Террорист его императорского величества


Террорист его императорского величества
       85 лет назад, 24 апреля 1918 года, в Берлине скончался Евно Азеф, проживавший в Германии по документам на имя Немайера. "Информационный" бизнес, которым занимался Азеф, не может не впечатлять. В течение десятилетий он умудрялся балансировать между созданной им эсеровской Боевой группой и стражами правопорядка, которым он продавал как информацию, так и товарищей по оружию. В итоге в его распоряжении были и партийная касса, и полицейские гонорары.

Нежный возраст
       Евно Азеф рано ушел из родительского дома. Он жил на частных квартирах, перебивался случайными заработками, а затем и вовсе отправился в турне с бродячей труппой артистов. Во время своих скитаний он примкнул к какому-то революционному кружку и, опасаясь преследований, почел за благо бежать за границу. Покидать родину с пустыми руками не хотелось, поэтому перед отъездом он присвоил 800 рублей, принадлежавшие одному мариупольскому купцу. Любопытно, что никто из товарищей по революционной работе не осудил его за это — революционер имеет право экспроприировать необходимые средства у представителей эксплуататорского класса.
       В 1892 году Азеф приехал в Карлсруэ и поступил там в Политехнический институт, а заодно стал посещать местный социал-демократический кружок. Украденные деньги скоро кончились, а новых поступлений не предвиделось. И тогда был сделан виртуозный ход — нищий студент написал письмо в Департамент полиции и предложил свои услуги в качестве платного осведомителя.
       На рынке осведомительских услуг было достаточное количество подобных предложений. Департамент полиции довольно долго торговался со своим будущим сотрудником о размере гонораров и характере передаваемой информации. А Азеф требовал, чтобы его имя было известно лишь тому сотруднику, который будет непосредственно курировать его работу: больше всего на свете он боялся утечки информации.
       Вскоре полиция оценила своего нового сотрудника. "Сообщения Азефа,— читаем мы в одном из полицейских документов,— поражают своей точностью при полном отсутствии рассуждений". По заданию полиции Азеф сменил политическую ориентацию, превратившись из либерала в убежденного террориста. Полиция опасалась, что разгромленная "Народная воля" возобновит террористическую деятельность, и хотела иметь среди террористов своего человека.
       Азеф мало говорил на собраниях, зато охотно занимался практической работой — его работодателей волновали не теоретические споры, а имена, явки и маршруты, по которым в Россию доставлялась нелегальная литература. В Департаменте полиции своим осведомителем явно дорожили. Если в начале карьеры он получал 50 рублей в месяц, то через несколько лет его зарплата возросла до 100, а затем и до 150 рублей в месяц — очень значительная сумма по тем временам. И это не считая наградных к Рождеству и Пасхе.
       
На заработки в Москву
       Вскоре по поручению Департамента полиции наш герой переехал в Москву, где его работа оплачивалась еще лучше. Здесь Азефа пас сам С. Зубатов. Первое время Азеф играл роль не активного борца с режимом, а всегда готового помочь сочувствующего. Он выполнял технические поручения московских революционеров — например, через своих полицейских покровителей приобрел печатный вал для нелегальной типографии.
Довольно сложно было скрывать от товарищей по партии свое истинное материальное положение. Азефу приходилось постоянно жаловаться на нищету. Сняв дачу в Малаховке, он даже раздобыл себе бесплатный железнодорожный билет третьего класса, который выдавался прислуге сотрудников железнодорожного ведомства.
       Он умел сдавать властям членов революционных организаций и оставаться при этом вне подозрений. Когда по его наводке начались поголовные аресты членов Северного союза социалистов-революционеров, Азефу как находившемуся вне подозрений было передано все: система связей, пароли и конспиративные адреса. Такая исчерпывающая информация стоила дорого, и полицейская зарплата нашего героя возросла до 500 рублей — невиданная сумма для полицейского агента. При этом, поскольку полиция проводила аресты лишь с согласия своего осведомителя, ему удавалось оставаться в революционных кругах вне подозрений.
       
