Главный архитектор Москвы прокомментировал проект Эрика ван Эгерата по просьбе ГРИГОРИЯ Ъ-РЕВЗИНА.
— Александр Викторович, как вышло, что посреди Москвы вдруг строит иностранец, да еще и авангардный проект. Как это могло произойти?
— Когда я заканчивал архитектурный совет, то я сказал следующее. Мы не отказываемся от средового подхода и от московского стиля. Но сам стиль, сам подход мы можем понять глубже. За десять лет мы изменились, мы стали другими, видим иначе.Есть участки города, где все сложилось, есть своя литература, свой сценарий. Как, например, Тверская. А есть зоны, оставшиеся никакими. Это Крымская набережная, Октябрьская площадь, еще какие-то участки города. И здесь, я считаю, мы можем, несмотря на историзм, искать новый образ, искать ту литературу, которой не хватает. Для этого пришло время.
— Но почему именно этот проект?
— Мне этот проект очень нравится. Он увязал то, что лежало на поверхности. Что такое новая Третьяковская галерея? Это ХХ век русского искусства. Что знают во всем мире про русское искусство? Знают авангард и знают сталинизм. Сталинского стиля у нас предостаточно. Русская идентичность в мире — это авангард.
Здесь получается, что проект выводит в город то национальное наследие, которое внутри здания Третьяковки. Меня поразило, когда Эрик показывает: смотрите, вот в зале ты видишь картину Кандинского, а через окно ты видишь ее воплощение в архитектуре. Это создает идею для всего места, для всего Парка искусств, и эта идея вырастает из места. В этом смысле она продолжает нашу предшествующую архитектурную политику средового подхода, но на новом уровне.
Что меня еще подкупает в этой ситуации? Проект компактен, он работает только на партер перед Третьяковкой. Он не входит во взаимодействие ни с Кремлем, ни с храмом Христа Спасителя. Только Петр в зоне визуального взаимодействия. Ну что же, пусть Петр посмотрит на то, что получилось из его поездок в Голландию.
— Проект можно считать утвержденным?
— Нет, он прошел только архитектурный совет. Пока мы имеем только положительное отношение архитекторов города. Впереди будет общественный совет мэра, работа с Минкультом и по всем направлениям. Но в чем здесь проблема, на мой взгляд? В реализации этого проекта. Как это все перенесется в конструкцию, как это все не потеряется при реализации в бетоне, стекле и прочее? Поэтому здесь мы, если это пройдет, в деталях будем следить за каждым шагом, чтобы проект был воплощен на должном уровне.
— А вот по поводу реализации. Все говорят, что после "Трансвааля" все свернется, больше никакой радикальной архитектуры у нас не будет, а вы, наоборот, вместо этого запускаете такой проект.
— Разумеется, если в результате экспертизы выяснится, что катастрофа произошла по вине архитекторов и строителей (я подчеркиваю, если выяснится это), то какие-то меры по нормативам придется принимать. Если окажется, что архитекторы и строители ни при чем, то все равно я считаю, что мы должны серьезно подумать относительно общественных зданий, в которых собирается много народа. Не о музеях, а, скажем, о развлекательных или торговых центрах. Тут нужно предусмотреть нештатные ситуации. Но что касается этого проекта, то здесь я особых проблем не вижу. При всей своей необычности с конструктивной точки зрения он прост. В сущности, это обычный дом в новой рубашке. Даже по нормативам Госстроя все можно построить, без московских поправок.