премьера театр
МХАТ имени Горького под руководством Татьяны Дорониной показал премьеру спектакля "Халам-бунду, или Заложники любви". Это уже вторая постановка этой пьесы в Москве и второе (после "Контрольного выстрела") обращение МХАТа имени Горького к творчеству Юрия Полякова. Для современного драматурга это успех. Премьеру не пропустил РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Знакомые в последнее время меня уговаривают: да брось ты ходить в этот доронинский МХАТ и писать разгромные рецензии. Что за мазохизм такой? В конце концов, страна наша полна курьезов, а плохих театров на свете все равно больше, чем хороших. Если тебя позовут в драмкружок трамвайного депо, ты же не пойдешь, скажешь: вас много, а я один. Я знакомым объясняю, что должен обозревать премьеры важных театров, а МХАТ имени Горького стоит не просто громадой посреди города, но еще и в верхних строчках всех репертуаров и сводных афиш. И вообще, рассуждаю я, если театр, основанный, как утверждает программка, К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко, по вечерам упорно зажигает огни — значит, это кому-нибудь нужно?
Нужно, как выяснилось, не одному мне, но и не так чтобы очень многим. На премьерном показе "Халам-бунду" партер был заполнен наполовину, и это при том, что всех зрителей с билетами на балкон и ярусы пустили вниз. Тут надо пояснить, что спектакли горьковского МХАТа делятся на две категории: с участием (или хотя бы в постановке) Татьяны Дорониной и без оных. Первые, по моим наблюдениям, посещаются неплохо, на премьерах наблюдается даже некоторый ажиотаж. Но к постановке "Халам-бунду" худрук своих рук не приложила. Хотя, без сомнения, долго выбирала и пьесу, и режиссера. В недавнем интервью одному изданию госпожа Доронина перебрала с помощью журналистки чуть ли не всех крупных современных режиссеров России, и все они ей не подошли, потому что не работают они "в традициях русского реалистического театра", кои сегодня теплятся, как вы понимаете, лишь в стенах горьковского МХАТа.
После спектакля "Халам-бунду" я понял вот что. Одно из трех: либо журналисты по своему мерзкому обыкновению все извращают, либо народная артистка морочит нам голову, либо русский реалистический театр — полная дрянь. Впрочем, есть еще вариант: речь идет не о русском, а о квазиреалистическом советском театре. Во всяком случае, в лице драматурга Юрия Полякова приснопамятные комедиографы Суров и Софронов обрели достойного продолжателя. Они любили писать бытовые комедии, где в занимательной форме якобы ставились важные морально-нравственные проблемы советского общества. Схема была такая: на сцену выводилась семья какого-нибудь важного деятеля (ученый, партработник), в большой и просторной квартире которого как раз происходило действие. По ходу него в дом попадали всякие соседи, знакомые или случайные люди, в столкновении или сотрудничестве с которыми, во-первых, прояснялись внутрисемейные проблемы, а во-вторых, добро побеждало зло и утверждались нормы советской морали, мудрое старшее поколение давало заблудшему молодому урок правды.
Сцена оформлена так, как будто это не театр, а кабинет для социальной реабилитации зрителя после летаргического сна: пятьдесят лет проспал, проснулся, пришел во МХАТ — все на месте, квартира профессора радует симметрией, бутафорией и ярким светом. Насчет занимательности комедии "Халам-бунду, или Заложники любви" врать не стану: телепрограмма "Аншлаг" на слух гораздо изящнее и остроумнее будет. Насчет остроты социального конфликта судите сами: в квартире обедневшего старого профессора, крупнейшего специалиста по мифологии и этнографии, внезапно появляется преуспевающий бизнесмен с телохранителем. Молодой миллионер скрывается от таких же жуликов, как и он сам, которые хотят его убить. Обитателей квартиры незваный гость берет в заложники, чтобы переждать здесь охоту на него. Чему очень рада внучка профессора: она тайно влюблена в нувориша, даже работала у него бухгалтером, но была уволена за отказ подделать финансовые документы.
Противостояние между старыми советскими и новыми русскими налицо. Впрочем, конфликт исчерпывается в основном на уровне пикировки лозунгами. "Я за ваше тело отвечаю",— напоминает хозяину телохранитель. "А за душу вашу кто будет отвечать?" — патетически восклицает ученый, которого приковали наручниками к стремянке. Но антагонистических противоречий в реалистическом театре не бывает, все проблемы тут должны разрешаться добродушием и случайными совпадениями. Не знаю, какому разбору подвергал пьесу работающий, очевидно, в искомых традициях режиссер С. А. Кутасов (во МХАТе имени Горького упорно не печатают в программках имен), но играют актеры радостно, смачно, подают текст громко и по очереди, изображают все свои реакции преувеличенно, с щедрым жирком, так, чтобы хотелось как можно скорее забыть их искусство.
Впрочем, две принципиальные истины в сознании любого зрителя должны отпечататься надолго. Правда, первая известна еще по сочинению Остапа Бендера: все современные состояния нажиты нечестным путем. Зато вторая касается тонких вопросов искусствознания: Малевича, оказывается, плохо подделать невозможно. С другой стороны, как еще в храме реалистического искусства должны отзываться об искусстве абстрактном? Кстати, весьма любопытно, что шутит о "Черном квадрате" подобным образом не хамоватый жулик, а профессор-интеллигент. Правда, побеждают в пьесе все же любовь и академические знания, а не презренный металл: именно эрудиция профессора позволяет почти что раскаявшемуся в злодеяниях налетчику избежать смерти.
Дело в том, что в финале начинается нечто невообразимое, выходящее за рамки реализма. В дом врываются представители племени тумбаев, квартиру опутывают лианы, за окном является африканский пейзаж, готовится ритуальное убийство (заклинание "халам-бунду" относится к фольклору этих народов), но сам идиотически счастливый конец нельзя ни проанализировать, ни пером описать. "Ты — шоколадный заяц!" — кричит один герой другому. "Ты — ласковый мерзавец!" — несется в ответ. А я вот что думаю: в недрах МХАТа имени Горького созрел страшный заговор, спектакль поставили тайно и скрыли его от художественного руководителя, стоящего на страже высокого искусства. Главное теперь — чтобы ни она, ни те, кто выделяет на творчество профессиональных театров бюджетные средства, произведения этого не увидели. Потому что если все так и запланировано, если оно будет идти так, как идет сейчас, то вскоре впору будет на спрашивать у знакомых: "А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?"