«Наша разведка ничего не знала»

НАТАЛЬЯ ГОЛИЦЫНА, Лондон
Фото В. Корнеева/архив «Огонька»

Британская разведка всегда была одной из самых информированных спецслужб в мире. Как посол Велико-британии в СССР вы наверняка имели доступ к самой секретной информации. Насколько неожиданным был для вас путч ГКЧП?

Мы, конечно, ожидали, что могут возникнуть попытки вернуть Россию назад к доперестроечным временам. Более того, по нашим прогнозам, такая попытка неизбежно должна была бы завершиться успехом. Крах коммунизма в России даже наша разведка рассматривала как событие маловероятное, если не утопическое. Ни наша разведка, ни Форин офис ничего не знали о готовящемся путче и изоляции Горбачева. Даже Горбачев не знал, а ведь у него была тайная полиция. Нередко я получал информацию о самых фантастических домыслах. Например, разведка сообщала, что в марте 1989 года Язов якобы стрелял в Горбачева, а потом спустя две недели как ни в чем не бывало голосовал на выборах. Так что на информацию разведки не всегда можно было положиться.

Однако ирония судьбы заключалась в том, что люди, пытавшиеся вернуть СССР к старому, не желая этого, оказались, как любил выражаться Ленин, «повивальной бабкой истории». На мой взгляд, не столько Ельцин и Горбачев, сколько путчисты стали причиной краха коммунистического режима в России. Ельцин, конечно, воспользовался путчем не только для того, чтобы разрушить старую политическую машину, но и в личных карьерных целях. Но толчок к грандиозным переменам в России дали все-таки путчисты.

Какую роль сыграл Запад в событиях августа 1991 года? Была ли, в частности, у вас какая-то связь с Ельциным во время путча?

Западные страны не принимали никакого участия в августовских событиях. Мы считали, что это дело русского народа, поскольку именно народ тогда вышел на улицы, выступил против режима. Конечно, Запад приветствовал крах советской системы, однако он практически ничего не сделал для победы Ельцина. Мне известна легенда о том, что за Ельциным якобы стояли западные силы. Я не нашел этому никакого подтверждения в последующие годы.

Ходили слухи, что Ельцин во время путча в случае своего поражения хотел просить политического убежища в западном посольстве. Если бы он обратился в посольство Великобритании, как бы вы отнеслись к его просьбе?

Действительно, ходили слухи, что у него были какие-то контакты с американским посольством, которое находилось рядом с Белым домом и что американцы якобы согласились его принять, если он к ним обратится. У американцев уже был опыт в таких делах. В 1956 году во время восстания в Будапеште они предоставили убежище кардиналу Мидсенти. Как тогдашний британский посол, я очень рад, что Ельцин к нам не обратился, потому что это очень осложнило бы и наши отношения с Россией, и ситуацию в самом посольстве. Только представьте, что в нашем небольшом посольстве в течение нескольких лет находилась бы такая фигура — а ведь кардинал Мидсенти просидел в американском посольстве в Будапеште много лет. К счастью, британское посольство находится далеко от Белого дома и просить у нас убежища было нереально и бессмысленно: добраться до него Ельцин бы не смог.

Какой вам видится фигура Ельцина в 15-летней ретроспективе?

Гораздо лучше, чем Ельцина, я знаю Горбачева и считаю себя послом его эпохи. Я и сейчас встречаюсь с ним. Для меня Горбачев — человек более широких взглядов, чем Ельцин. У Ельцина невозможно отнять мужества, которое он проявил во время путча. Во время путча у него сработал правильный политический инстинкт. Ельцин умело использовал ситуацию, сложившуюся в России в результате горбачевской перестройки. Его победа была бы невозможна до перестройки, подготовившей почву для падения коммунизма. Ельцин и Горбачев, конечно, очень не любили друг друга, и это тоже было одним из мотивов поведения Ельцина. Во время путча Ельцин был тем человеком, которого требовал этот момент российской истории. Но вскоре после победы он «утратил нить» и изжил собственный образ на танке.

Были ли у вас или у каких-либо британских служб гласные или негласные контакты с Ельциным сразу после его прихода к власти?

У нас были контакты и до, и после прихода к власти. Ельцин был в Англии в 1990 году, встречался с Маргарет Тэтчер, которая тогда уже не была премьер-министром. А спустя неделю после путча в Москву прибыл наш премьер-министр Джон Мейджор, и тогда мы встречались и с Ельциным, и с его командой, и с Горбачевым. Я был в Белом доме в третий день путча. Моя жена еще раньше, во вторую ночь путча, была на баррикадах. Мой визит был знаком солидарности с демократическими силами. Кстати, тогда в Белый дом приехал и шведский посол. К тому времени Ельцин был уже в телефонном контакте с нашим премьер-министром. Я был в Белом доме в тот момент, когда танки уже уходили из Москвы и когда Крючков предлагал Ельцину встречу. На заседании Верховного Совета РСФСР депутаты кричали: «Борис, ни в коем случае!» — боялись подвоха со стороны путчистов. К тому времени уже было видно, что путч терпит поражение. Впрочем, мне уже в первый день было ясно, что путч обречен. Ведь настоящие заговорщики первым делом пускают кровь, проводят аресты, захватывают очаги сопротивления. Ничего этого не было сделано. Все это выглядело очень несерьезно, и слава богу.

Почему же, на ваш взгляд, хунта не пошла до конца?

Дело в том, что перестройка разложила и партию, и армию, и госбезопасность. У самих путчистов не было единомыслия. Парадоксально, но путчисты и команда Ельцина все время были в телефонном контакте друг с другом: «Вы пойдете на штурм? Вы примените «Альфу»?» — спрашивали одни. «Нет, мы хотим уговорить вас пойти на компромисс», — отвечали другие. Эта неуверенность и нерешительность были последствием разрушительной работы Горбачева. Ведь по сути дела переговоры шли между очень похожими людьми — все они были членами одной партии, все получили одинаковое воспитание, все были людьми одной культуры. И еще одна причина поражения хунты: среди ее участников не было волевых лидеров, это была недалекая группа бездарных политиков.