Каннский фестиваль завершился в этом году сюжетом, который можно интерпретировать как политический, но на самом деле он гораздо шире и глубже. В связи с победой антибушевского фильма "Фаренгейт 9/11" Майкла Мура было пролито немало слез — как искренних, так и крокодиловых. Радетели высокого искусства сетовали о том, что политики опять суют в него свой длинный нос. Что в Канне происходит реставрация "совка" еще хуже, чем на ветхозаветном Московском фестивале, где из-за диктата идеологии чуть не лишили законной награды "8 1/2" Федерико Феллини.
Забывают о том, что знаменитая фестивальная легенда 1963 года существенна главным образом для реноме Московского фестиваля. Что касается Феллини, не получи он тогда этой награды — ничто в его биографии бы не изменилось. И хотя Каннский фестиваль повлиятельнее Московского, не стоит преувеличивать и его значение в биографиях творцов и в судьбах искусства. После прошлогоднего Канна тоже лились потоки слез: какой ужас, не наградили "Догвиль" Ларса фон Триера, победил малозначительный "Слон". Каннский фестиваль покрыт вечным позором, искусство здесь никогда не возродится. Прошел всего лишь год, и, не умаляя величия Триера, многие включают именно "Слона" Гаса Ван Сента в списки шедевров истории кино. Истины в последней инстанции в искусстве нет, и даже Каннский фестиваль не способен ее каждый год фиксировать.Зато именно в Канне — и тут его значение нельзя преуменьшать — как нигде проявляются флюиды времени. Именно поэтому Каннский фестиваль был закрыт леваками в 1968 году — и это, как ни странно, стало победой фестиваля. Именно поэтому здесь чествовали польскую "Солидарность" и награждали "Человека из железа" — самую слабую, но самую ангажированную картину Анджея Вайды. И ничего: ни искусство, ни фестиваль не умерли. Мало того, при всем приоритете искусства бывают времена и ситуации, когда оно вынуждено отступить на второй план. Между прочим, награждение в Москве 1963 года фильма Федерико Феллини тоже было прежде всего политическим жестом. А демократия жива, когда она существует в реальном балансе концепций и не скована, пусть даже "прогрессивной", догмой.
Майкл Мур — талантливый документалист с редким для этой профессии умением вписаться в поп-культуру. В России его ближайший аналог — Виталий Манский, хотя до того, чтобы снять антипрезидентский фильм, ему пока далеко. Господин Мур делает развлекательные политические шоу в форме документальных картин. Но победа "Фаренгейта" в Канне обусловлена не этим и не интригами компании Miramax во главе с Харви Вайнштейном, а общей атмосферой забастовок, столкновений, акций протеста и недовольства, которые волной прокатились по Канну. И фестиваль не был бы собой — мало того, он потерял бы свой престиж и влияние, если бы сделал вид, что этого не заметил. Так что Квентину Тарантино не следовало на финальной пресс-конференции делать вид, будто он наградил Майкла Мура из соображений высокого искусства — политические резоны в этом году не менее уважительны. И не случайно к главной каннской награде "Фаренгейт" присоединил приз международной критики ФИПРЕССИ, которая уж никак господина Вайнштейна не обслуживает.
Ведь дело не в том, что кучка бузотеров прошлась по набережной Круазетт, как это представляется некоторым нашим соотечественникам. Русские неофиты капитализма были раздражены: ах, эти мерзкие французы — привыкли жить при социализме, работать не хотят, хотят сосать деньги. Так говорили люди, не имеющие понятия о том, что и у них, и вообще у людей есть права, а мерзкие французы знали свои права и за них боролись.
Второй, не менее важный фактор, определивший исход фестиваля и выбор Квентина Тарантино,— борьба глобализма и антиглобализма. Не только фильм Майкла Мура, но и такая включенная в конкурс картина, как "Мондовино" Джонатана Носситера, представляла ярко выраженную антиглобалистскую тенденцию. Речь в этом фильме шла о мировой монополизации винопроизводства, но его легко заменить кинопроизводством, или производством войны, или образа жизни, который насаждается известно кем повсюду — от Чили до Ирака.
В этом смысле Канн обозначил несколько важных моментов. Не только французские фильмы об алжирцах, китайцах или цыганах, но даже такая коренная "франко-французская" картина, как "Посмотри на меня" Аньес Жауи, воспринималась как "этническая" и "антиглобалистская". А про известного антиглобалиста Ларса фон Триера поползли слухи, будто три его последних фильма финансировал швейцарский банк, связанный с одним из братьев бен Ладен (привет от Джорджа Буша, которого именно в такой связи обвиняет "Фаренгейт"). И в этом парадокс современного мира: все в нем оказывается связано со всем. Члены каннского жюри — с конкурсантами, искусство --- с политикой, глобализм — с антиглобализмом.