Боевая организация
       Наряду с В. Черновым, М. Гоцем и Г. Гершуни Азеф стоял у истоков создания партии социалистов-революционеров. Правда, ни в состав ЦК, ни в созданную при партии террористическую Боевую группу он не вошел. Тем не менее Азеф был в центре событий и имел что сообщить по основному месту службы.
Больше всего на свете Азеф ненавидел других тайных агентов охранки и не упускал случая с ними расправиться. Григорий Гапон стал одной из его жертв
С 1901 года он начинает свою собственную игру. В его донесениях сообщается теперь далеко не все. Так, например, Азеф ничего не сообщил о намерении Боевой группы убить министра внутренних дел Сипягина, своего начальника по полицейскому ведомству. Лишь после того, как покушение успешно завершилось, он назвал своим кураторам имя Гершуни, который к тому моменту уже выехал за границу и был недосягаем для российских властей. При этом Азеф рассказал душещипательную историю про то, что для выхода на руководство террористов он передал свои личные 500 рублей на нужды Боевой организации. Само собой разумеется, он попросил Департамент полиции компенсировать ему эту сумму, и П. Дурново, новый министр внутренних дел, хотя и поворчал по поводу того, что полиция финансирует террор, деньги выдал.
       Передавая информацию о готовящихся покушениях, Азеф любил приврать. Так, сообщив о реально готовившемся убийстве Плеве, он рассказал о покушении и на Зубатова, которое никто не планировал. "Спасение жизни" сразу двум полицейским чинам привело к тому, что Азефу было позволено вопреки всем инструкциям вступить в Боевую организацию и непосредственно принимать участие в террористической деятельности.
       Дорожа своим сотрудником, полиция тратила массу усилий на то, чтобы повысить его партийный авторитет, и тем самым содействовала революционной деятельности Азефа. А занимался он не только созданием пропагандистских кружков и перевозом литературы, но и изготовлением динамита.
       
Убийство Плеве
       Передав полиции информацию о готовящемся покушении на Плеве, Азеф, разумеется, не счел нужным сообщить, что его собственные боевики тоже охотятся на министра. Занимаясь расстройством одного покушения, Азеф готовил другое.
       При подготовке покушения члены Боевой организации устроились извозчиками и торговцами сигаретами, что давало им возможность, не привлекая внимания, обследовать маршруты, по которым ездил Плеве. Полиция не мешала организации наружного наблюдения, однако с другими уличными торговцами возникало немало проблем: революционерам очень не хотелось отстегивать кому следует за право продавать сигареты.
       Азеф был блестящим психологом — среди тех, кого он лично отбирал для работы в террористической организации, никто не был сломлен на допросах. Когда в Боевую организацию пытался вступить Керенский, Азефу хватило одного взгляда на будущего руководителя Временного правительства, чтобы категорически ему отказать. Его люди были не просто идейными борцами, они были настоящими артистами. Так, Борис Савинков жил в съемной квартире под видом англичанина (по-английски он не знал ни слова), а террористка Дора Бриллиант — под видом его содержанки. Они настолько вошли в роль, что квартирная хозяйка несколько раз предлагала Доре Бриллиант найти более выгодное место, на что та отвечала, что живет с англичанином по любви, а не из-за денег.
       Убийство Плеве обошлось эсерам в 30 тыс. рублей, причем значительная часть этой суммы пошла в карман организатору. Следующим убийством, которое организовал Азеф, было убийство великого князя Сергея Александровича.
       
Террорист — профессия престижная
       Получая зарплату в Департаменте полиции, Азеф весьма эффективно руководил террористической деятельностью партии эсеров. О том, почему в течение нескольких лет он работал почти исключительно на революционеров, высказывались разные предположения. Однако, кроме политических убеждений, в этом выборе, несомненно, присутствовал и простой расчет: быть террористом было и выгодно, и престижно, и безопасно.
Поверить в то, что убийство великого князя Сергея Александровича организовано сотрудником департамента полиции, не могли ни революционеры, ни служащие охранного отделения
Партийная зарплата Азефа была по сравнению полицейской скромной — всего 125 рублей в месяц. Но зато к его услугам была партийная касса, а это многого стоило. Руководство Боевой группой давало возможность практически бесконтрольно расходовать те деньги, которые партия отпускала на террор. К тому же серьезным подспорьем были и 500 рублей в месяц от полиции плюс немаленькие наградные.
       В то время как Азеф финансово процветал, полиции катастрофически не хватало денег. Когда в связи с готовящимися покушениями на московского и киевского губернаторов пытались найти деньги для организации охраны, ничего не получилось. Департамент полиции отказал Охранному отделению в деньгах. Азефу же не отказывали ни в чем и никогда.
       О том, что в предреволюционной России террористы были народными героями, писали многие. Если общество активно выступало против государственных репрессий, то вооруженным бомбами революционерам оно аплодировало. Лев Толстой, выпустивший направленную против смертной казни книгу "Не могу молчать", против революционного террора, как известно, не выступал. Убийство важного государственного деятеля и даже простого ни в чем не повинного буржуа не казалось чем-то предосудительным. Т. Леонтьева, по ошибке убившая вместо министра Дурново парижского миллионера Т. Мюллера, прямо заявила на суде, что не считает преступлением "убийство одного буржуа". А уж убийству ненавистного Плеве аплодировали все — и правые, и левые. Благодаря этому убийству авторитет Азефа среди революционеров стал абсолютным. Один из мемуаристов не без иронии рассказывает о том, как "бабушка русской революции" Екатерина Брешко-Брешковская, обзывавшая Азефа "за глаза жидовской мордой, поклонилась ему по-русски до земли".
       Конечно, террористы рисковали. Однако степень этого риска не следует преувеличивать — государственные чиновники рисковали не меньше. В 1905 году в результате терактов было убито 232 и ранено 358 представителей власти, а казнили за это всего 72 революционера. И даже после введения военно-полевых судов положение принципиально не изменилось. С 1905 года по 1 мая 1909 года террористами было убито 2691 и ранено 3029 человек, а казнили за это 2390 человек. У человека практичного были все основания уйти в террор.
       
