Работа в охране — армия, которая всегда с тобой. То же навязчивое ощущение, будто носишь под черепом воспалившийся атавизм. При том что работа эта в теории подразумевает как раз обратное — остроту мысли и способность принимать самостоятельные решения — на практике получается совсем наоборот. Я начальник — ты дурак, я напишу тебе инструкцию, вызубришь и будешь выполнять. А еще я буду тебя мягко дрючить и жестко пистонить. Потому что какая ж без этого работа?
Совпадения с армейкой довольно характерные. Так же, как армейские командиры, начальники охраны ненавидят снег. Со снегом принято бороться по ночам — чтобы к утру охраняемое лицо ступило на девственно чистый двор, окантованный сугробами в виде правильных геометрических форм.
Так же, как в армейке, в охране любят коды. Тайные шифры. Помню операцию транспортировки из аэропорта валюты, доставленной из столичного банка в банк ростовский, году эдак в 94-м.
— База — первому. 32964!
«Ага, 32964 — это у нас «груз взял, выдвигаюсь на базу».
— Понял тебя, первый!
— База — первому. 48671!
«Ага, 48671 — это значит «проехал пункт два», а «пункт два» — это у нас… та-ак, это у нас где?
— База — первому. 56382!
«Так, 56382… ага, вот: «выехал к пункту четыре». Ух ты, уже «четыре»… Где это — «четыре»? Кто рисовал эти таблицы?»
— Понял, тебя, первый!
— База — первому. 56382!
— Понял, понял!
— База — первому. 56382!
«Опять — 56382? Это где?»
— База — первому! Да открой ты, так тебя, растак, ворота, стою под банком!
Самое забавное, что во время операции с кодовым названием «Груз 1.1» в аэропорту забыли инкассатора с оружием. Тем инкассатором был я. Просил потом «двушку» у какого-то дяденьки, позвонить в банк, чтобы за мной вернулись. Дяденька нехорошо косился на пистолет, висевший у меня на боку, но «двушку» дал.
Все просто объясняется, никаких секретов: охрана — тихая гавань для отцов-командиров, покидающих службу. Кто устал служить, кто дослужился до пенсии, кого кум пристроил. Я бы, честное слово, запретил законодательно занимать гражданские посты бывшим военным. Потому как гражданка — она иначе, видите ли, устроена. Тут квадратное принято носить, а круглое катать — потому как на гражданке приходится быть эффективным, а не просто чем-то занятым отсюда и до обеда.
Я знаю историю, когда в филиале банка уволили весь штат инкассаторов после того, как те попросили прибавки к жалованию у вышестоящего начальства. За нарушение субординации.
— Завтра с улицы людей наберем, а послезавтра они будут работать не хуже вас.
Люди, которых набрали с улицы, послезавтра действительно уже работали. А еще немного погодя люди с улицы научились, не повреждая пломб, вытаскивать из инкассаторских сумок по две-три купюры. (Описывать ноу-хау по просьбам российского банковского сообщества не буду.)
Услугами независимых охранных агентств, которых в случае чего и рублем можно наказать, у нас пользоваться не престижно. Независимая охрана ко всему прочему — слишком хлопотно. Эти чего-то постоянно требуют. То им дерево спили — загораживает обзор. То им клиентов к шефу по пропускам. А там уважаемые люди. Ни за сигаретами их послать, ни в ресторане у столика поставить.
Солидно иметь собственные службы безопасности. В 1990-е они вырастали при бизнесе в основном как защита от наездов. Поэтому и отбор здесь был довольно строгий. И зарплаты, кстати, вполне симпатичные. Но накал эпохи Великого Дележа остыл, опасностей стало меньше. Параллельно выяснилось, правда, что и безопасность, построенная по принципу «я тебе плачу, ты меня охраняешь», хороша разве что для отпугивания попрошаек и наркоманов. Но привычек никто уже менять не стал. Абсурд, когда охраняемый сам решает, как его охранять. Но это обычная практика.
