Проекты театр
Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ / купить фото
23 февраля в спорткомплексе "Олимпийский" на церемонии вручения премии "Чартова дюжина" выступит легендарная санкт-петербургская группа АВИА, объединяющая в своих представлениях рок-н-ролл и традиции советских парадов физкультурников. БОРИС БАРАБАНОВ поговорил с одним из идеологов группы, руководителем театра Derevo АНТОНОМ АДАСИНСКИМ, о том, почему АВИА и сейчас живее всех живых, а также о его роли в фильме "Викинг" и о новой опере в театре Теодора Курентзиса.
— В прошлом году во время фестиваля "Наши в городе" группа АВИА выступила на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Это была самая большая аудитория, перед которой доводилось играть?
— Мы играли на больших пространствах и в Перми, и в Германии, но это была самая большая аудитория, и важно, что все сошлось: Питер, Дворцовая площадь, АВИА. Ощущение конца света присутствовало. Особенно интересно было видеть реакцию людей, которые никогда в жизни не видели АВИА в силу возраста. Они с открытыми ртами смотрели на нас, видели этот европейский уровень сыгранности и отказывались верить в то, что это отечественная группа.
— Кроме вас, Николая Гусева и Алексея Рахова в группе сейчас совсем молодые люди, а девушки, которых можно видеть в памятном "Музыкальном ринге" с АВИА, сейчас, наверное, уже бабушки. Как вы объясняете новому поколению артистов, о чем это, что это за эстетика, откуда этот строй, эти лозунги? Они ведь родились, когда все это было уже совсем далеким прошлым.
— Молодые люди выстраиваются в очередь, чтобы попасть в это действо. Им ничего не нужно объяснять, они прекрасно все знают. Двери в историю открыты. Та эпоха и тот язык, на которых держится АВИА, сейчас не просто больше видны в массмедиа, чем 30 лет назад, я могу сказать, что они становятся каким-то культом опять. К ним обращаются, потому что это было "правильно", это была "надежда", светлые крепкие люди с отбойными молотками на плече. Новые актеры, которые к нам приходят, с одной стороны, понимают, что в поэзии Николая Гусева заложено много пластов, в том числе и сарказм, но, с другой стороны, когда они окунаются в эту атмосферу, это вранье становится какой-то правдой, и в ней очень комфортно. Это как болото: тебя затягивает, и ты становишься таким вот псевдорусолюбом, псевдосталинистом, начинаешь верить в то, чего никогда не было. Сейчас АВИА звучит еще более актуально, чем когда мы начинали это делать. Насчет правды могу привести один пример. Когда мы снимали фильм "Викинг", в котором я сыграл главного волхва, я относился к этому как к древней истории, малоизученным фактам. Но на съемочной площадке в Крыму стали появляться неоязычники, которых, как выяснилось, очень много. Это молодые ребята, хорошо образованные, подкованные. И по ночам они у нас в декорациях капища устраивали свои праздники с танцами и прыжками через костер по полной программе. Ребята, которым сейчас двадцать пять,— любопытное поколение. Они много знают, на ты с техникой, а главное, у них нет сомнений, от них такая вера прет! Поэтому во всех проектах они на переднем плане. И когда такие ребята выходят на сцену в АВИА, их ровесники в зале понимают, что это происходит сейчас, это не про дедушек и бабушек история. У них нет цинизма, нет второго плана, который был в нашем поколении. Им в группе АВИА мерещится абсолютная правда. Становится действительно страшно: они делают это лучше, чем мы.
— В новом сериале Валерии Гай Германики "Бонус" вы играете рэпера. Это такой противоположный полюс по отношению к вашему глухонемому волхву из "Викинга"?
— К тому моменту, когда поступило предложение от Гай Германики, я в этой жизни уже делал все, кроме рэпа. У меня был определенный скепсис по отношению к рэпу. Но когда я услышал Дуню (Александр Пархоменко.— "Ъ"), который написал все тексты и музыку, я был поражен тем, что вот ходит такой, может быть, не очень заметный человек, не собирает стадионов, но он точно поэт. А для меня существует огромная пропасть между поэзией и литературой, и я всегда хотел быть только на стороне поэзии. Слушая Дуню, мне хотелось разобраться в первоисточниках, в его логике. Если я играю свои спектакли для сегодняшнего поколения, я должен понимать его язык, мне нужно в него погрузиться. Они не читают Фейхтвангера, они слушают это. Если бы Дуня был хоть на ступенечку ниже, по лексике, по уровню цинизма, я бы отказался от роли. Но у него с текстами все в порядке. С ролью шамана в "Викинге" было сложнее. Когда я увидел текст роли...
— А там был текст?
— Изначально да. Я сказал режиссеру, что это убогий, никому не понятный, высосанный из пальца язык, набор штампов типа "Вас сюда не звали". Мы стали придумывать, что я глухонемой или у меня вырван язык, перебита глотка, что я все мысли выражаю языком тела, а за мой спиной нейтральным голосом говорит другой человек. Причем у нас там не язык глухонемых, а магический язык. Поворот налево — "война", взгляд прямо — "урожай", поворот через спину — "весна".
— Насколько я знаю, на "Чартову дюжину" в "Олимпийский" вы приедете из Перми, где будете работать над оперой с Теодором Курентзисом. Что это за постановка?
— От Теодора мне поступило предложение заняться режиссурой оперы Анны Соколович "Свадьба". Я сказал "нет". А потом я понял, что предлагается совсем не то, что обычно себе представляешь: знаете, 28 напомаженных людей, монокли, гребни, лорнеты... пыльная форма. Нет, "Свадьба" — это опера с очень большой нелюбовью к самой опере. Это шесть женских голосов а капелла, они существуют в очень сложной ритмически-гармонической структуре причитаний, камланий, заговоров. Пятнадцать семнадцатых, двадцать тридцать вторых... Отличный повод освежить свои знания, я все же знаю музыку, читаю ноты. Это древнеславянская, а точнее, сербская история. Я бы сказал, языческая. И к свадьбе здесь тоже отношение особое. Свадьбы ведь бывают разные. По любви, по прописке, "связать себя узами", переехать в другую страну, объединить капиталы, просто выдать девочку 13-летнюю замуж. Много вариантов этой формы социального давления на человека. То есть у меня есть два желания: поработать с красивой и сложной музыкой и отчитаться о своих мыслях по поводу социальной ячейки под названием "муж и жена". 25 февраля — премьера в Перми. И еще у меня очень важное событие: я сделал сольный спектакль под названием "Последний клоун на земле". Этот спектакль можно будет увидеть в апреле в питерском зале "Эрарта". Я впервые вышел на сцену один с очень простыми вещами. И мне стало хорошо. Клоунада позволяет перевернуть мир, который сейчас слишком крепко стоит на ногах. И этот мир меня не очень устраивает. Если мы будем смеяться, в этом есть надежда, в этом есть солнце.