Политический деятель
       Созыв Государственной думы и появление ряда демократических свобод делали террор сомнительным оружием. Сначала эсеры вообще хотели распустить Боевую организацию, но потом приняли компромиссное решение — объявили о прекращении террора, но Боевую организацию не распустили. Однако, как известно, вооруженное формирование может существовать лишь в боевых условиях.
       Если Савинков с пеной у рта проповедовал, что Боевая группа должна продолжать подготовку новых убийств ("Террористов нельзя засаливать впрок!" — доказывал он), то Азеф высказывался против продолжения террора. Однако до прекращения боевых действий он мечтал сделать последнее дело — взорвать Охранное отделение. "Но одно дело еще осталось,— говорил он.— Единственное дело, которое имело бы смысл. Оно логически завершило бы нашу борьбу и политически не помешало бы. Это взорвать на воздух все Охранное отделение. Кто может что-нибудь против этого возразить? Охранка — живой символ всего самого насильственного, жестокого, подлого и отвратительного в самодержавии. И ведь это можно сделать. Под видом кареты с арестованными ввезти во внутренний дом охранки несколько пудов динамита — так, чтобы и следов от деятельности всего этого мерзкого учреждения не осталось".
       Желание взорвать Охранное отделение и уничтожить все документы, изобличающие его связь с охранкой, вполне объяснимо. В 1905 году Азеф искренне верил в скорую победу революции. А в этом случае перед ним, лидером одной из самых популярных революционных партий, открывались блестящие перспективы. Однако политик не может спать спокойно, пока где-то хранятся документы о том, что он был стукачом.
      Охранное отделение Азеф так и не взорвал, но и отказываться от террора партия передумала.
       
Шпион, который вернулся
       Очередной жертвой Боевой группы должен был стать министр внутренних дел П. Дурново. И здесь Азефу крупно не повезло — Охранное отделение вычислило террористов, наблюдавших за домом министра, и вышло на их организатора. Участников покушения уже собирались арестовывать, когда в руководителе террористов узнали тайного сотрудника полиции. Азефа задержали и доставили в кабинет начальника Охранного отделения А. Герасимова. Думающий о политической карьере Азеф не жаждал возобновлять сотрудничество с полицией, однако вариантов у него не было. Сохранилось чудесное описание встречи Азефа с его бывшим начальником П. Рачковским. Азеф буквально засыпал Рачковского упреками в том, что его оставили без средств к существованию и ему пришлось связаться с террористами. Забавно, что крупные полицейские чины как должное восприняли сообщение о том, что их мучимый безденежьем сотрудник решил подработать, занявшись организацией террористического акта.
Если бы не профессиональный охотник на провокаторов Василий Бурцев, организовавший нечто вроде революционной контрразведки, то, возможно, Азеф так и не был бы разоблачен
Поняв, что от возвращения на работу в полицию ему не отвертеться, Азеф начал с того, что потребовал выплатить ему 5 тыс. рублей — компенсацию за то время, когда он бескорыстно взрывал государственных чиновников. Полиция надеялась с помощью Азефа расстроить готовящиеся теракты, и Н. Дурново, из-за постоянной угрозы покушения переставший даже посещать любовниц, охотно санкционировал выдачу этих денег.
       Действительно, Азефу удалось расстроить подготовленный взрыв дома, где жил Дурново. Уже была сшита жилетка со специальными карманами для динамита (впоследствии этот фасон получил название "пояс шахидов"). Однако наш герой неожиданно заявил, что согласен на этот взрыв лишь в том случае, если он сам будет смертником. Члены Боевой группы не решились пожертвовать лидером, и в результате Дурново остался жив.
       Азеф не упускал случая продемонстрировать полиции свою независимость. Он был одним из организаторов покушения на губернатора Ф. Дубасова, подавившего Московское восстание 1905 года. Охранное отделение прекрасно знало, что в подготовке покушения участвовал их агент, но не могло ничего сделать — арестовать собственного сотрудника за покушение такого уровня было немыслимо.
       
