В конце минувшей недели в Москве прошел "круглый стол" на тему "Американо-иракский конфликт и национальные интересы России", участники которого пришли к выводу, что у экономических отношений между Россией и Ираком прекрасные перспективы. Однако у специального корреспондента Ъ МИХАИЛА Ъ-ЗЫГАРЯ, взглянувшего на эту же проблему из Багдада, создалось прямо противоположное впечатление.
То, что у русских в Ираке особый статус, ни для кого не секрет. Быть русским в Багдаде очень легко и приятно. Многие таксисты, узнав, что пассажир из России, отказываются брать деньги. Упрямые чиновники и те смягчаются. СМИ охотно поют дифирамбы Москве и российским властям. Самая популярная в стране газета "Бабиль" из номера в номер пишет о том, что "гнусные попытки США и Британии привлечь Москву на свою сторону провалились", а "президент Путин дал отпор антииракским планам Вашингтона и Лондона".В обмен на нынешнюю поддержку иракцы даже готовы списать России все былые грехи. "Как у вас там дела в Чечне?" — спрашивает у меня продавец газет. Я вижу, что в заголовке статьи, которую он читал перед моим появлением, присутствует слово "Чечня", и заранее готовлю себя к напряженному разговору. "А что ты знаешь про Чечню?" — на всякий случай проверяю я собеседника. "Ну как же, их бомбят американцы",— вдруг выдает он. "Ты ничего не перепутал?" — с улыбкой интересуюсь я. Он явно недоволен моей неосведомленностью: "После того как в Америке взорвали Всемирный торговый центр, американцы выяснили, что организаторам этих терактов помогали чеченцы. Поэтому они теперь бомбят вашу Чечню".
Я не верю своим ушам. Буквально пару лет назад у меня на глазах в Каире сжигали российский флаг — в знак протеста против чеченской войны. А в Багдаде сейчас думают, что русские к этой войне не имеют никакого отношения.
У иракцев Россия вызывает совсем другие ассоциации. Новый знакомый уже через пять минут разговора со мной сбегал в соседнюю комнату и принес оттуда буклет Уральского автозавода. "Нам нужны вот такие машины,— начинает показывать мне на фотографии 'уазиков'.— Ты можешь их привезти?"
Российские машины в Ираке хорошо знают. Город Хила имеет прозвище "Абу 'Москвич'" (отец "Москвича") за то, что он долго снабжал страну этими машинами. По всему Ираку колесят "КамАЗы". Русская инженерная компания недавно заключила контракт на поставку в Ирак пяти тысяч "Волг", которые заменят дряхлые Volkswagen бразильского производства в качестве багдадских такси.
Еще русские качают в Ираке нефть, восстанавливают построенные еще СССР и разрушенные бомбардировками электростанции и заводы, строят новые. В Ираке около 260 российских компаний, это 20% всех иностранных фирм в стране.
Однако сами русские коммерсанты, работающие в Ираке, нынешним положением недовольны. "В Ираке российским компаниям очень трудно работать, но это не вина иракцев. Наоборот, российские компании сами мешают друг другу, ставят друг другу палки в колеса. Французские или китайские фирмы всегда выступают единым пулом и помогают друг другу, а русские, наоборот, грызут друг другу глотки и из-за этого очень многое теряют",— в один голос жалуются мне российские предприниматели.
Как ни странно, российских бизнесменов совершенно не пугают американские планы начать военную операцию. Они любят повторять, что войны не будет — слишком тесно завязан Ирак с западными странами, и удар по стране будет равносилен удару по собственным экономическим интересам. Еще русские в Багдаде считают, что с Ирака поскорее надо снять экономические санкции. Но именно со снятием санкций связаны наибольшие опасения российского бизнеса в стране.
