Большую часть архива штази, в котором были данные на всех или почти на всех, кто сотрудничал с МГБ, доносил, стучал и т.д., забрали с собой, уходя из Берлина, американцы. В этом году архив, получивший название «Розенхольц» — куст роз, в виде нескольких сотен компакт-дисков возвращается частями в Берлин. Как говорят в ведомстве по делам штази, там зафиксировано около 700 000 имен и фамилий бывших агентов и просто доносчиков. В Германии готовятся к очень громким разоблачениям и к тому, что многие простые семьи узнают о своих родственниках то, о чем они, возможно, и не торопились узнать. Эрна Хеннинг смогла получить свое дело из архива до того, как его увезли американцы.
ЛИЧНОЕ ДЕЛО ЭРНЫ ХЕННИНГ
В конце пятидесятых по Берлину еще можно было передвигаться без особых проблем. До строительства Берлинской стены оставалось еще много времени, а для перехода из зоны в зону не требовалось виз. Восемнадцатилетняя Эрна Хеннинг жила с матерью и замужней сестрой на Бруннештрассе со стороны советской зоны. Жили они бедно и тесно. Мать болела, сестра с мужем, который хоть и работал следователем МГБ, едва зарабатывали на жизнь. Эрна немного подрабатывала продавщицей, но и у нее особых перспектив не было. 13 января 1958 года она привычно вышла из дому, направляясь в свой магазин, но там она в этот день не появилась. Эрна решила посмотреть, не найдет ли она себе в другой зоне более выгодную и интересную работу. И действительно — возможности заработать и научиться хорошей профессии в западной зоне были несравненно лучше. Молодая девушка сняла небольшую комнатку и стала готовиться к поступлению в торговый техникум. Ровно через месяц, 14 февраля, довольная и уверенная в своем счастливом будущем Эрна поехала в родительский дом поздравить мать с днем рождения.
Эрна Хеннинг: «В этот день там собралась вся семья. Увидев меня, сестра закричала: «Вернулась, дезертир?» Но мама обрадовалась, и мы сели за стол. Через некоторое время мама и муж сестры вышли куда-то из комнаты. Я была очень уставшая и прилегла отдохнуть. Меня разбудил полицейский. Мама и сестра стояли рядом и молча смотрели на меня. Полицейский заставил меня быстро одеться, сказал, что я должна идти с ним».
Эрну Хеннинг увезли не очень далеко — в полицейский участок, который находился через три дома. Сейчас это обыкновенный жилой дом и та семья, которая живет в квартире, бывшей когда-то грязной КПЗ для уголовников, проституток и политических беглецов, этого не знает. Там у нее забрали личные вещи, а мужчина-охранник, не стесняясь, обыскал ее и запер в маленькой зарешеченной комнатушке. В полшестого утра спавшую на полу — кровати в комнате не было — девушку разбудили. Охранник вывел ее на улицу, где уже ждал автомобиль, оборудованный специально для арестованных по политическим мотивам. Это был обыкновенный грузовик-будка с надписью «Свежие булочки».
Эрна Хеннинг: «Внутри машины были оборудованы несколько камер, в одну из них втиснули меня, и мы поехали. Ехали мы очень долго, больше часа, и я не представляла себе куда меня везут. Охранник, который сидел внутри, на мои вопросы не отвечал. Привезли меня в тюрьму штази на Гернзештрассе, где опять поместили в одиночную камеру. Как я позже узнала, охранникам было запрещено со мной разговаривать. Меня заставили снять одежду и переодеться в полосатую робу. Вы не поверите, в тюрьме использовали форму для заключенных концлагеря Заксенхаузен, которая осталась, видимо, еще с тех времен. В течение целой недели ко мне никто не приходил, меня не допрашивали. Охранник сказал только, что моя мать знает, что я преступница».