«С охраной нужно завязывать решительно, как с алкоголизмом», — с этой мыслью я проработал охранником еще около года. Главное тогдашнее ощущение: я крыса, загнанная в угол — чтобы выжить, придется совершить невозможное. Первую свою повесть я писал на ночных сменах, прячась от камер слежения в гараже, где письменным столом мне служил капот хозяйского «мерседеса».
ДЕНИС ГУЦКО
Камуфлированные блудни эпохи перемен
Еще в бытность работы в ОМОНе мне и моим однополчанам приходилось подрабатывать охранниками. Трудились мы вполне легально: подработку организовал командир отряда. Половина заработанных сумм шла в фонд отряда (так нам, по крайней мере, говорило руководство), половину пацаны забирали себе.
Наш командир, отличный, кстати, мужик, афганец, весь в орденах и медалях, но не без криминальных наклонностей, как, впрочем, и многие афганцы вообще, — так вот, командир наш ходил в малиновом пиджаке, разговаривал по мобильному (мобилы тогда были большой редкостью) с замом, находясь в разных концах прямого коридора, потом купил себе джип и слушал в нем шансон. Российские правоохранители, как давно замечено, очень хотят походить на уголовников; нет бы наоборот.
Мы охраняли — назовем вещи своими именами? — воров из числа новых знакомых нашего командира, тоже начавшего осваивать великий и ничтожный русский бизнес.
Помню маленького, наголо бритого, быстрого и суетливого типа в кожаном плаще на черной длинной машине. Он сидел на заднем сиденье рядом с омоновцем, неустанно говоря по телефону. Второй омоновец сидел впереди, восхищенно рассматривая всевозможные приборы на панели авто.
Мы следовали за маленьким и бритым типом в его офис, где каждая деталь, включая секретаршу, говорила о случайности, порочности и недолговечности достатка хозяина офиса.
Он прикрывал дверь в свой кабинет, тем временем мы разглядывали недовольную секретаршу; ни кофе, ни чая нам не предлагали. Из кабинета доносился вечно взвинченный и срывающийся на визг голос. Однажды к нашему работодателю пришел гость, такой же неприятный. Пропуская его в кабинет, работодатель многозначительно посмотрел на нас: мол, будьте начеку, парни.
Какое-то время они говорили негромко, потом начали орать, в числе прочего прозвучали следующие слова:
— У меня там кобели сидят натасканные! Сейчас скажу им «фас!» — они порвут тебе яйца!
Это «наш» так грозился своему гостю.
— Ишь, ты… «кобели… яйца порвут…» — сказал я, задумчиво глядя на секретаршу, которая с надеждой и презрением (такое бывает) смотрела на нас.
— Пойдём-ка, отсюда, — позвал я напарника.
— Ага, — сказал он.
Сидевшая за столом секретарша проследила наше движение как-то сверху вниз, словно мы разом превратились в сороконожек и уползали за дверь на сорока ногах, на каждой трусливой ноге по маленькому берцу.
— Крикнут «фас» — врывайся в кабинет и сразу рви ему яйца, — посоветовал секретарше мой напарник.
Командир, как ни странно, нам ничего не сказал по поводу произошедшего. Он и сам все понимал.
На смену нуворишам, одни из которых окончательно легализовались, а вторые были убиты или сели за решетку, пришли звезды. Их мы тоже охраняли периодически. Манеры звезд не принципиально отличались от повадок прежних наших клиентов, но первое время на певчих птиц было хотя бы любопытно смотреть.
Однажды мы берегли от толп поклонников Бориса Моисеева. В красных, пышных одеждах он вышел из машины возле радиостанции, где должен был давать интервью, мы как раз его там поджидали, в черной форме, красивые, бритые. Со мной был парень по кличке Квадрат — мастер спорта по самбо, действительно обладающий формами идеального квадрата.
