Есть такие пирожки в «Макдоналдсе», на которых пишут: «Осторожно, горячая начинка». Каждый раз, когда я ем такие пирожки, вспоминаю Россию. Это такая ароматная и осязаемая метафора страны: снаружи — гладкая непроницаемая корочка, а внутри — совершенно неожиданно — жаркая, яркая, густая начинка.
Когда я приехала в Санкт-Петербург, была зима. Все завалило снегом, а воздух был такой, словно в нем долго чистили лук — от холода текли слезы и краснели щеки и нос. Друзья встретили меня в аэропорту, и я их сразу не узнала: они кутались в шубы и шарфы — как снеговики с ваших новогодних открыток. Но они были очень рады меня видеть. И тут же повели, как у вас говорят, на экскурсию.
Мы ходили по Питеру долго — до самого вечера. Ветер обжигал лицо, а лед морозил пятки. Мы останавливались почти у каждого огромного здания, желтого или серого цвета, и моя приятельница — школьный учитель литературы — долго и вдумчиво описывала мне все их достоинства. «А в этом доме жил… А тот дом построил…» — с гордостью повествовала подруга. Я смотрела, слушала и мерзла.
Потом мы зашли в музей. В музее было гораздо теплее, но атмосфера закрытости и недосягаемости почему-то ощущалась даже сильнее. Мрачные кассирши потребовали с меня, как с иностранки, цену за входной билет просто немыслимую — в десять раз больше, чем с моих друзей. «Я русская диэвучка», — попыталась я убедить суровых охранниц, робко улыбнувшись («Не поверят, так хотя бы развеселятся», — подумала я). Какое веселье: меня чуть не выгнали.
Вечером мы пошли в гости. Мне было грустно — за день я успела понять всю ничтожность человека перед глыбами российской культуры. Оказалось, что подруга жила в коммунальной квартире. Подружкина мама устроила грандиозный стол, заставив его салатами и вкусностями, заварила горячего чаю, улыбнулась румяными щеками… налила водки. Все вдруг стало хорошо: тепло, уютно и дружелюбно. Я-то готовилась к надменным спорам о высокой литературе или, на худой конец, политике — а что, кроме демонстрации своего превосходства, можно ждать от людей, которые живут в окружении такой архитектуры и таких музеев? Но разговоры получились понятными и человечными, а главное — интересными мне. Только хозяйка все время извинялась: просила прощение за коммунальную квартиру, за «простенькие» салаты и отсутствие сервировки… С тех пор я и думаю: а почему вы, русские, всегда извиняетесь, когда становитесь простыми и человечными?
Перевод Елены Родиной