На этой неделе в Петродворце состоялся торжественный прием, посвященный визиту в Санкт-Петербург барона Ги де Ротшильда (Guy de Rothschild). Представитель французской ветви знаменитого банкирского дома, 92-летний барон презентовал свои мемуары, переведенные на русский язык, и вообще держался молодцом.
Прием обставлен был относительно скромно. Никаких смокингов и верениц лимузинов, минимум охраны. Приглашено было всего несколько десятков человек, главным образом бизнесмены и высокопоставленные чиновники. Поскольку под мероприятие выделили целое крыло Большого дворца, даже такие крупные люди в нем как-то затерялись. Спартанскую обстановку оживляли официантки: их заставили напялить мужские камзолы и белые парики, и девушки по этому поводу страшно переживали.
Пока гости собирались и пили шампанское, господин Ротшильд терпеливо сидел со стаканом минеральной водички. Организаторы вечера не придумали ничего лучшего, чем поставить в зале телевизор и включить рекламно-туристический фильм. Приятный мужской голос за кадром что-то шептал о красотах Петергофа. Барон пару раз бросил взгляд на экран, но, кажется, не заинтересовался.
На соседнем столе высилась гора новеньких книг — это и были мемуары, вызывающе названные "Против счастливой судьбы..." (Contre bonne fortune...). Переводчик книги Наталья Бокадорова, первой взявшая слово, бестактно заметила: "То, что барон среди нас,— уже чудо". Она также назвала мемуары господина Ротшильда "учебником жизни" и сообщила, что жизнь богатых совсем не райская, а "мы слишком увлеклись внешними аксессуарами богатства". Судя по перстням на пальцах госпожи Бокадоровой, она хорошо знает, о чем говорит.
Затем произнес речь сам виновник торжества. Барон говорил около получаса, ни разу не присев и не запнувшись, хотя и заглядывая иногда в бумажку. Начал он с того, что ни слова не знает по-русски и поэтому понятия не имеет, что там понаписала госпожа Бокадорова. Верит, впрочем, в аутентичность перевода. Еще господин Ротшильд косвенно возразил переводчице в том смысле, что совершенно не хотел представлять "эталон жизни", а всего лишь рассказал о своем прошлом из чистой любви к истории, трогательно добавив: "Что-то там, конечно, совсем неинтересно". И тут же сделал краткий экскурс в славную историю своего семейства, которое давало займы правительствам и решало судьбы мира, не преминув отметить, что теперь все сложнее и такие схемы уже не работают. Рассказал и лично о себе: воевал, колесил по свету, руководил банком, пока двадцать лет назад социалистическое французское правительство банк не национализировало. Барон среди прочих современников упомянул Жоржа Помпиду, работавшего у него управляющим. Звучало это примерно так: "Мне нужен был человек на ответственное место. Позвал я Жоржа. А потом Де Голль его у меня похитил". После национализации барон настолько расстроился, что и мемуары закончил тем злосчастным 1981 годом. Впрочем, теперь уже ясно, что дальше все шло не так уж плохо: сын господина Ротшильда, имея "десяток служащих и несколько верных клиентов", стал развивать собственное дело, и теперь у него 400 служащих. Ротшильды не пропадут, понятно.
Закончив не слишком политкорректным сравнением арабов с холестерином, барон Ротшильд пожелал России "более сурового режима" (но с гарантиями свобод) и предложил задавать вопросы. Таковых не оказалось. Представители элиты выстроились в очередь за автографами, которые хозяин вечера добросовестно раздавал еще с полчаса. Одна книга, в частности, была подписана для отсутствовавшего в городе губернатора. Затем барон сел ужинать под звуки струнного октета, а приглашенные приступили к фуршету — в русском стиле, но во французском приготовлении.
СТАНИСЛАВ Ъ-ЗЕЛЬВЕНСКИЙ, Санкт-Петербург