— Какие мальчики! — сказал Моисеев, обнажив многочисленные зубы.
Радиостанция оказалась на седьмом этаже, и лифт не работал.
Охая, вздыхая и как-то даже немножко подвывая, Моисеев поднимался с этажа на этаж, навстречу спускались хмурые рабочие в робах.
— Почему лифт не работает? — спрашивал Моисеев строго.
— Сломался, — отвечали работяги, которых мы прижимали к стене, чтобы они не измазали известкой звезду.
— Сп…ли всё! Вот у вас всё и ломается! — отвечал Моисеев высоким голосом.
Поменяв многих временных работодателей, я убедился, что охрана всерьез ни одному из них была не нужна. Нувориши боялись закона и подобных им. Противостоять закону мы не могли, а подобные им всегда находили возможность разобраться без нас. Блатота вообще куда больше любит приходить непосредственно в гости — там человек, что бы ни говорили про «мой дом — моя крепость», куда больше чувствует себя беззащитным: в четырех стенах, на фоне жены-подруги, а также утюга и телефона с оторванными проводами.
Потом ОМОН кончился, и мы с бывшими однополчанами отправились в ночные клубы работать вышибалами: охранять покой все того же жулья, на которое мы недавно устраивали облавы, или, напротив, ходили за ними по пятам в качестве «натасканных кобелей».
Через три месяца между местными бандитами и вышибалами произошел серьезный конфликт: омоновцы, как действующие, так и бывшие, вышибли из кабака самого, наверное, реального городского авторитета — со всей его компанией, естественно. Авторитет, чтобы не ронять достоинство, вернулся и предложил старшему в смене разобраться за клубом, один на один. Это была красивая сцена: поверьте, мне вовсе не нужно ее выдумывать.
— Ударь меня первым, — попросил авторитета омоновец Родион, когда-то он был чемпионом России по боксу среди юниоров.
Родика попытались ударить. Авторитет слег в больницу со сломанным ребром, даже, по-моему, с двумя сломанными ребрами. На следующий день по городу пошли слухи, что всех омоновских вышибал «посадят на спицы» — так нам просили передать наши общие девушки или юные завсегдатаи клубов, трущиеся возле бандитов.
Тогда бывшие и действующие омоновцы расселись в свои «тачки» (после чеченских командировок самые удачливые прикупили себе машины) и сделали рейд по клубам. Завидев вереницу знакомых уже лбов, входящих в кабаки, всевозможное ворье и малолетки, выдающие себя за ворье, немедленно покидали заведения. Так продолжалось, наверное, неделю.
Даже воздух в ночных заведениях стал как-то чище.
Через неделю командиру ОМОН позвонили из местного ГУВД и велели угомонить своих молодчиков. «Отдыхать нормальным людям не дают!» — так сказал нашему командиру высший милицейский начальник.
Наш командир окончательно ушел в бизнес и переехал в другой город. Говорили, что на него возбудили уголовное дело по факту мошенничества. Пьяный Родион, возвращаясь из ночного клуба, сшиб человека, женщину, насмерть. Откупился и остался работать в ОМОНе. Иные омоновцы ушли в криминал, а потом в бизнес; иные хулиганы пришли в ОМОН, потому что в бизнес не попали. Постепенно вавилонское смешение классов, рас, социальных слоев завершилось и теперь, кажется, застыло.
Та, бывшая моя страна, мне не нравилась: в ней была сломана система координат, извращены почти все понятия о чести и справедливости; присутствовало, правда, некое подобие свободы. В нынешней моей стране система координат есть, в наличии всевозможные вертикали, но иногда кажется, что лучше бы этой системы не было. Нас заморозили в те времена, когда мы еще не переболели всеми заразами из возможных. Есть такое ощущение…
ЗАХАР ПРИЛЕПИН
Иллюстрация АЛЕКСЕЯ БОРИСОВА