В Москве появились первые зрители нового фильма Юрия Грымова "Коллекционер" — журналисты и критики. Широкий прокат картины начнется 1 ноября в кинотеатре "Ролан".
Прокат этот, впрочем, можно назвать широким лишь условно, поскольку, по словам самого режиссера, предпочтение отдается небольшим кинозалам, не более чем на 200 мест. Дело в том, что мозг Юрия Грымова устроен весьма причудливо, и свидетельства этого наблюдать всегда интересно, но иногда и тяжело, особенно для тех, чья голова спроектирована по типовому проекту. И Грымов принципиально не испытывает никакого снисхождения к тем, кто, может быть, чего-то не воспринимает и недопонимает, потому что он самый последовательный эгоцентрик из всех действующих российских авторов: "Сейчас фильм — и по форме, и по содержанию, и по состоянию — соответствует моему представлению о публичном воплощении своих мыслей. То есть фильм — это фактически я".
На мой взгляд, ничего эзотерического в "Коллекционере" нет, и понять метафорику этого фильма и идентифицироваться с ним вслед за режиссером нетрудно человеку с цепкой, разветвленной эмоциональной памятью, для которого воспоминания бывают важнее, чем новые впечатления. Мне, например, мое внутреннее устройство всегда представлялось примерно таким, как место действия "Коллекционера": дом, хозяин которого (Алексей Петренко) собирает в разных комнатах все, что доставляет человеку удовольствие, а значит, имеет над ним власть. Поскольку Грымов любит броскую картинку, то у его коллекционера тоже склонность к вещам, доставляющим, помимо всех прочих, и визуальное удовольствие: в одной комнате — большие яркие птицы, в другой — бабочки и часы, в третьей — разнообразные изображения и модели фаллосов. Есть коллекция запахов — знакомство с ней сопровождается шуткой про запах космического корабля, на котором летал Юрий Гагарин. (Корабль этот пах преимущественно блевотиной: "Он сказал 'поехали' и срыгнул икрой".) Не показана, но упоминается комната, в которой хранится коллекция денег. Люди в доме коллекционера тоже водятся: женщина, нанятая для инвентаризации экспонатов, ее 14-летняя дочь и трое молодых мужчин, которым хозяин показывает свои сокровища, попутно продвигая идею о том, что жизнь — это вообще постоянный процесс коллекционирования воспоминаний об удовольствиях, в том числе и о людях. "Каждый из нас — экземпляр чьей-то коллекции. Можно быть в нескольких коллекциях сразу. Можно быть любимым экспонатом и стоять на видном месте, а можно пылиться в запаснике" — цитатник с такими афоризмами, сочетающими пижонство рекламных слоганов и психологическую меткость, Грымов любит выпускать к каждому своему фильму.Тут возникает некоторое противоречие между массированным и грамотным пиаром грымовских произведений и явной их непредназначенностью для широкой публики. Противоречие это режиссер осознает: "С одной стороны, нельзя продаваться. С другой — желательно, чтобы пришли и купили. Подсовывать на рынок крашеных матрешек поздно, этот период закончился". Грымов выпускает на рынок кич совсем другого уровня, чем крашеная матрешка. В фильме одна из коллекций, которой хвастается герой Петренко,— коллекция кича, где вместе с белой кошкой в розовом банте и зеленым перламутровым аккордеоном хранится кинематографическая хлопушка. Можно воспринимать это как намек, что кинематограф в принципе Грымов склонен помещать в раздел кича. Во всяком случае, его кино по форме очень близко к кичу — если понимать кич как чье-то представление о красоте, доведенное до абсурда, когда красота уже становится утомительной глазу и смешной рассудку. Но она не перестает при этом быть красотой, особенно если ее нагнетание с риском впасть в безвкусицу, в "красотищу" делается сознательно. А Грымов уверяет, что у него продуман "каждый прыщ на лице актера и каждая трещина на стене", и это похоже на правду. Бесконечное зачарованное вглядывание Грымова в изобретаемые им эффектные фактуры заставляет вспомнить слоган к его первому, короткометражному фильму "Мужские откровения", позаимствованный у Ницше: "Если ты смотришь в бездну, бездна тоже смотрит в тебя". Если режиссер уделяет гипертрофированное внимание тому, чтобы окровавленная тряпка в руках персонажа походила на вынутое сердце, то он должен быть готов, что вынутое сердце в его фильме покажется похожим на окровавленную тряпку. Или даже не на окровавленную, а вымоченную в красной краске. И автора обвинят в том, что вещи у него получаются лучше, чем люди, а значит, что люди его не интересуют. На этот случай хитрый Грымов поместил в конце фильма титр "Опасайтесь устойчивых определений", тщетно пытаясь ускользнуть от булавки критика, который все равно пришпилит его в тот раздел своей коллекции, где хранятся бездушные формалисты.
ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА