Лето осталось в прошлом, и настала пора делать выводы. Главный вывод: многие светские персонажи этим летом изменили себе. Одни сменили профессию, другие попробовали себя в той роли, о которой давно мечтали, третьи завели себе хобби. Всякий стремился в чем-то измениться, и многие в этом преуспели еще до начала осени.
Кто запрещает писателю по ночам водить такси — слушать народную речь и зарабатывать деньги (на писательские гонорары теперь не проживешь). Кто запрещает актеру строить дома, профессору торговать лесом, а литературоведу переводить амурные романы? Никто. Так воплощаются детские мечты, и мы об этом уже вам рассказывали — помните мальчика, который спросил у мамы: "А можно я стану режиссером и проводником?" Сегодня речь о другом. О том, как режиссер перестает быть режиссером, а модельер — модельером. Тем более интересно, когда подобные метаморфозы происходят с людьми известными и даже популярными.
Вот художница Света Виккерс. Какова слава художника, если он не Александр Шилов? Эта слава превосходно уместится в крошечном зальчике модной галереи, среди двадцати пяти поклонников, из которых пять — покупатели, а еще десять — родственники. Хорошо еще, если найдутся журналисты, которые напишут, и читатели, которые потом это прочтут. И соизмерима ли эта слава со славой знаменитого богемного клуба в самом сердце Москвы гуляющей — в старом саду, среди вековых деревьев, куда каждую субботу слетались, словно ведьмы на Лысую гору, любители и любительницы шумного веселья в своем кругу. Этот "свой круг" несравненно шире того, галерейного: в иную субботу клуб "Эрмитаж" испытывал и взятие Бастилии (когда толпа напирала, тщетно стремясь смести охрану), и штурм Зимнего (когда неожиданно приезжал ОМОН с целью выяснить, у кого сколько денег и кто с собой носит пистолет — и все покорно становились к стене). И когда в "Эрмитаж" приходило семьсот человек, охрана запирала дверь и больше никого не пускала.
Теперь это уже воспоминания. "Эрмитажа" больше нет, но Света Виккерс, на неопределенное время покинувшая клубный мир, теперь в него вернулась. Новое заведение расположено неподалеку от старого. Всего каких-нибудь семь минут ходу, и вы уже на Петровке, в "Бубликах". Чудесный пестрый интерьер, итальянский шеф-повар по прозвищу Марципан, бублики во всех вариациях, милые дымящиеся тарелки с разнообразной итальянской снедью и зеркала британского волшебника Логана на стенах — как напоминание о том, что было. И что будет: к Новому году Света и ее верный друг Саша Павленко откроют ультрамодный клуб, какого Москва еще не видела. Ей поможет Эндрю Логан и смелые столичные выдумщики — за стеною "Бубликов" уже вовсю ломают пол, и Логан уже собирается в Москву — там русский дух и самые модные проекты.
В недрах другого московского заведения, где царит зелено-золотой уют и тихий джаз поет вечерами, летом родился неожиданный проект — сперва миф, а затем и реальность, изумившая многочисленных посетителей клуба "Экипаж". Хозяин этого места, известный весельчак и остряк, властитель кошек (у него их одиннадцать) и покоритель девушек (у него их несть числа), бизнесмен Василий Андреевич Лавров вдруг превратился в певца. Телевизионная публика, должно быть, и не догадывается, что исполнитель народного хита про колотушку (на стихи, между прочим, Николая Заболоцкого) до сих пор брал гитару в руки лишь тогда, когда очень просили друзья, и никому, кроме друзей, свой талант не показывал. Теперь все не так: Лавров на первом канале, Лавров на втором канале, Лавров на третьем канале, а если включить радио, то тоже можно услышать Лаврова — он поет, как говорит: тихо и убедительно, с улыбкой домашнего мудреца на губах. И все равно вечерами в "Экипаж", как прежде, съезжаются гости: и Верники, и Тина Баркалая, и Андрей Козырев, и Олег Бойко, и Вова Пресняков — камин все так же пылает, а Вася все так же громко смеется.
Жанна Агузарова внешне теперь очень напоминает Андрея Бартенева в пору его знаменитых ночных перформансов. Если она выходит в свет, то одевается так: на голове убор египетского фараона, тело завернуто в саван, на руках гигантские перстни, губы черны, а глаза бездонны. В Америке о ней сказали бы "freak", однако в московском обиходе такое слово все еще отсутствует, поэтому Жанна обожаема, желанна и даже в определенной степени неожиданна. Однако мы не стали бы сегодня говорить об Агузаровой просто так. Теперь Жанна — художник. Она рисует в тех красках, которые живут в сознании людей, существующих вопреки закону всемирного тяготения: почувствовал тягу — взлетел. Пожелал — вернулся на землю. Если, к примеру, взять картину Айвазовского и вылить на нее растворитель, а затем подождать, пока высохнет, — получится нечто похожее на нынешние художественные опыты Агузаровой.
Первую попытку публичного рисования Жанна предприняла в клубе "Метелица", идеологи которого с некоторой опаской согласились на подобный эксперимент. Впрочем, известно, что "Метелицу" посещает респектабельная публика, которой превосходно знаком современный русский авангард: показы и выставки, пресс-конференции и, наконец, фестиваль авангардных коллекций — кто же здесь воспримет Жанну в штыки? И Жанна рисовала на холсте (и давала кисть всем желающим из числа посетителей ночного клуба), громко распевала космические песни в микрофон и плясала в египетском наряде. А респектабельные господа прыгали от радости и выкрикивали слова любви Жанне Агузаровой — певице и теперь еще художнице.
ФЕДОР Ъ-ПАВЛОВ-АНДРЕЕВИЧ