Женщины и политики

Они слились в любви к "доброму дикарю"

       Начало давно подготовлявшегося против Валерии Новодворской судебного процесса по поводу ее не слишком актуальной сегодня статьи двухлетней давности совпало с более актуальными сдвигами в общественном мнении. Покуда прокуратура непонятно зачем доводила до суда глупое ильюшенкино начинание, даже и не ведающее о происках судейских либеральное сознание параллельно дозревало до важного сдвига в восприятии известной политической деятельницы. Вместо былого enfant terrible — признанный член референтной группы, именуемой "прогрессивной общественностью".
       
       Прежде Новодворскую в ее столкновениях с государством поддерживали исключительно из общеправозащитных соображений — "человек имеет право", "за слово нельзя судить" etc. В случаях, когда Новодворская в своих горячих воззваниях плохо удерживалась на той грани, за которой начинаются прямые оскорбления и подстрекательство к совершению недопустимых деяний, применялся другой убедительный аргумент — "затевая процесс против женщины, которая ничего так не жаждет, как пострадать за правду, единственное, чего может добиться власть, — это поставить себя в глупое положение". Оба аргумента — и "человек имеет право", и "визгу будет много, а шерсти мало" — подразумевали, что противники государственной расправы с Новодворской нимало не разделяют ее крайних и экстравагантных воззрений и даже готовы с ними жестко полемизировать, но при том тверды в благородном вольтерьянстве: "Я ненавижу ваши убеждения, но я готов умереть за ваше право их отстаивать".
       В реальности высказывание Вольтера — весьма неискренний софизм. За право высказывать идеи, которые по-настоящему ненавистны, никто никогда жизни не клал. Вольтеровскую формулу применяют в тех случаях, когда действительно ненавидят — но отнюдь не убеждения, право на высказывание и реализацию которых подвергается ограничениям, а совсем другое — того, кто пытается это право ограничить. Истинным объектом ненависти являются не убеждения или их носители, а государство.
       Когда Новодворская, как то было при подавлении коммунистических путчей 1991-го и 1993 годов, если и грешила вольтерьянством, то отнюдь не в смысле готовности умереть за право коммунистов практически явить свои убеждения, а разве что в смысле другого высказывания фернейского мудреца — "Раздавите гадину!", отношение к ней со стороны прогрессивной общественности было более чем сдержанным. Ее считали вредной провокаторшей, поминали ей слезинку замученного октябренка etc. Покуда общественность занималась либеральным конституционализмом, а Новодворская — героическими выступлениями на тему "Умрем, братцы! Ах, как славно мы умрем!", с точками схождения было плоховато. Новая жизнь наступила, когда и прогрессивная общественность, и лидер ДС, оставив своими заботами коммунистов и Конституцию, сошлись на поддержке освободительной борьбы чеченского народа.
       Менее всего при этом пришлось меняться Новодворской, которая в своих антикоммунистических деяниях была движима отнюдь не располагающим к сдержанности и трезвости правовым сознанием, а эстетикой героизма, являющей собой причудливую смесь из англо-американских рыцарских fantasy, русской эсеровщины, Дюма-отца и особенно любимого ею Александра Грина (кстати, бывшего эсера). В рамках героического культа первично ценной является не цель борьбы и тем более не средства, в этой борьбе используемые, а сама героическая личность: либо конкретный романтический герой, либо собирательный образ народа-героя. По психофизическому типу личности лидер ДС была идеально создана для пламенной поддержки национально-освободительной борьбы.
       Прогрессивной общественности, пришедшей к сходному пониманию идеала, необходимо было проделать более сложную эволюцию, где надо похерив, а где надо предав благоумолчанию, весьма большое количество буржуазно-конституционалистских ценностей — например, уважение к Уголовному кодексу, имеющему самое непосредственное отношение к деятельности национально-освободительных борцов.
       В свое время из вставших на защиту чеченского народа видных демократов клещами нельзя было вытянуть одну-единственную оговорку к их воззваниям: "Да, Дудаев — бандит и мерзавец, но нельзя же так", а далее по тексту. Вместо того либералы предпочитали изощряться в сколь угодно бездарных софизмах, лишь бы не назвать бандита бандитом. Новодворская и здесь последовательнее: "Чеченцы — народ из книги! И из фильма. Фильма Юнгвальд-Хилькевича о мушкетерах, скандинавских саг, английских баллад, романов Вальтера Скотта и сказок Андерсена. Они не живут в нашей взрослой и скучной реальности. Поэтому вопрос о Чечне должны решать не политики, а детские писатели. Фантасты. Сказочники". Она же честно формулирует неявно действующий в прогрессивной среде запрет на иной, кроме мифологически-сказочного, взгляд на реалии национально-освободительного движения: "Войны вообще бы не было, если бы взрослые дяди и тети из газет и 'ящика' не упражнялись в высказываниях на тему о 'мафиозном дудаевском режиме', о нарушениях прав человека в Чечне, о бедствиях русскоязычных, об ограбленных поездах". И тут возразить нечего — в рамках героико-романтического (а равно национально-освободительного) мироощущения есть четкая конвенция, несоблюдение которой разрушает всю картину мира. Страдать и вызывать сочувствие читателя может герой эпоса — Тарас Бульба или сын его Остап. Жидки, которых весело громят разгулявшиеся казаки, суть не люди, а лишь декоративная деталь общей картины героической казацкой удали. Вопрос о страданиях громимых Бульбой татар, ляхов или жидков является неприличным и антихудожественным.
       Наделенная бесспорным художническим чутьем Новодворская первее и лучше прочувствовала, что либеральный прогрессизм покоится на просветительской идеологии, а та, в свою очередь, на руссоистском мифе о "добром дикаре", о том, что неиспорченный цивилизацией человек добр, чист и прекрасен. Весь XIX век русская интеллигенция как с писаной торбой носилась с изобретенным по рецепту Руссо народом-богоносцем. На исходе века XX-го, после некоторого перерыва, связанного с тем, что в 1917 году богоносец сделал ей grand merci, она в доказательство своей выдающейся обучаемости столь же усердно носится с чеченским народом-аллахоносцем. Новодворская предвосхитила этот итог русских духовных исканий XX века, чем и заслужила достойную награду, из взбалмошной маргиналки став почтенным представителем лагеря прогрессивной мысли.
       
       МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...