Вечером 3 ноября Центральный дом актера, размещающийся ныне в здании бывшего
Министерства культуры СССР (в Калошином переулке) открыл свой 56 сезон. На
открытии собрались актеры Элина Быстрицкая, Александр Лазарев, Светлана
Немоляева, Эммануил Виторган, Алла Балтер, Владимир Этуш, Роман Карцев.
Присутствовал министр культуры Евгений Сидоров. Зал был переполнен: зрители
сидели даже на ступеньках. Директор Дома Маргарита Эскина сочла вечер
удавшимся.
Честь открытия вечера была предоставлена Михаилу Ульянову. Он поздравил все
актерское братство и провозгласил: "В России театр жив и здоров!", чем вызвал
бурные аплодисменты собравшихся.
Друг дома Тельман Гдлян, получив слово, со свойственной ему горячностью
ринулся обвинять власти в попытке посягательства на здание, в котором ныне
располагается "этот уютный дом". Гдлян заверил, что с юридической точки
зрения проблема решена однозначно: факт принадлежности помещения Дому актера
закреплен указом президента.
Данное утверждение подкрепили поднявшиеся на сцену астрологи. Они предрекли
Дому актера успешный сезон, заявив, что "согласно звездам, отобрать его никто
не сможет".
Развеселило публику выступление молодых актеров театра имени Моссовета,
показавших "Импровизацию в стиле Романа Виктюка" на тему "Трех сестер".
Сестер изобразили наряженные в юбки молодые люди с голыми торсами. Один из
них, игравший Машу, томно вздыхал: "Хочу в Москву!", другой, исполнивший роль
Ирины, свирепо кричал: "Работать надо!", "Ольга" отмалчивалась. Финальный
дивертисмент на поклоне в полной мере продемонстрировал изящество и
пластичность юношей и сорвал овацию.
Студенты курса Леонида Хейфеца разыграли музыкальный капустник, в финале
которого назвали присутствующих в зале актеров "отечества шутами". На этот
титул с готовностью откликнулся Александр Ширвиндт и под звук взлетающего
самолета вышел на сцену.
С этого момента хохот в зале почти не смолкал. Ширвиндт заявил, что "остро
вставший вопрос о кормлении гостей будет решен своеобразно." Для этого всем
собравшимся предлагалось представить себя летящими в салоне бизнес-класса.
После чего последовала команда раздать гигиенические пакеты. В зал были
внесены коробки, в которых оказались фирменные упаковки с едой аэрокомпании
"Балатон", немедленно розданные всем присутствующим. Главным достоинством
наборов были маленькие бутылочки водки, которые Ширвиндт ласково называл
"ноль одиннадцать". Исполняя роль тамады этого "аэробанкета", Ширвиндт
отвинтил пробку у своей бутылочки и показал, как следует пальцем отмечать
линию глотка (дабы не опустошить "ноль одиннадцать" сразу же).
Первый тост был провозглашен "за здоровье Маргоши" — т. е. Маргариты
Эскиной. Собравшиеся поддержали его, дружно глотнув каждый из своей емкости.
При этом Ширвиндт не преминул упрекнуть Табакова, что тот не пьет. Табаков
пытался было отговориться тем, что он за рулем, на что Ширвиндт возразил: "Я
и сам не на лошади приехал".
Мария Миронова, взяв микрофон, сказала: "Из 56 открытий сезонов в Доме актера
я не присутствовала лишь на одном. Это всегда для меня праздник." Миронова
выразила общее пожелание актеров: сделать этот дом таким же обжитым и родным,
каким был сгоревший на Тверской.
В последовавшее "застолье" внесли лепту все присутствующие в зале актеры, кто
словом, кто делом. Михаил Глузский, сжалившись над тамадой, успевшим уже
прикончить свою "ноль одиннадцать", презентовал ему "ноль пять". Тосты по
смыслу укладывались в одну фразу: "Хорошо сидим." Юрий Щекочихин (названный
критиком Львовым-Анохиным — к радости Ширвиндта — Чекощихиным)
прокомментировал: "Интеллигенция снова уходит на кухни." Недавно приехавший в
Москву из Израиля поэт Губерман произнес лаконичный лагерный тост: "Давайте
выпьем за то, чтобы мы жили так же, как сидим."
Ширвиндт, смягчая антиправительственную запальчивость Гдляна, польстил
присутствующему в зале министру, заявив: "Могли ли мы подумать, что будем
называть министра Женей и так запросто с ним выпивать!"
Закрыл бал Михаил Ульянов, призвав "взявшись за руки, как пингвины,
противостоять ветру и холоду".
ИРИНА Ъ-ШМИДТ