«Я — нищий, но я богаче, чем ты. У тебя дом, семья, они держат тебя. А у меня — весь мир. Пей чай», — втолковывает мне Баба Амар Али, протягивая плошку. Амар Али — дервиш. Один из тех, что в начале лета собираются на праздник в поселок Бари Имам близ Исламабада. Здесь, совсем недалеко от пакистанской столицы, — могила одного из самых почитаемых суфийских шейхов Хазрата Шаха Абдула Латифа, более известного как Бари Имам. Шейх жил в XVII веке, и с тех пор его могила — место массового паломничества. Жители поселка даже шутят, что это Исламабад — пригород Бари Имама. Столица выросла рядом с городком лишь в 60-е годы прошлого столетия.
СВЯТЫЕ НИЩИЕ
В переводе с фарси и урду дервиш значит просто «бедняк». Но в мусульманской среде дервишами называют бродячих аскетов-мистиков. Свою добровольную бедность они несут как высокое религиозное звание, подчеркивая готовность довольствоваться малым ради поиска истины. Некоторые живут общинами под руководством своего «святого» — «пира». Другие бродят по дорогам.
Вид иного дервиша, особенно бродячего, может и напугать: всклокоченные волосы, странные бусы и амулеты, бубенчики на ногах. Приглядевшись, понимаешь, у кого хиппи 1970-х заимствовали свою моду: прически, в том числе популярные и сегодня дреды, цветастые халаты, перстни и конечно же знаменитые фенечки — от браслетов и бус до «хайратников» — повязок на волосы.
В самом деле, хиппи, ставшие модой на Западе в пору студенческих революций, бродили по Азии в поисках просветления по традиционному маршруту: от афганского Кабула до индийского Гоа. Здесь они встретились с бродячими мистиками — мусульманскими и индусскими. Немало хиппи так и осталось в братствах дервишей: еще в 1990-е в общинах бродячих монахов на дорогах Пакистана можно было встретить бывших студентов Гарварда или Йеля.
Для самих дервишей амулеты и бусы — не украшения. По ним представители разных школ, подчас враждующих между собой, отличают друг друга. Различаются также одежда и прически — кто-то носит длинные волосы, кто-то бреет голову и брови, оставляя только бороду.
В Бари Имам в этом году пришло немало «святых нищих»: на холмах много флагов с именами известных «пиров» — места стоянок у них принято отмечать как у средневековых рыцарей. Полотнища колышутся над забором, которым обнесен мавзолей. Забор, как и полицейский участок, построены уже в наши дни. Праздник охраняет много полиции. Предосторожность не лишняя: в прошлом году самоубийца взорвал себя во время коллективной молитвы, погибли около 20 человек.
ТРИ ИСЛАМА
Однако ничто не может остановить толпу верующих, непрерывным потоком вливающуюся в узкие ворота. Полицейские лишь изредка оттесняют поток, когда по дороге проскакивают автомобили с госномерами: высокие чиновники — тоже паломники.
В Бари Имаме как нигде заметно, какой в Пакистане разный ислам. Официальный, представители которого готовы объяснить любую инициативу властей нужной цитатой из Корана. Радикальный, сторонники которого требуют очистить веру от скверны. Но вокруг могилы Бари Имама кипит пестрый и живой народный ислам с его мистикой, суевериями, легендами и героями — дервишами. Удивительно, но среди этих бродячих мудрецов встречаются и христиане, точнее, считающие себя таковыми. Бари Имам принимает всех.
Борцы за «чистый ислам» проклинают такие праздники. Для них культ могил — язычество, а сами дервиши — нарушители веры. Не случайно талибы боролись и с музыкой, и с дервишами.
На популярности бродячих аскетов это никак не сказалось. Уважение к ним заметно даже у полицейских: стражники на входе почтительно отодвигаются, когда мимо, не глядя ни на кого, проходит полуголый человек в зеленой чалме, увешанный амулетами. «Бари, Бари!» - начинает кричать он нараспев. Люди тут же подхватывают: «Бари, Бари! Бари Имам!»
В самой гробнице Бари Имама тем временем устанавливают трибуну с микрофоном — официальная часть. На трибуну по очереди выходят мэр, представитель Министерства по делам религий. Но это никому не мешает: праздник сам по себе, митинг сам по себе.
Чиновники так и выступают — под гул барабанов, а трибуну окутывает дым от костров, тлеющих у палаток паломников. «Курить будете, сахиб?» — ничуть не стесняясь полиции, спрашивает меня какой-то парень. В руках у него тлеет окурок — судя по запаху, совсем не табак. Говорят, аскет Бари Имам и сам пропагандировал курение анаши в целях постижения мистической истины.
ПРАЗДНИК В ДЫМ
Палатка-навес, куда я решил заглянуть, встретила меня тем же дымком. Перед навесом — треугольный красный флаг, рядом — посохи поножи с бубенцами. Внутри, на земле, молодые, в основном, люди. Только у входа — полуголый старец с длинной седой бородой в пышной красной чалме и с плошкой чая в руках. «Гость. Пусть войдет», — изрекает он, мельком глянув в мою сторону. Так я знакомлюсь с Бабой Амар Али.
— Это знаменитый учитель, — объясняет дервиш в поношенном зеленом халате. — Проходи, раз тебя пригласили.
Большинство здесь — из мистического ордена каландарийя, но есть и члены других братств, прибившиеся к группе. Начинают расспрашивать: первый вопрос — не из Дании ли я? Скандал с карикатурами на пророка Мухаммеда в датской прессе докатился и до бродячих аскетов.
Пока члены братства разглядывают меня, обладатель зеленого халата объясняет их учение: «Дуния (окружающий мир, вселенная) — ничто, а потому ничто все дорогое и ценное». Все в палатке оживленно обсуждают его слова. «У нас нет дома, для нас везде дом», — темпераментно рассказывают они, составив над головой руки домиком. Лишь учитель Амар Али не выказывает эмоций — к приветствию какого-то дервиша, припавшего к его ногам, он относится столь же хладнокровно, как и к тому, что его фотографируют.
С заходом солнца спадает жара, и к навесам, под которыми сидят бродячие монахи, подходят целыми семьями. Вот к одному из дервишей подошла семейная пара. Он слушает, потом начинает что-то объяснять. «Пьяр, пьяр», — повторяет дервиш (что можно перевести как «любовь», «симпатия»). Похоже, разруливает семейный спор.
Один знакомый пакистанский журналист называет это «народной психотерапией». У почитаемых могил принято также просить излечения от болезней и вымаливать детей. Считается, что прикосновение к мавзолею святого приносит удачу в делах, а если еще заручиться поддержкой влиятельного «пира», то шансы на успех резко возрастут.
Со стороны палаток звучит музыка, и паломники принимаются кружиться в танце. Это зикр — суфийский танец, призванный помочь погрузиться в мистический транс и приблизиться к Всевышнему. Здесь важно все — и ритм, и техника дыхания, и очередность движений. Увидеть зикр можно и на Северном Кавказе, и в Турции, но только здесь он настоящий — в исполнении представителей древних дервишских орденов.
Чем ниже солнце, тем громче музыка. Барабаны будут звучать до восхода: несколько недель Бари Имам не спит. Так было и при Великих Моголах, и во времена британского владычества. Ни режимы, ни время не властны над дервишами.