Не за страх, а за совесть
       После того как 9 июля 1906 года председателем Совета министров стал П. Столыпин, Азеф сделал окончательный выбор — он оказался большим поклонником политики нового премьера. Теперь работа Азефа сильно изменилась. Он не столько поставлял информацию о террористах, сколько охранял первых лиц государства — Николая II и П. Столыпина.
       Желающих убить царя и Столыпина было столько, что арестовывать их было бессмысленно. Поэтому для охраны столь важных персон избрали такой способ. Террористов не арестовывали, но, получив информацию об уже подготовленном покушении, меняли маршрут следования царского поезда или отменяли бал, во время которого должен был прогреметь взрыв. Борцы с террором надеялись, что бесконечные неудачи постепенно уменьшат число желающих совершить террористический акт. Начальник Петербургского охранного отделения так сформулировал свою новую тактику: "По системе Зубатова, например, задача полиции сводилась к тому, чтобы установить личный состав революционной организации и затем ликвидировать ее. Моя задача заключалась в том, чтобы в известных случаях оберечь от арестов и сохранить те центры революционных б партий, в которых имелись верные и надежные агенты. Эту новую тактику диктовал мне учет существующей обстановки. В период революционного движения было бы неосуществимой утопической задачей переловить всех революционеров, ликвидировать все организации. Но каждый арест революционного центра в этих условиях означал собой срыв работы сидящего в нем секретного агента и явный ущерб для всей работы политической полиции. Поэтому не целесообразнее ли держать под тщательным и систематическим контролем существующий революционный центр, не выпускать его из виду, держать под стеклянным колпаком, ограничиваясь преимущественно индивидуальными арестами".
Убийство Плеве обошлось эсэрам в 30 тысяч рублей. Большая часть этих денег осела в карманах Азефа
       Боевики были в полном недоумении — вроде бы они все делали правильно, но ничего не получалось. Крупные теракты совершали представители других партий (только в мае 1906 года террористами было убито более ста человек), а эсеровская Боевая организация молчала. Правда, Азеф периодически выступал с идеями внедрения в дело террора технического прогресса. Он на полном серьезе предлагал эсерам финансировать работы по созданию самолета, с которого можно было бы разбомбить Зимний дворец! Ему же принадлежала идея атаковать императорскую яхту при помощи специально изготовленной подводной лодки. А в донесениях своему полицейскому начальству Азеф говорил, что целью этих проектов является опустошение партийной кассы.
       И тем не менее ситуация была невероятной — полицейский агент по заданию своего начальства занимался подготовкой покушения на императора и премьер-министра! При этом ему было обещано, что ни один член его организации не будет арестован. Договор выполнялся неукоснительно. Царь жил в надежно охраняемом Петергофе, а когда он собирался выезжать, начальник Департамента полиции выяснял у Азефа, есть ли в столице его террористы. Если Боевая группа оказывалась на месте, царь отменял поездку.
       Охота на царя щедро спонсировалась. Так, из 300 тыс. рублей, которые эсеры украли в Государственном казначействе, 100 тыс. они передали Азефу. Служа верой и правдой полиции, Азеф даже не просил о повышении жалованья: революционных денег вполне хватало. Периодически ему удавалось вырваться в Европу, где он оттягивался, играя в Монте-Карло. Все-таки Азеф был азартным человеком.
       
