О рыбах, грибах и деревьях

Анна Толстова об Игоре Макаревиче и Елене Елагиной

В Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре открыта ретроспектива Игоря Макаревича и Елены Елагиной «Обратный отсчет», а в Центре Вознесенского — «Закрытая рыбная выставка. Реконструкция», оммаж молодых художников Макаревичу и Елагиной. Обеими выставками отмечается странный юбилей — тридцатилетие одного не то чтобы молодого художника о двух головах

Залы в Центре Вознесенского ослепляют белизной, лабораторной, ведь нам предъявлены результаты эксперимента, или же больничной, операционно-прозекторской, ведь подопытные — большие специалисты в том, что касается умирания и воскресения. Реконструкция «Закрытой рыбной выставки» входит в программу VII Московской биеннале молодого искусства как специальный проект, это коллективное исследование молодых художников, студентов мастерской Яна Гинзбурга и Дмитрия Хворостова в Институте «База». Ян Гинзбург, археолог-хамелеон, вживающийся в образы, манеры и мировоззрения интересных ему художников, предложил своим ученикам сочинение на тему выставки-провокации, устроенной в 1990 году на даче Николая Паниткова — загородном Музее МАНИ (Московский Архив Нового Искусства) и плацдарме КД, «Коллективных действий».

«Закрытая рыбная выставка» стала первой совместной работой Игоря Макаревича и Елены Елагиной: обнаружив слепой, без иллюстраций каталог одной «закрытой», то есть предназначенной лишь для сотрудников профильных ведомств, выставки 1935 года, где были представлены результаты творческой командировки советских художников на рыбопромыслы в Астрахань, они реконструировали соцреалистическую экспозицию современными средствами ассамбляжа, объекта и инсталляции. Каталог с названиями работ, в которых производственные термины срастались с идеологическими штампами, явился Макаревичу и Елагиной этакой погребальной стелой с надписями на мертвом языке, нуждающемся в декодировании и переводе на эсперанто «искусства после философии». Скажем, банальная «Резка рыбы», подвергнутая остранению и перекодировке, превращалась в холсты-объекты гипертрофированной телесности с разрезами-ранами или разрезами-вагинами на манер Лучо Фонтаны. «Закрытая рыбная», повторенная несколько раз на протяжении 1990-х, сделалась легендой московского концептуализма во всех смыслах — каталог к ней так и не был издан, экспонаты разошлись по разным собраниям, фотографии выцвели, воспоминания поблекли.

Студенты Яна Гинзбурга и Дмитрия Хворостова были вольны импровизировать на тему ассамбляжей и объектов Игоря Макаревича и Елены Елагиной 1990 года или же, следуя их путем, восстанавливать произведения с выставки 1935-го. Учителя тоже присоединились к ученикам, причем весь последний зал занят инсталляцией в виде большого любовно-шутливого посвящения Гинзбурга виновникам торжества. Таким образом, проект в целом представляет собой двойную реконструкцию — реконструкцию реконструкции, поиски невозможного оригинала для копии, не тоскующей по первоисточнику, и в этой игре рекурсий замечательно проявляются герметичность и цитатность искусства Макаревича и Елагиной, вызывающие легкое беспокойство, ощущение, будто кавычки открываются всегда, еще и еще раз. Той же герметичности полна и выставка «Обратный отсчет», сделанная галеристом и куратором Еленой Селиной. Ретроспектива эта оставляет очень странное и неожиданное впечатление: Макаревич и Елагина, отпечатавшиеся в нашем историческом сознании как «классики московского концептуализма», вдруг оборачиваются загадочным, анахронистическим и алогичным конструктом, внутри которого как бы расслаиваются и мерцают разнородные дискурсы и медиа.

По возрасту Игорь Макаревич и Елена Елагина — ровесники отцов соц-арта Виталия Комара и Александра Меламида, а по времени дебюта в паре, той самой «Закрытой рыбной выставки» 1990 года, младше младоконцептуалистов «Медицинской герменевтики». Прием, лежащий в основе их «грибного» цикла — объектов, ассамбляжей и картин с поганками, прорастающими на супрематических фонах, сквозь «квадраты» и «архитектоны» Малевича,— может показаться близким соц-арту. Но присматриваясь к мухоморам, вылезшим из развесистых капителей и фонтанов ВДНХ, чтобы дать ростки в виде татлинских «башен», мы заметим, что художники-маньеристы всеми силами стремятся избежать лобового столкновения языков и идеологий, свойственных «классическому» соц-арту. Метатекст, стоящий за этими гибридными организмами, включает в себя и эссе Андрея Монастырского «ВДНХ — столица мира», и «московские» рассказы Владимира Сорокина, и «Gesamtkunstwerk Сталин» Бориса Гройса, и «Культуру Два» Владимира Паперного, словом, весь корпус тогдашних дискуссий об авангарде, модернизме и постмодернизме. И недаром эти продукты художественной микологии так естественно смотрелись рядом с «Вавилонской башней» Брейгеля Мужицкого в венском Кунстхисторишес в 2009 году — два маньеристических мироощущения, знающих о тщете юношеских мечтаний, старческой премудрости и художнического интеллектуализма, встретились друг с другом. Тогда как в стильном ахроматизме проекта «Русская идея», слепленного из сырой земли, черного хлеба, чистого духа и великих утопий, ощущается медгерменевтическая ирония. Однако в поисках аналогий и «Русская идея», и «Грибы русского авангарда» неизбежно приведут к ретроавангардистским, парадоксально сочетающим иронию с искренностью изысканиям словенской группы IRWIN. Впрочем, сами художники предпочитают говорить о себе как о семидесятниках, поколении постоттепельной утраты иллюзий и метафизического эскапизма.