Как только с Ирака будут сняты санкции, говорят они, для российских компаний настанут сложные времена. Во-первых, Ираку больше не понадобится политическая поддержка Москвы, а значит, все привилегии русским отойдут в прошлое. "В страну хлынет иностранный капитал, и наши фирмы уже не смогут с ними конкурировать. Вот многие западноевропейские страны, например, уже сейчас дают фирмам, работающим в Ираке, беспроцентные кредиты. А Китай вообще оплачивает до 10% расходов своих компаний в Ираке — это позволяет им выставлять заниженные цены. А после отмены санкций нас в Ираке совсем задавят",— прогнозируют российские бизнесмены.
На фоне постоянных признаний иракцев в любви к России такие прогнозы кажутся слишком пессимистичными. Чтобы продолжить разговор о судьбе русских в Ираке, я отправляюсь к одному из главных знатоков России в Багдаде, декану языкового факультета Багдадского университета профессору Диа ад-Дину Нафи Хасану (Dia ad-Din Nafi Hasan). В начале нашего разговора он долго и трепетно говорит о своей любви к русской культуре и русскому языку. Но как только я завожу разговор об экономике, доктор Диа становится резок: "Конечно, очень скоро русским будет очень тяжело в Ираке,— повторяет он пессимистический прогноз,— русских выгонят, но совсем не потому, что мы их не любим. Это все из-за того, как они с нами работают".
"Коммерция — это искусство, искусство контактировать с обществом,— развивает свою мысль доктор Диа,— а ваши бизнесмены не владеют этим искусством. Русские компании не смогут конкурировать с богатейшими компаниями из Японии, Англии или даже Америки. Возьмем, к примеру, французов. Приехала к нам нефтяная компания из Франции, и ее директор послал свою жену в университет — работать на кафедру французского языка. Причем бесплатно, ради процветания французского языка! На Новый год они присылают подарки всем учителям кафедры французского языка. Пусть это какой-нибудь кекс — но это подарок, это внимание. Иракцы всегда ценят внимание. А русские не знают этого, они знают только, где рестораны и где проститутки",— горячится профессор.
"Но как же политическая поддержка, которую Москва сейчас оказывает Багдаду?" — спрашиваю я и ожидаю, что, как и все мои предыдущие собеседники, доктор Диа начнет благодарить Москву за помощь. Но он начинает весьма уклончиво: "Поддержка? Я даже не знаю. Я уверен, что простой русский человек любит Ирак, любит мир и не любит нахальства американцев. Я знаю настроение русской улицы (я недавно был в Воронеже), они жалеют Ирак. И я надеюсь, что российское государство будет слушать голос своего народа". Видимо, доктор Диа не слишком верит частым сообщениям иракского телевидения о том, что "Москва выражает безоговорочную поддержку Ираку".
На выходе из университета я завожу разговор с студенткой, изучающей русский язык. Шейма, так ее зовут, услышав мое имя, начинает иронически улыбаться: "Михаил? Михаил Горбачев?" Я вспоминаю многочисленные гневные речи иракцев об экс-президенте СССР: "Он предатель, он продал нас старшему Бушу в 1991 году. Он даже хуже, чем Буш, потому что Буш никогда не скрывал, что он наш враг, а Горбачев сначала притворялся другом". Мне говорили даже, что, когда строился отель "Ар-Рашид", постояльцы которого вытирают ноги о портрет Джорджа Буша-старшего, первоначально планировалось рядом выложить и лицо Михаила Горбачева. Но, по слухам, Саддам Хусейн (Saddam Hussein) решил не обижать русских, и американский президент остался в одиночестве.
Но Шейма не решается напомнить мне об этом. Она каждый день смотрит иракское телевидение, читает иракские газеты. Она не знает, что российские компании опасаются, что их выдавят из Ирака, а Россия еще не решила, использовать ли свое право вето в Совете Безопасности ООН, когда речь зайдет о новой американской резолюции по Ираку. Шейма говорит, что раньше хотела учить английский, но ее баллов в аттестате хватило только на то, чтобы учить русский. "И сейчас я так рада, что связала свою жизнь с Россией,— беззаботно улыбается она.— Ведь теперь, когда Россия и Ирак стали такими близкими друзьями, у нас везде требуются специалисты с русским языком!"