В Театре сатиры Михаил Козаков поставил мюзикл "Игра" по мотивам пьесы Сухово-Кобылина "Свадьба Кречинского". Слово "мюзикл" появилось в названии по милости Александра Колкера, написавшего к спектаклю музыку. Но корреспонденту Ъ МАРИНЕ Ъ-ШИМАДИНОЙ происходящее на сцене больше напомнило водевиль.
К спектаклю Михаила Козакова это определение подходит как нельзя лучше. Пьеса Сухово-Кобылина, открывающая мрачную полуабсурдистскую трилогию о российской действительности, выглядит в Сатире водевильной шуткой, невинной развлекательной комедией нравов без какого то ни было намека на современность и социальную злободневность. Что касается музыки, то ее в этом "мюзикле" не больше, чем в любом современном драматическом спектакле. Неспешно текущее действие лишь изредка прерывают невесть откуда взявшиеся куплеты. Впрочем, если бы их не было вовсе, ничего страшного не произошло бы. Поэтические опусы либреттиста Кима Рыжова вроде песенок "Шерше ля фам" или "Женская доля", обнаруживающих генетическое родство с самыми махровыми "шедеврами" нашей эстрады, критики не выдерживают.Единственный действительно выдержанный в жанре мюзикла номер выглядит здесь инородным телом, хотя именно он дает название спектаклю. Обрамляющий оба акта музыкальный эпизод изображает азарт карточной — и не только — игры. Но расхожий постулат "Что наша жизнь? Игра" иллюстрируется с помощью таких же расхожих приемов: светомузыка, кордебалет девушек в цилиндрах и перчатках, карточный стол с застывшими над ним игроками. Единственный, кто оживляет эту картину,— Андрей Барило в роли ростовщика Бека. Неожиданно этот второстепенный персонаж превращается в этакого юркого мелкого беса, руководящего игрой. Очень подвижный и пластичный, в шикарном желтом костюме и желтых же перчатках (художник Мария Данилова), он крадучись движется по сцене, смешно картавит, заливается Витасом и вообще чувствует себя в этой стихии как дома. Остальные актеры твердо придерживаются добротной реалистической манеры. Александр Воеводин убедителен в роли помещика агрария Муромского, Елена Подкаминская изображает идиотически восторженную Лидочку, Игорь Лагутин подробно и обстоятельно играет самого Кречинского. Все характеристики до скуки верны, все как положено — и ни на шаг дальше.
Спартак Мишулин, бенефисом которого назван спектакль, среди прочих ничем не выделяется. Его Расплюев — жалкий водевильный старик, трусливый, но жадный до денег. В нем и намека нет на жутковатый характер, породивший в русской литературе целое понятие "расплюевщина". Герой Мишулина даже симпатичен в своей убогости. Любимец публики изо всех сил старается ее рассмешить: беспомощно катается по сцене, брызжет чаем изо рта, громко полощет горло. Создается впечатление, что театр задался целью показать образчик провинциального театра позапрошлого века. Спектакль поставлен без затей и местами даже смешно. Но современный зритель, избалованный авторским театром, видимо, отвык от святой простоты. В день премьеры зал на добрую треть пустовал.