Игорь Макаревич и Елена Елагина учились в одной, очень специальной художественной школе, МСХШ, но в разное время. Однокашниками Макаревича были Леонид Соков, Александр Косолапов и Александр Юликов, но в отличие от них, пошедших в Строгановку или Полиграф, кузницы кадров андерграунда, он продолжил обучение на худфаке ВГИКа. Елагина эту славную компанию в художке не застала, училась на филфаке Пединститута, но работала ассистенткой у Эрнста Неизвестного, в мастерской которого можно было встретить более ранних выпускников МСХШ — Владимира Янкилевского, Илью Кабакова и их друзей, весь «круг Сретенского бульвара», а потом брала уроки у Алисы Порет, в начале 1970-х остававшейся последним связным между современностью и эпохой Даниила Хармса и Александра Введенского. Разумеется, они познакомились, поженились и даже стали работать вместе — и над монументально-декоративными халтурами для заработка, и в составе «Коллективных действий», к которым присоединились в 1979-м,— задолго до того, как возник дуэт Макаревич—Елагина.

Позднее метафора связи и связанности всего со всем в их инсталляциях будет представлена буквально, в виде шлангов и катетеров, по которым нечто — не то мировая душа, не то «живое вещество» видной представительницы сталинской псевдонауки Ольги Лепешинской (ей посвящена инсталляция Елагиной «Лаборатория великого делания») — перетекает от фотолица к фотолицу, из картины в картину, из гроба в гроб. (Этот мнимо простодушный, детский, материальный буквализм в говорении о нематериальных материях — вообще характерная черта почерка Макаревича и Елагиной.) Две открывающие выставку инсталляции, «Круг КД» и «Круг жизни», вводят зрителя в интимное, связанное дружескими и любовными узами пространство андерграунда с его собственной «философией общего дела» (к идеям Николая Федорова и русскому космизму обращена едва ли не большая часть работ дуэта). Важным элементом в обеих инсталляциях выступают фотографии — Макаревич был одним из главных фотохроникеров «Коллективных действий», и на снимках времен КД мы видим его с неизменной камерой в руках и неизменным сосредоточенно-настороженным выражением фотографа, боящегося пропустить «решающий момент», на лице.

Внушительный раздел «Обратного отсчета» отведен самостоятельным работам Игоря Макаревича и Елены Елагиной, сделанным и до и после 1990 года, и в этих залах вы вначале перестаете понимать, как два таких совершенно разных художника вообще могут находить общий язык и общаться друг с другом, а потом начинаете видеть и оценивать вклад каждого в совместные произведения. Фотограф Макаревич работает в поле индексального — следов, отпечатков пальцев, слепков с лиц и тел, фотоизображений, которые тоже, по сути, являются световыми слепками, его искусство телесно, эротично, экзистенциально, сопряжено с трагическим переживанием смертности человека. Филолог Елагина работает в поле символического — игры слов, объектов-ребусов, оговорок, страшилок, сказок и мифов, ее искусство интеллектуально, холодно-иронично, литературно, имперсонально, тяготеет к интертекстуальности. Но именно перу Макаревича принадлежит один из лучших текстов московского концептуализма, ставящий точку в большой истории «маленького человека» и все еще недооценный историками русской литературы: это «Дневник Борисова», проиллюстрированный во множестве перформативных фотографий, коллажей, ассамбляжей, объектов и инсталляций. Трудно представить себе творческий союз Кристиана Болтански и Джозефа Кошута, однако небываемое бывает. Усыновив лигномана Борисова, мучимого эротико-танатологическим влечением к дереву и постепенно деревенеющего вместе со всей советской ойкуменой, Игорь Макаревич и Елена Елагина открыли гибридный способ рассказывать визуальные истории в пространстве — словами и объектами. Когда о многом можно сказать и еще о большем умолчать. Когда речь вроде бы о рыбах, грибах, деревьях, квадратах и башнях, а выходит что-то человеческое и даже слишком человеческое.

Игорь Макаревич и Елена Елагина «Обратный отсчет». Московский музей современного искусства на Гоголевском бульваре, до 21 марта.
«Закрытая рыбная выставка. Реконструкция». Центр Вознесенского, до конца февраля

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...