туров вариации выглядел сущим харакири. Всю эту россыпь танцевальных сокровищ Йохан Кобборг вбрасывал на сцену как бы между прочим, ни на секунду не превращаясь в классического премьера-эгоиста. В дуэте с Алиной Кожокару датчанин был предупредителен и нежен как никогда: не сводил с нее умиленных глаз, носил на руках, как хрупкую драгоценность, и при любой возможности уходил в тень.
Тщетно — и "Сильфида", и "Жизель" оказались историями не про романтических героинь, а про помешавшегося Джеймса и несостоявшегося самоубийцу Альберта. Героев Йохана Кобборга бесповоротно затягивает мир психоделических видений: в "Сильфиде" крылатое существо — блаженная галлюцинация, а населенный сильфидами идиллический лес — арена борьбы изнемогающего рассудка Джеймса с крупицами здравого смысла. Суровое лесное кладбище в "Жизели" становится подходящим местом для изощренного способа самоубийства, выбранного убитым горем графом — ведь разбушевавшиеся привидения, уплясавшие Альберта чуть ли не до смерти, лишь плод его помутившегося рассудка.
Датский премьер, несколько лет назад променявший Копенгаген на Лондон, уже выступал и в московской "Сильфиде" (см. Ъ от 18 сентября 2001 года), и на гастролях английского Королевского балета (см. Ъ от 24 июня и 7 июля 2003 года). И всегда производил сокрушительное впечатление — не столько внешностью и виртуозностью (Москва видала премьеров поэффектнее, чем невысокий, некрасивый датчанин), сколько поразительными и неожиданными актерскими работами. Танцовщиков,способных заново сразить зрителей веками затоптанной балетной классикой, на нынешней мировой сцене не более трех, и Кобборг — один из них. Когда на подмостках появляется этот лишенный всякой аффектации и премьерских замашек артист, непостижимым образом получается так, что самые "женские" балеты становятся "мужскими": все, что происходит в спектаклях, кажется лишь материализацией глюков его персонажей-интровертов. В поединке индивидуальностей он побеждает с фатальной неизбежностью — и Алина Кожокару стала лишь очередной и не самой яркой из его галлюцинаций.