Никто не знает, в какой России мы жили бы сегодня, если бы 10 лет назад в Кремле не состоялась конфиденциальная встреча Бориса Ельцина с ведущими российскими предпринимателями. Документов это событие после себя не оставило, упоминания о нем встречаются все реже, подробностей за минувшие годы не просочилось практически никаких, хотя слово «семибанкирщина» прочно вошло в политический лексикон. Между тем именно эта встреча оказалась поворотной в политическом развитии страны — без нее просто не было бы второго президентского срока для первого российского президента. По крайней мере, в этом убежден Александр СМОЛЕНСКИЙ, один из участников исторического мероприятия, который согласился вместе с корреспондентом «Огонька» совершить экскурсию в март 1996 года.
Александр Павлович, весенние ощущения десятилетней давности вам памятны?
Свежи как никогда. Да и как может быть иначе, если имелась простенькая дилемма: или любой ценой победа Ельцина и продолжение курса реформ, или очень коротко — капут. Причем без всяких демократических процедур. Положение дел в стране оптимизма не вселяло, административные рычаги не работали, уверенности в штатных защитниках Отечества не было — существующую власть они стерегли скорее по принуждению, поскольку душой были преданы власти старой — советской. Практически отрицательный рейтинг у Бориса Николаевича, о котором ему докладывать не решались, завершал эту унылую картину. Лихорадило настолько сильно, что коллеги даже перестали расчесывать старые болячки и объявили мораторий на внутренние разборки и вражду. Собственно, с этого все и началось, причем тоже в марте, хотя и в самом начале — в Давосе Березовский помирился с Гусинским. Это была инициатива Бориса, он первым понял, что иначе снесет всех. А понял в том числе и потому, что в Давосе наши западные партнеры и доброжелатели нас, по сути, сдали. Тот же Сорос первым завопил о том, что надо договариваться с коммунистами и в критических условиях срочно наводить мосты с оппозицией. Пошел разговор о том, что с «новой генерацией левых» возможен конструктивный диалог на базе общечеловеческих ценностей и имеются бизнес-перспективы. Этот «месседж» звучал так настойчиво, что стало ясно — рассчитывать, кроме себя, не на кого. Березовский завелся первым, и, надо отдать должное, это его мотор двигал весь процесс. Собрать нас всех, таких разных, выстроить схему взаимодействия, добиться понимания, увязать политические узелки — ни у кого другого это бы не получилось.
Выходит, если бы не Березовский, то...
То ничего бы не было. Дело в том, что координировать действия, как сказали бы сейчас, «внутри сообщества» разные люди пытались и раньше, но без особого успеха. Вообще первый «заплыв» сделал Василий Шахновский году в 94-м или 95-м, уж не упомню. В ту пору он был управделами московской мэрии, и вместе с Невзлиным они решили двигать идею насчет того, что надо заканчивать с разнузданными подковерными покусываниями и боданиями, от которых и лодку штормило, и тошнило всех. Ведь мы, по сути, обучали всю бюрократическую систему, как с нами бороться. И, как теперь понятно, обучили в итоге. Борис Николаевич, правда, этим не пользовался, зато теперь, что уж говорить, все результаты этого обучения на виду. Так вот, тогда были первые попытки создать некий клуб. Громко, конечно, сказано, но мы даже арендовали у администрации президента знаменитые Горки-9, собирались там раз в месяц и приняли в конце концов для себя некую условную договоренность (кровью, разумеется, никто не подписывался) прекратить меж собой бодания. Звучит красиво, но несколько обманчиво, поскольку в то же самое время туда, в эту тусовку, не приняли Гусинского, у которого в самом разгаре был конфликт с Березовским. Стартовали, словом, оттуда. А Борис потом взял на себя координационные функции, и с Гусинским он же сам мосты навел, когда припекло. Вчера враг, сегодня друг — эти метания никого не волновали.
А кто строил мосты с политическим эшелоном, к примеру с Чубайсом?
Тоже Борис. Исключительно по прагматическим соображениям. Просто другого решения не было, другого человека нужного калибра и энергетики не было — только Чубайс. Причем его невозможно было «поставить» на нужную позицию, можно было только пригласить, обосновав такое приглашение убедительными резонами. Березовский это и сделал. Проблема ведь была в том, что Борису Николаевичу никто из окружения не решался сказать, что у него, как бы это мягче выразиться, рейтинга вовсе нет. Единственный, кто мог позволить себе это ему сказать, — Анатолий Борисович. Собственно, в этом и была великая интрига той памятной мартовской встречи в Кремле, задача состояла в одном: сказать президенту правду. На этом настаивали все, начиная с первого помощника Виктора Васильевича (Илюшина) и кончая Виктором Степановичем (Черномырдиным). Формулировка предлагалась простая — «ну скажите ему, что дело труба». Вот такой был диапазон.
