По всей стране прокатилась волна "Автокатастрофы" — скандального киноопуса Дэвида Кроненберга, уже анонсированного Ъ. Демонстрация фильма в российском прокате тем более знаменательна, что его нью-йоркская премьера состоялась всего лишь в минувший уик-энд.
Боевое крещение "Автокатастрофа" (Crush) получила в мае прошлого года на Каннском фестивале. Зал то охал, то нервно хихикал. Журналисты в темноте лихорадочно марали блокноты, подсчитывая количество мертвецов и половых актов на единицу экранного времени.
И того и другого в фильме и впрямь хватает. В первом же кадре жена главного героя занимается любовью с авиаинструктором в самолетном ангаре. В последнем — проделывает то же самое с мужем, выкатившись в полуобморочном состоянии из разбитого автомобиля. Ошарашенное каннское жюри не нашло подходящей формулировки в числе запланированных фестивальных наград, и учредило режиссеру спецприз "за художественную смелость".
Фильмы Кроненберга шокировали и прежде. Бывший "независимый" из Канады, снимавший узкопленочные ленты еще в колледже и осуществивший свой первый коммерческий проект в Европе, попал в число самых перспективных хоррор-мейкеров второй половины 70-х благодаря неуемным экспериментам с человеческой плотью.
Понятие "мутации" только входило в словарь культуры конца тысячелетия, а в его "Дрожи" (1974) неведомые вирусы уже внедрялись в тела и вызывали у своих жертв сексуальную лихорадку. В "Бешеной" (1977) порно-звезда Мерилин Чамберс играла битую мотоциклистку, в результате пластической операции почуявшую вкус к человеческой крови. В "Видеодроме" (1982) люди постепенно превращались в видеомагнитофоны, а в "Мухе" (1986) — римейке старой картины Курта Ньюмана — гримеры честно заработали свой "Оскар", сделав из красавчика Джеффа Голдблума мохнатое чудище.
И зрители и критики подчас морщились от идеосинкразических шедевров режиссера. Однако неизменно признавали за ним определенное место в постмодернистском ландшафте, где эстетика отвращения не только не противоречит авторскому намерению, но зачастую и определяет его.
Кроненберг выложил свой главный козырь, экранизировав в 1991 году "Голый завтрак" — бит-классику Уильяма Берроуза, в которой пишущие машинки ползали как тараканы уже не по законам жанра, а по воле писателя-психоделиста, пробормотавшего сквозь многолетний наркотический бред метафору творчества. Следом появилась киноверсия пьесы Дэвида Хуана "М. Баттерфляй". Взявшись за историю любви между французским дипломатом и азиатским шпионом, Кроненберг вообще отказался от привычного хоррор-арсенала. Зато показал страсть как высшую форму мутации, при которой тело и даже пол уже не имеют никакого значения.
Было бы странно, если бы режиссер обошел вниманием роман англичанина Джеймса Грэхема Балларда "Автокатастрофа".
Книга вышла в 1973 году. По словам автора, она родилась из опыта современного автовождения, на каждом шагу провоцирующего соблазн секса, репрессий и власти. Водительские наблюдения Балларда вылились в мрачную фантасмагорию о тех, кто, однажды побывав в ДТП, уже не в силах избавиться от искушения высокотехнологичной гибелью, освобождающей последние энергии и вводящей жертву в упоительный круг "stars-cars-scars" (выражение принадлежит писателю и по-русски переводится "звезды-машины-шрамы").
Книга Балларда стала культовой сразу же после публикации. Ее называли первой апологией постиндустриальной смерти, на нее ссылался Бодрияр и уважали панки.
Кроненберг воспроизвел литературный текст шокирующе буквально. Весь фильм герои азартно носятся на машинах и в машинах же совокупляются, словно обретя в мятых кузовах и погнутых бамперах гигантские биостимуляторы. Особый кураж достигается, если в качестве партнера выступает кто-нибудь с выраженным физическим увечьем, а еще больший — если удается инсценировать смертельную аварию с участием знаменитого человека. Например, Джеймса Дина, разбившегося на своем "порше" по дороге на автогонки. Или Джейн Мейнсфилд, не совладавшую с управлением на пути в телестудию. На худой конец годится президент Кеннеди, которого пуля настигла тоже в машине.
Мутанты у Кроненберга всегда были обречены и всегда гиперсексуальны. В "Мухе" обратившийся ученый вдруг ощущал в себе сверхчеловеческую потенцию. В "М. Баттерфляй" герои, осознавшие природу чувств, набрасывались друг на друга прямо в тюремном фургоне. В "Автокатастрофе" гонка неотделима от оргазма, а биология водителя — от технологии колес и цилиндров.
Секс и смерть изнывают, обнявшись на забрызганном кровью сидении. Весь этот "пирсинг внутреннего сгорания" иллюстрирует довольно банальную истину о том, что сама культура мутирует в какую-то исковерканную железку, отдавшись соблазну и симуляции, мертвым идолам и бессильной похоти. И если в прежней киномифологии мотив дороги, шоссе и автострады связывался с роуд-муви, обязывающему пускай к бесцельному, но поступательному движению, — в мифологии нынешней (тут можно вспомнить и недавнее "Затерянное шоссе" Дэвида Линча) всякое путешествие есть лишь повод к сюрреалистическому эксцессу.
Кроненберг с достижениями коллег явно знаком. Главного героя (его тоже зовут Джей Баллард) у него не случайно сыграл Джеймс Спайдер, некогда засветившийся в концептуальных для "новой эротики" "Сексе, лжи и видео" Стивена Содерберга.
В роли его искусителя-партнера снялся канадский грек Элиас Котеас, уже побывавший в схожем амплуа в "Экзотике" Атома Эгояна. Подругу героя играет Холли Хантер, а богемная звезда Розанна Аркетт носит протезы и кожаный инвалидный ошейник с прицелом на садомазохистскую униформу.
И все-таки Кроненберг опоздал. История кончилась раньше, чем ожидалось. И то, что еще недавно могло бы быть авторской селекцией постисторического жанра, сегодня выглядит перепевами уже сложившегося жанра конца света.
Баллард, впрочем, остался очень доволен экранизацией. В интервью французской Liberation он заявил, что после Кроненберга Тарантино может снимать только мультики, а Жан-Люк Годар должен покаяться за бесцельно угробленный в "Уик-энде" автомобильный реквизит.
Модный писатель пожалел лишь о том, что из сценария выпала его любимая сцена, в которой герои предаются свальному греху и подробно фантазируют гибель в автокатастрофе Элизабет Тейлор. На такое Кроненберг не решился. И не потому, что постеснялся снять еще один порноэпизод. А потому, что голливудская гранд-дама все-таки жива. Стоит ли это приза за настоящую "художественную смелость"?
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