гастроли электронная музыка
В московском клубе "16 тонн" выступил французский композитор-авангардист Эктор Зазу. Назвать его музыкантом как-то сложно: во время московского выступления господин Зазу играл только на клавиатуре компьютера. Побывавшей на концерте ИРИНЕ Ъ-КУЛИК показалось, что и она, и другие слушатели стали подопытными какого-то секретного психоакустического эксперимента.
Эктор Зазу совсем не похож на музыканта. Скорее он напоминает университетского профессора: круглые очки, седеющая бородка, потертый костюм мышиного цвета. Правда, с профессорским костюмом господин Зазу носит кеды — так удобнее сидеть по-турецки на подушке, орудуя клавишами и кнопками компьютеров и микшеров. Эктор Зазу — не вальяжно-богемный гуманитарий, скорее, это слегка безумный и не вполне признанный гений-технарь, носящийся с патентом вечного двигателя. Вот и с московскими клубными меломанами он общался, словно с нерадивыми студентами или с недоверчивыми слушателями на публичной лекции в Политехническом музее.
Народ, толпившийся на крошечной площадке перед сценой, господин Зазу попросил сесть — дескать, музыка, которую он сегодня будет исполнять, есть последнее слово в исследовании квадрофонии, и почувствовать весь эффект звучания можно только сидя. Публика покорилась и плюхнулась на пол, неудобно поджав ноги. Но эксперимент, который собирался ставить Эктор Зазу, не ограничивался исключительно акустическими эффектами. Предваряя концерт, французский композитор сказал, что его новая программа — это оммаж Василию Кандинскому и его теории цветов и их воздействия на человеческую психику. А затем представил некоего Бернара Кайю, который занимался визуальным рядом концерта. Бернар Кайю оказался миниатюрным пожилым господином, расположившимся тут же на сцене за еще одним ноутбуком. На безумного ученого он походил еще больше, чем Эктор Зазу.
Возникшее на экране видео вовсе не напоминало Василия Кандинского. Скорее вспоминался Пит Мондриан или, если отвлечься от художественных ассоциаций, та техническая заставка, которую можно увидеть в телевизоре по окончании трансляции: сетки для настройки четкости, радуги для настройки цвета. Только теперь вся эта элементарная геометрия зажила собственной бурной жизнью. Разноцветные и разнокалиберные квадраты дефилировали по экрану, выстраивались в ряды и поглощали друг друга. Разворачивались геометрические радуги, закручивались спирали, разбегались цветовые лучи. Столь же абстрактной оказалась и музыка. Это когда-то Эктор Зазу записывал диски с названиями "Sahara Blue" и "Песни холодных морей", в которых участвовали Бьорк и Халед, Жерар Депардье и Риючи Сакамото. Теперь пустыни и моря распались даже не на песчинки и капли, а на атомы. Программа Эктора Зазу в "16 тоннах" была не музыкой и видео, а просто звуком, цветом, формой в химически чистом виде. А все вместе походило даже не на психоделический трип, а на испытание какого-то психотронного оружия. Придумалась же когда-то гениальному параноику американской фантастики Филипу Дику история про секретное оружие Советов, воздействующее на человеческое сознание, проецируя непосредственно в мозг жертвы картины Кандинского и прочих русских абстракционистов.
Впрочем, испытания такого рода ведутся уже давно. Представление Эктора Зазу заставляет вспомнить опыты пионеров новых медиа и электронной музыки 1960-х годов. Некоторые из них давно отказались от научно-исследовательского пафоса и используют всю эту цветомузыку в совершенно мирных коммерческих целях. В общем-то, попсовый вариант нынешних экспериментов Эктора Зазу — это ныне хорошо известные помпезные шоу Жан-Мишеля Жарра, который когда-то начинал свою карьеру в сугубо экспериментальной "Группе музыкальных исследований".
А еще раньше, в 1920-е годы, подобными опытами занимались киноавангардисты. Например, немецкий режиссер Оскар Фишингер снимал восхитительные абстрактные мультфильмы, где музыка Баха, Брамса или Грига находила точные соответствия в черно-белых балетах линий, запятых, точек и галочек. Правда, мультфильмы Фишингера обладали странным побочным действием — почему-то сегодня эти геометрические штудии вызывают неудержимый смех. Чем точнее галочки и черточки следуют музыкальной фразе, тем трогательнее и одушевленнее эти квазиматематические символы, старательно, словно начинающие балеринки из кордебалета, пытающиеся поспеть за изгибами мелодии.
Представление Эктора Зазу смеха не вызывает — музыка и изображение здесь абстрактны в равной мере. Наблюдать парад желтых квадратиков на синем фоне под переливы электронных тембров исключительно приятно и даже познавательно, но никакого психоделического эффекта также не наблюдается. Сам господин Зазу, кажется, был несколько обескуражен тем, что на публику его опыты никак не подействовали. Отыграв около часа, он обиженно сказал: "Слишком шумно в зале" и внезапно оборвал выступление.