А предвыборный штаб был в курсе подготовки этой встречи?
Зачем же, это была комбинация строго конфиденциальная. Предвыборным штабом руководил тогда Олег Сосковец вместе с Коржаковым. Таких два больших политтехнолога, мощные человеки. У них было свое видение развития событий, весьма нехитрое: при существующем раскладе сил имеющимися средствами выиграть ситуацию невозможно. Стало быть, от этой невозможности и шел отсчет вариантов с упором на те знания и навыки, которыми они обладали. Отсюда и знаменитый скандал со сбором подписей в пользу Ельцина при выдаче зарплат железнодорожникам (деньги людям в целой отрасли выдавались при условии письменной поддержки кандидатуры президента), и проработки всякого рода безумных вариантов «нетрадиционных решений» за рамками конституционного поля. Договариваться о чем-то с ними было бессмысленно, так что и разговора никакого не было.
Так что же в итоге было?
Была, как помню, Масленица. Борис Николаевич немного хворал. Но стол в Кремле накрыли, с блинами и напитками, все как положено. Круг был узкий — только президент и мы по списку, который сами же формировали. Ельцин с нами не выпивал, а мы — по случаю и с удовольствием. И вот в самый разгар застолья Анатолий Борисович взял слово и, испортив хозяину аппетит, при всем народе произнес заветное: «Борис Николаевич, нет рейтинга». Ельцин стал возражать, причем жестко и резко — у него, мол, докладные и сводки штаба. На что Чубайс ему привел свои выкладки, реальные и совершенно беспощадные. Я представляю, чего эти минуты стоили Чубайсу. Повисла такая звонкая пауза, что слышу ее до сих пор. Вы ведь знаете, как Борис Николаевич умел держать паузу. Отлегло тогда, когда президент, шумно вздохнув и не поднимая глаз, спросил: «Что будем делать?» У нас предложения были на руках, все расчеты, так что дальше разговор был очень конструктивным и шел по ключевым точкам — радикальное переустройство штаба, включение в процесс Черномырдина и всего ресурса правительства, создание аналитической группы во главе с Чубайсом, включение в штаб Татьяны Борисовны, формирование новой «штурмовой команды».
И дальше пошло как по маслу?
Как по маслу в России не бывает. Хотя перелом в подходе к ситуации, а потом и в самой ситуации, бесспорно, произошел. После унылого и какого-то обреченного застоя вдруг стали как грибы плодиться инициативы, проекты, нестандартные решения.
Надо полагать, деньги появились — дело пошло...
Деньги — штука принципиально важная. Но еще важнее была все же воля самого Ельцина. Если бы не его решимость идти до конца на этот марафон, причем по тем правилам, которые ему предложила новая команда, ничего бы не сладилось и никто бы не помог — ни Березовский, ни Чубайс, ни «банкирщина». Так что сначала Ельцин, потом свежие идеи и технологии, потом деньги и, конечно, профилактика.
Профилактика чего?
Это возвращаясь к вашему пассажу насчет «все по маслу». Ведь сопротивление было колоссальное и на разных уровнях. К примеру, был такой предвыборный проект — бесплатная газета «Не дай Бог». 10 выпусков по миллиону экземпляров каждый, печатались в Финляндии. Мало кто знает, но ведь и таможня блокировала поставки на границе, и в регионах тиражи конфисковывались решениями даже не руководства территорий, не чекистами-патриотами, а на уровне почмейстеров и мелких клерков. Опять же материя малоизвестная, но мы ведь тогда обошли и весь, так сказать, «оппонирующий фронт» — были встречи, в том числе и ночные, с КПРФ, с партией Лебедя, с «Яблоком». Причем не столько для того, чтобы разъяснить свои позиции, сколько предупредить, чтобы из штанов в горячке борьбы не лезли. Никто никому не угрожал, давления не было, но мы давали понять, что игру на обострение не допустим, что располагаем инструментами и рычагами воздействия, знаем, кто кого и как финансирует, и в состоянии оперативно перекрыть кислород любому. Кстати, знаменитое «письмо 13», появившееся в апреле и не всеми толком понятое (текст подписали ведущие российские банкиры и руководители крупнейших промышленных компаний страны — всего 13 имен. — Прим. «О»), — из этого же профилактического ряда: российский бизнес впервые консолидированно заявил, что никаких крутых разворотов он не примет.
Вопрос щекотливый: каким образом формировался бюджет вашей «спонсорской команды»?
Скинулись.
В каких-то долях и пропорциях? В зависимости от объемов бизнеса участников?
Да нет, все поровну, равными долями. И все свои обязательства выполнили. Как человек, который курировал всю эту бухгалтерию, говорю ответственно. У кого что-то не получалось сразу, тем помогали. То, что говорят «ограбили бюджет», — полная чушь. Грабить было просто нечего: в бюджете на зарплату людям денег не хватало, задержки измерялись годами. В Пенсионный фонд, правда, залезали, но не сильно и с возвратом, ведь пенсии — это социальная мина, рисковать никому не хотелось. За расходованием средств следили коллегиально. Хотя уж кому можно было доверить казну, так это Чубайсу — более четкого человека в этом смысле просто нет.
А коробка из-под ксерокса — это техническая накладка?
Чисто техническая. И, конечно, подстава. Коржаков таким затейливым способом хотел укусить Чубайса, но кусал-то ведь на деле первое лицо.
После мартовского старта ваш банкирский «клуб» заседал регулярно во время предвыборной кампании?
Да вся кампания и была сплошным заседанием. Я, к примеру, бизнесом просто не мог заниматься — все время уходило на выборы. Формально штаб базировался в Президент-отеле, но это для сугубо официальных встреч, на которых, как известно, мало что решается. Главный же рабочий «бункер» размещался в «ЛогоВАЗе».
Как вы полагаете, теоретически хотя бы, повторение всей этой комбинации возможно?
Конечно, нет. Ситуация совершенно другая. Тогда было что терять, причем всем. Теперь такой ситуации нет. Тогда была простая мотивация — физически выжить. Сегодня совершенно другая — всего лишь сохраниться в бизнесе. Происходит перераспределение, кого-то ставят в стойло, кто-то, напротив, поднимается. В целом нормальный процесс. Ведь, по большому счету, ни у кого ничего не отняли. Пока только одно серьезное поражение. И мне, разумеется, неприятно, что мой коллега шьет рукавицы в суровом климате, хотя у него с мозгами все в порядке. Наверное, можно было бы решить вопрос как-то иначе, но сам конфликт, на мой взгляд, не системного, а личностного свойства и вовсе не обязательно его было именно так решать. Но сказать, что кого-то напугали этим и все ринулись собирать чемоданы, вряд ли. Хотя все говорят, что испугались жутко. Серьезный бизнес вырастает нынче на периферии, причем не как «распределенный», а именно как поднятый с нуля и вполне реальный. Люди, которые такой бизнес создали, не светятся и избегают любой публичности, они никогда не будут в «Форбсе» — им этого не надо. Им надо, чтобы их не трогали и не мешали делать дело.
А что может помешать «банкирщине» делать дело? Вы с этим сталкивались?
Мы с этим сталкивались. Причем предметно, достаточно вспомнить командировку в вице-премьеры Потанина, которого мы по-банкирски коллегиально уговорили «кадрово усилить» правительство в том же 1996-м, чтобы развязать кризис неплатежей по зарплатам и пенсиям. Так вот его, нашего посланца, конкретно сожрал аппарат — саботируя указания, заваливая макулатурой, забалтывая проблемы. Ссылки на то, что «все мы делаем одно дело», просто не работали. Потанина, как куратора экономического блока правительства, в открытую «посылал» в ту пору глава Минфина и вслед за ним вся белодомовская вертикаль, свои резоны не мешать аппарату переваривать чуждый элемент были и у главы кабинета Черномырдина. В итоге — через полгода отставка. Бесславная, но вынужденная — работать было невозможно. Аппарат, кстати, притапливает и нынешнее руководство, не только экономическое, но и политическое. Наглядное свидетельство — практика введения закона о монетизации льгот. Дело благое, а от исполнения страну поперек поставило. Не принял аппарат и административной реформы, даже «железный Козак» не сдюжил, реформа провалена, у министров опять по туче замов, и никто о рационализации бюрократии нынче не вспоминает. О разгуле коррупции я уже не говорю, поскольку цифры обществу озвучены: взяткоемкость российского чиновничества зашкаливает за 250 миллиардов долларов в год. И при этом удивляются, откуда инфляция — отсюда. Вот вам и аппарат.
Других серьезных проблем коллективное бизнес-сознание не усматривает?
Проблем выше крыши. Но поскольку самому существованию бизнеса угрозы нет, нет нужды и в чрезвычайных мероприятиях по типу того, что случилось 10 лет назад, в марте 1996-го.