"Canta, o kalashnikov, la melodia del Corano"
"Пой, о 'калашников', мелодию Корана"Kabul. Dal nostro inviato ANDREA NICASTRO
От нашего корреспондента в Кабуле АНДРЕА НИКАСТРО
Должно быть, Кадаму уль-Мухаджера (Qadama Ul Muhajer) в тот день пять лет назад посетила муза. Иначе этот активный член террористической организации "Аль-Каида" ни за что бы не отвлекся от своих лекций по технике угона самолетов и не написал бы на полях рабочей тетради этого стихотворения. Он дал ему название "Зеркало":
Гляжу на самого себя
И вижу не простого человека,
Я вижу стену непреодолимую,
Неверным заграждающую путь.
Свое творение Кадама написал по-арабски, не забыв указать точную дату по исламскому лунному календарю: 19 рамадана 1417 года, 9.00. В тот же день, но на другой странице, перед лекцией по обращению с минометом, Кадама записывает и другие стихи, свои или чужие:
Пойдем на битву мы
И всех их одолеем,
И путь прямой проложим мы исламу,
А недругов с лица земли сотрем.
Образ врага служит автору для воспламенения в себе ненависти к кафирам — неверным. А вот другой, более умозрительный опус:
Учитель толковал со мной однажды
О вещи, называемой свободой,
А я спросил его, немало удивленный:
"Скажи, откуда это слово к нам пришло,
Из Греции, из дальних стран, иль наше
Оно по своему происхожденью?"
"Увы, совсем историю забыл ты,—
Сказал учитель, слезы вытирая.—
Ты и твои ровесники забыли
О родине и о своих корнях.
А в это время злой завоеватель
Лишил вас и свободы и ума".
Поэтическим дарованием среди террористов Осамы бен Ладена (Osama Bin Laden) может гордиться не один Кадама. В иностранном исламском легионе, бойцы которого съехались в Афганистан из всех арабских стран, было немало поэтов. Среди тысяч документов, оставленных две недели назад убегавшими из Кабула талибами, можно найти не только схемы взрывных устройств, ядерных снарядов, формулы изготовления химического оружия и конспекты по тактике боя и шпионской работы. Попадаются также списки "мучеников" священной войны и тысяч студентов террористических школ, организованных Осамой бен Ладеном. Это гигантская, чрезвычайно разветвленная организация, способная мобилизовать десятки тысяч боевиков ежегодно. Это настоящая кузница кадров, выпускающая преданных и прекрасно подготовленных солдат, готовых присоединиться к сепаратистскому движению в любой точке мира: в Израиле, Индии, Алжире, Индонезии, Узбекистане или Чечне. Среди всех этих ужасающих документов, свидетельствующих о могуществе Осамы, попадается и поэзия. Большая часть из найденных нами стихов была написана на арабском — языке интернационального общения исламского легиона. Попадаются также стихи на урду и персидском. По нашей просьбе их комментируют профессор персидской и арабской литературы Кабульского университета имам Ульддин Ватхид (Imam Ulddin Wathiq) и автор трехтомного труда, посвященного афганской поэзии, критик и поэт Мохаммед Афзар Рахбин (Mohammed Afsar Rahbeen).
"Качество арабских текстов,— считает профессор Ватхид,— достаточно высокое. Для их авторов арабский является родным языком. Это марокканцы, египтяне, сирийцы, граждане Саудовской Аравии и, конечно, афганцы и пакистанцы. Большинство из них, скорее всего, посещали высшие учебные заведения и имеют неплохой литературный и исторический багаж. Многие с успехом воспроизводят ритм коранических текстов. Примерно то же могу сказать и о стихах на персидском и урду, хотя уровень их авторов немного ниже".
Тематика этих стихов вызывает содрогание. Речь идет о мученичестве во имя ислама, о священной войне, о священном долге завоевать Аль-Кодс — арабское название Иерусалима. Есть даже ода "калашникову" — излюбленному оружию террористов Ближнего Востока и Средней Азии:
Пой, о "калашников", мелодию Корана,
Холодный твой металл да испускает
Священный, очистительный огонь,
И да погубит он захватчиков неверных.
"Пополнение поэтической лексики такими словами, как 'граната', 'ракета', 'танк' и 'пулемет',— явление совсем новое,— говорит господин Рахбин.— Здесь, в Афганистане, оно ведет свое начало со времен советской оккупации. Ввели эту лексику поэты сопротивления, старавшиеся воодушевить молодежь на борьбу с врагом. Это агитационная поэзия, а потому ее ценность достаточно низка. И все же я, как поэт, хорошо понимаю, как все это может происходить. За 22 года войны я сидел в тюрьме, был свидетелем жестоких убийств, видел улицы, заваленные сотнями трупов. Разве это может не отразиться в моей поэзии? То же самое и с этими ребятами из 'Аль-Каиды'. Ведь их каждый день учили убивать людей. Понятно, что их поэзия проникнута трагедией и смертью".
Профессор Ватхид листает тетрадь, владелец которой вел записи по технике проникновения на вражескую территорию. Одна из страниц отведена специально для стихотворения:
Сараево в день окончанья рамадана
Не веселится, но скорбит, взирая
На то, как замерзает, тихо плача,
На пепелище брошенном дитя.
"Не берусь утверждать, что автор этих строк был добровольцем из боснийских бригад,— говорит профессор,— но это очень вероятно. Примечателен эпический слог, характерный для этих стихов. Ведь и на Западе есть литературная традиция, связывающая войну и религию, героизм и устремления к высшему. Взять хотя бы 'Неистового Роланда'. В эпоху крестовых походов христиане и мусульмане высказывали свои убеждения через поэзию. Позже этот жанр вышел из употребления. Даже британское вторжение в Афганистан в прошлом веке не привело к возрождению в персидской литературе эпической традиции. Зато это произошло в арабской литературе после создания Государства Израиль и в персидской литературе после начала советской оккупации Афганистана.
Призывы к священной войне и к жертве во имя Аллаха,— продолжает профессор,— не умолкают. Они стали напоминать об эпохе великой мусульманской экспансии в Европе. Только в этих призывах нет позитивной идеи. В них одна лишь жажда мести".
Перевел ФЕДОР Ъ-КОТРЕЛЕВ