Утром 26 ноября 1994 года провалившимся танковым штурмом Грозного началась первая чеченская война. И сразу же боевые порядки заняла российская пресса. Единодушие средств массовой информации было не меньшим, чем сейчас.
Главное, что отличало тогдашние публикации, телерепортажи и комментарии от сегодняшних,— общий постоянный скепсис по поводу любых действий российских властей, военачальников и военных вообще.
Конечно, сами эти действия, начиная с введения танков в узкие городские улицы и кончая отказом в первые дни признать участвовавших в штурме российских солдат и офицеров своими, были крайне неуклюжими и бессмысленными, но критиковали их не с позиций "обидно за наших", а в лучшем случае тоном сторонних наблюдателей — и нередко с осуждением "российской агрессии против независимой Ичкерии". Чего стоит только одна характерная деталь: почти все газеты называли дудаевцев правительственными вооруженными силами Чечни, а людей Автурханова, Гантемирова и Лабазанова, выступавших на стороне Москвы,— боевиками.
В том, что Чечня заслуживает независимости и фактически уже является независимой, сходились практически все. И только в одном были разночтения: причитается ли ей эта независимость по праву или просто лучше отпустить от греха подальше? Но это были вопросы стратегические, а в текущий момент главными объектами сарказма оставались военные:
"Высокопоставленные красноармейцы сразу поспешили создать на лице выражение глуповатой невинности, заявив, что понятия не имеют не только о российских офицерах, продающихся в Чечне, но и о том, где эта самая Чечня вообще находится. Войска же после этого немедленно принялись за похвальный процесс самоочищения. После полного, казалось бы, безразличия к тому, что офицеры и прапорщики больше двадцати дней отсутствуют в части, еще пленных людей экстренно начали увольнять из армии задним числом..." ("Известия", 1994, 2 декабря).
Так реагировала печать на выплывшую, несмотря на усилия генералов, правду о тех, кто штурмовал Грозный: это были российские солдаты и офицеры, завербованные в регулярных частях чекистами. Министр обороны бросил своих солдат на милость Дудаева, который требовал признать их военнослужащими, иначе грозил расстрелять как наемников. Возмущение прессы этим предательством в первые дни после штурма составляло основное содержание публикаций.
Однако постепенно пишущие стали рассуждать и о принципиальных политических вещах:
"...Да, Чечня де-юре была и остается субъектом Российской Федерации. Но в течение трех последних лет Москва словно забывала (вялотекущие переговоры не в счет) об этой очевидности и де-факто признала независимость чеченского государства. И теперь, что там ним говори, введение чрезвычайного положения в этой республике может трактоваться ее руководством как вооруженная российская интервенция" ("Известия", 1994, 30 ноября).
Двойной стандарт в подходе к дудаевцам и российским войскам — одни "борцы за свободу", другие "империалисты" — проявлялся постоянно. Вот, например, "Комсомолка" публикует без каких-либо комментариев интервью Дудаева, в котором есть такой пассаж:
"...российское военное руководство от своих офицеров уже отказалось. И теперь они — просто наемники. Добровольцы стран арабского мира все настойчивее запрашивают разрешения прибыть в Чечню для борьбы с агрессией. Сегодня они уже выдвинулись в близлежащие государства, живут в лагерях и ждут от меня 'добро'. Я не говорю об отрядах, прибывших к нам в эти дни на помощь из Болгарии, Карачая, Адыгеи, Дагестана" ("Комсомольская правда", 1994, 30 ноября).
В те наивные времена многие не только в Грозном, но и в Москве рассуждали таким образом: имперская Россия, вольнолюбивая Ичкерия... Один только неистовый и непримиримый Леонтьев уже тогда — но еще в "Сегодня" — писал о "маленьком, но гордом бандитском притоне" и пенял военным за то, что они действуют тайком и неумело, вместо того чтобы открыто и сокрушительно, а политикам — что не дают Чечне независимости:
"То, что чеченцы не хотят, на что у них могут быть свои исторические и психологические резоны, жить в России, никак не означает, что политика любого чеченского режима должна ставить под угрозу интересы и безопасность российского населения. Международное право предусматривает применение карательных акций против иностранных государств, поддерживающих терроризм (в отличие от танковых разборок с собственным населением). Господа начальники: дайте наконец возможность генералу ли Грачеву или еще кому-либо адекватно и с минимальными издержками 'решить вопросы', предварительно их четко сформулировав. Власть, которая позволяет себя бесконечно унижать даже иностранным бандитам, не сможет рассчитывать ни на что, кроме презрения собственного народа" ("Сегодня", 1994, 29 ноября).
Прошло пять лет. Все предположения и прогнозы опровергнуты. Но российско-чеченская война не кончается, и журналистское единодушие по-прежнему нерушимо, правда, приобрело противоположную направленность.
АЛЕКСАНДР Ъ-КАБАКОВ