Когда ее все-таки вызвали на первый допрос, она еще надеялась, что речь идет о недоразумении. У нее взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, и очень добродушный следователь МГБ начал с ней свою беседу. Эрна Хеннинг говорит, что они даже шутили — она была молодой и симпатичной девушкой, по натуре веселой и жизнерадостной. Потом, когда следователь неожиданно сорвался в крик: «Что ты, стерва, делала на Западе?», Эрна начала плакать. Чем больше он кричал, тем меньше она понимала, что происходит, и ее плач переходил, по ее собственным словам, в крик. Ее не били и не пытали, но уже первый допрос длился больше восьми часов. В течение следующих трех месяцев ее вызывали на допросы двадцать пять раз. Чередующихся следователей интересовал только один вопрос: «На какую вражескую разведку она работает?» В конце концов нервы не выдержали и она сказала, что готова подписать любую бумагу. Это вполне устраивало следствие, и вскоре ей дали длинный протокол на тридцати страницах, который она и подписала не читая. Через неделю ее перевели в тюрьму во Франкфурте-на-Одере, где она просидела еще два месяца, ожидая судебного заседания. Она надеялась, что именно там ей удастся доказать свою невиновность. Однако судья и не собирался тратить время на расспросы. Девушке инкриминировали шпионаж в пользу иностранной разведки и нарушение паспортного режима. На скамьях зрителей сидели студенты юрфака, которые должны были увидеть во всех деталях этот показательный процесс. Когда ей удалось спросить у прокурора, на кого же она работала, последовал короткий ответ: «На английскую разведку». Еще через полчаса судья зачитал приговор: «Три года и шесть месяцев тюремного заключения».
Ее переправили в исправительную тюрьму города Гёрлиц, где она и отсиживала свой срок. Все заключенные колонии вывозились на трудовые работы и могли хоть как-то общаться с окружающим миром, на политических эти привилегии не распространялись. Один раз в месяц ей разрешалось одно письмо, изредка приезжала мать. Свидания длились не больше получаса и проходили в присутствии надзирателей. Эрна говорит, что на встречах она и мать молчали и плакали, говорить ни на какие темы не получалось. Так прошло почти два года.
«17 августа 1960 года. Отчет о поведении заключенной Эрны Хеннинг. Осуждена за шпионаж, начало отбывания наказания: 26.6.1958 года. Заключенная находится в нашем заведении с 11 июля 1958 года и вначале показывала хорошее поведение. Однако позже ее поведение изменилось — она стала нарушать внутренний распорядок и вызывающе вести себя с персоналом тюрьмы... Эрна Хеннинг нарушает дисциплину и пытается повлиять негативно на других заключенных... Как положительный факт можно отметить совместное чтение газет «Нойес Дойчланд» и «Берлинер цайтунг»... Противоречивое поведение заключенной ясно показывает, что она не отдает себе в полной мере отчет в содеянном ею преступлении. На этом основании в досрочном освобождении следует отказать».
Ее все-таки выпустили досрочно, но заменили оставшиеся пять месяцев на десять лет осуждения условно. Когда она вышла на волю, она решила, что все уже позади — жизнь повернулась к ней лицом. Она твердо решила не оставаться в восточной зоне. Слишком болезненная рана осталась от наказания за преступление, которого она никогда не совершала. Она поделилась этими мыслями с мамой — единственным человеком, которому она могла еще верить.
Эрна Хеннинг: «Мать стала плакать и говорить, что я должна остаться, иначе в тюрьму пойдет теперь вся семья. Она просила меня не убегать на Запад, потерпеть еще немного. И я осталась».
Через полгода после освобождения ее пригласили в штази. Сотрудник, который ее принял, не стал терять времени, а почти сразу предложил ей работать на восточногерманскую разведку. Она не поняла: «Как? Я ведь бывшая политическая!» Ее успокоили, сказали, что все можно забыть и ее ждет прекрасное будущее, интересная работа. Через месяц ее пригласили вновь и напомнили о предложении, намекнули, что могут отправить в специальную школу, а потом переправить на Запад, куда она так хотела. Постепенно она приходила к мысли о том, что это предложение не так уж и плохо, пока очередной собеседник, потеряв терпение, не сказал, что «она все-таки что-то должна своей стране». Это было последней каплей. Она, отсидевшая лучшие девичьи годы в грязной камере, осужденная за свое желание жить там, где ей хочется, что-то должна? Эрна отказалась. Штазист поморщился и напомнил ей, что она живет не в Лондоне, а в ГДР. Возмездие за упрямство настигло ее через много лет, в 1976-м. Она подыскивала себе новое место работы и подала заявление об уходе по собственному желанию. Через неделю рано утром в ее квартире раздался звонок. Полицейский спросил ее имя, порекомендовал закрыть все краны и отключить электричество, после чего повез ее в полицейское управление на Александерплац. С ней уже привычно никто не разговаривал, но все происходило намного быстрее, чем в первый раз. После часа ожидания в коридоре ее пригласили в зал суда, и судья, ничего не спрашивая и не объясняя, зачитал приговор: «Два года тюрьмы за тунеядство». Ошалевшую Эрну Хеннинг сразу же из зала повезли в женскую тюрьму на юге страны, где она отсидела полтора года. Затем тяжело заболела ее мать и власти решили сократить срок наказания — