Фестиваль повторного фильма

Итоги XXXVI ММКФ показывают, что его жюри решило держаться подальше от современности

Фестиваль кино

Турецкие режиссеры Мелик Сарачоглу и Хаккы Куртулуш получили на ММКФ «Серебряного Георгия» за «Свет моих очей» — фильм о слепом киношнике

Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ  /  купить фото

В московском кинотеатре "Россия" прошла церемония вручения призов 36-го Московского международного кинофестиваля: главный приз "Золотой Георгий" был присужден японскому фильму "Мой мужчина" (Watashi-No Otoko). Представлявшая Россию картина Валерии Гай Германики "Да и да" была удостоена приза за режиссуру. Комментирует ЛИДИЯ МАСЛОВА.

Японская картина принесла также "Георгия" за лучшее исполнение мужской роли Таданобу Асано, сыгравшему человека, который усыновил свою осиротевшую дальнюю родственницу на 16 лет его моложе, но со временем стал испытывать к подросшей девочке не совсем отцовские чувства. Их режиссер Кадзуеси Кумакири показывает в пошловатой эстетике, навевающей воспоминания о любимых в Советском Союзе настенных календарях с японскими девушками в бикини. Чем-то еще, кроме ностальгии, трудно объяснить охватившую жюри приязнь к "Моему мужчине" — на церемонии были упомянуты Акира Куросава и Канэто Синдо, когда-то блиставшие на ММКФ. Нынешние японские лауреаты церемонию своим присутствием не почтили, зато за них со всей национальной вежливостью выступил советник посольства Японии господин Кусакабэ Есукэ, зачитавший по-русски пламенные благодарности от актера и извинения от режиссера. "Отличные письма пишет за режиссеров советник японского посольства",— прокомментировал речи японца Никита Михалков, давясь от смеха, после чего, как и на открытии, вспомнил про антироссийские санкции, из-за которых в этом году фестиваль лишился заграничных звезд, но президента это не слишком опечалило. "Ну не было звезд медийных, ну и че?" — риторически воскликнул Никита Михалков задушевным тоном комдива Котова.

Не приехала в Москву и обладательница "Серебряного Георгия" за лучшее исполнение женской роли Наталка Половинка из украинской картины "Братья. Последняя исповедь" Виктории Трофименко. Когда жюри российской критики, сильно польстившее этой картине сравнением с Сергеем Параджановым, Юрием Ильенко и другими корифеями украинского поэтического реализма, начинает свое выступление со слов: "Мы хотим подчеркнуть, что это не политическое решение", как-то сразу крепнет подозрение, что это как раз политическое решение и есть, уж больно хлипкими выглядят в данном случае эстетические мотивы. Зато награда "Братьев" стала хорошим поводом для получавшего приз председателя украинского Союза кинематографистов Сергея Тримбача обратиться к президенту Путину с просьбой об освобождении режиссера Олега Сенцова. Однако если представитель Украины говорил в сослагательном наклонении: "Если бы я мог обратиться к президенту Путину, я бы это сделал", то Никита Михалков решительно перевел эту просьбу в наклонение самое что ни на есть волеизъявительное. Впрочем, в этот день президент ММКФ находился в отличной форме еще с утра, когда на пресс-брифинге выступил в защиту мата на экране.

Как и на церемонии открытия 36-го ММКФ, где чествовали ВГИК, которому исполнилось 95 лет, на закрытии политическая нота была плавно смикширована с безобидной лирической, и собравшиеся почтили память Татьяны Самойловой, умершей в мае в день своего 80-летия. Алексей Баталов выступил с проникновенным воспоминанием о том, как оператор фильма "Летят журавли" Сергей Урусевский случайно снял увиденных Татьяной Самойловой в московском небе журавлей и этот кадр стал украшением финальной сцены. Эта история в некотором смысле зарифмовалась с картиной Германики, где журавли тоже становятся романтическим символом и источником вдохновения для художников, которые, как птицы небесные, не жнут, не сеют и даже не имеют действительных паспортов, но ничуть тем не смущаются.

Гран-при на самом статусном российском фестивале едва ли мог достаться фильму "Да и да" хотя бы из опасений, что не очень солидно главный приз отдавать картине, где много курят, пьют и разговаривают матом (сексуальные сцены на этом фоне нарушения более страшных табу выглядят сравнительно невинно). Однако, как сказал вручавший награду Германике мавританский режиссер Абдеррахман Сиссако, "на самом деле режиссерский-то приз и есть главный", а в данном случае более логичный и заслуженный, чем если бы фильм "Да и да" получил спецприз жюри. Специальный "Серебряный Георгий" достался турецкому фильму "Свет моих очей" (Gozumun Nuru) Мелика Сарачоглу и Хаккы Куртулуша. Их основанная на личном опыте помесь синефильской драмы о слепом режиссере и семейной комедии была награждена за то, что "авторы с юмором и теплотой показали жизнь семьи и продемонстрировали любовь к кинематографу", с чем трудно поспорить: правда, не факт, что это любовь взаимная и кинематограф становится в руках турецких авторов действительно послушным инструментом.

Роман Валерии Гай Германики с кинематографом гораздо интереснее, хотя в нем и не все гладко, и не все в "Да и да" одинаково "круто", выражаясь любимым словом самой Германики. На пресс-конференции, отвечая на вопрос, нравятся ли ей самой картины, которые рисуют герои фильма (многие за них нарисовал Сергей Пахомов, то есть известный деятель андерграунда Пахом), Германика сказала: "Как девочка я думаю по-одному, а как режиссер — по-другому". В принципе это раздвоение относится ко всей картине, снятой не только режиссером, но прежде всего чрезвычайно романтичной девочкой, из чего вытекают все достоинства и недостатки фильма. Считать его каким-то новым этапом в германиковском творчестве и новым витком авторской эволюции было бы преувеличением, но и в своем самом девочковом модусе Германика все равно выглядит в большей степени режиссером, чем многие другие участники конкурса. Это оценило и жюри ФИПРЕССИ, наградившее Германику за "портрет молодого поколения", хотя среди отечественной кинопрессы этот автопортрет порадовал не всех. Как и добропорядочная Федерация киноклубов, в ужасе поставившая "Да и да" низший балл, противники картины из числа журналистов критикуют эту картину про дикую разрушительную любовь скорее с позиции обывателя, испуганного слишком большой свободой и режиссера, и ее героев. И уже одна сопровождающая богемную пьянку минималистская песня, сочиненная тем же Пахомом, где несколько минут повторяется фраза "А жизнь веселый карнавал", должна по идее вызывать внутренний дискомфорт у людей, чья жизнь, в сущности, унылый лесоповал в борьбе за социальный успех, статусность и высокий уровень потребления.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...