Человек вне подозрений
       В 1905 году к члену петербургского комитета партии эсеров Е. Ростковскому пришла женщина в густой вуали и передала письмо, которое гласило: "Товарищи! Партии грозит погром. Вас предают два серьезных шпиона. Один из них — бывший ссыльный, некий Т... Другой шпион недавно прибыл из-за границы — какой-то инженер Азиев..." В письме содержался подробный перечень того, что выдали эти люди.
По иронии судьбы первым человеком, которому Е. Ростковский показал это письмо, был именно Азеф. Он сразу все понял, но самообладания не потерял. "Азиев — это я. Моя фамилия Азеф",— сказал он потрясенному Ростковскому, знавшему его лишь по партийной кличке. После этого разговора Азеф сам сообщил руководству эсеров о письме, и оно было объявлено полицейской провокацией против лучшего боевика.
       Найденное объяснение работало безукоризненно. Когда эсеры получали какую-либо информацию о том, что Азеф ведет двойную игру — а такие сведения всплывали периодически,— они сразу вспоминали, что однажды полиция уже клеветала на этого кристально чистого человека. И даже созываемые партией комиссии по расследованию доносов на Азефа отказывались всерьез проверять деятельность столь выдающейся личности.
       Понимая, что главную опасность для него представляют перешедшие на сторону революционеров сотрудники полиции, Азеф тщательно отслеживал все утечки информации и незамедлительно сообщал о них в своих полицейских отчетах. Он слишком боялся, что его коллеги-стукачи что-нибудь сообщат его коллегам-революционерам.
       
Разоблачение
       Человеком, которому удалось поколебать всеобщую веру в Азефа, стал профессиональный охотник на провокаторов Василий Бурцев. Сведений, нарытых Бурцевым, хватило бы на разоблачение десятка полицейских агентов, но в виновность Азефа, организовавшего убийства великого князя Сергея Александровича и Плеве, верить отказывались. В конце концов Бурцеву удалось невозможное — бывший директор Департамента полиции Алексей Лопухин согласился на беседу с ним, а затем дал подробные письменные показания. Можно себе представить, в каком состоянии были руководители партии эсеров. Вероятно, что-то подобное испытали бы американцы, случайно узнав, что Осама бен Ладен является давним сотрудником ЦРУ.
       Бесконечные революционные суды и комиссии по делу Азефа долго не решались признать его виновным. А когда в январе 1909 года его вина все-таки была признана, убить его так и не решились. Азефу удалось бежать, и желающих его искать не оказалось.
       Приговоренный эсерами к смерти знаменитый террорист и не менее знаменитый стукач спокойно жил в Берлине с паспортом на имя коммерсанта А. Немайера. Почтенный герр Немайер занимался игрой на бирже (азартный человек — тут ничего не поделаешь), и лишь в начале первой мировой войны его безмятежная жизнь несколько омрачилась — начались финансовые неудачи, за которыми последовал арест по обвинению в революционной деятельности. Проведя два с половиной года в Моабитской тюрьме, Азеф был выпущен на свободу лишь в 1917 году после заключения перемирия между Россией и Германией.
       Умер он в своей постели 24 марта 1918 года. Но поверить в его смерть прогрессивная общественность долго не могла. Призрак Азефа всплывал и на страницах нелегальных эсеровских изданий, и во время показательных процессов 1930-х годов.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
       
При подготовке статьи использованы материалы Л. Г. Прайсмана.
       
БРАТЬЯ ПО ОРУЖИЮ

"Почему я не застрелил Азефа на допросе?"
       Из заявления Бориса Савинкова судебно-следственной комиссии по делу Азефа, 1909 год
       Впоследствии я задавал себе такой вопрос: понимал ли я в то время, ясно ли я давал себе отчет, что из всех товарищей по партии именно на мне... лежит обязанность персонально убить Азефа? И я себе ответил, что да, я совершенно ясно эту свою ответственность сознавал. Тогда я задал себе вопрос: почему, собственно, я Азефа не застрелил тут же на допросе? И вот я вам должен ответить совершенно искренне, как я себе ответил на этот вопрос. Нужно вам сказать, что мои отношения с Азефом в последние годы были очень хорошими. Личной дружбы между нами никогда не существовало, но в моих глазах он был единственным достойным мне товарищем по прошлым боевым делам. И я не ошибусь, когда скажу, что мое чувство к нему было приблизительно братское.
       Когда я убедился, что он провокатор, я понял, что в тот момент мое чувство к нему не изменилось, то есть я чувством этого не воспринял. Когда я голосовал в собрании за его убийство, я голосовал чисто логически, лично же я в себе, несомненно, сил его убить в тот момент не чувствовал и на допросе с ним говорил, зная и понимая, что он провокатор, не так, как если бы я говорил с чужим мне провокатором. Поэтому я должен сказать комиссии, что я считаю, что ответственность за побег падает исключительно на меня, что он убежал только потому, что в нужный момент я не нашел в себе сил его убить, поднять на него руку. Вы понимаете, что это очень щекотливый вопрос и что при несколько другом освещении он может принять совсем иной характер. Я это говорю комиссии потому, что ответственность за его побег я считаю возложенной лично на меня и что именно я больше, чем кто-либо другой, за это отвечаю.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...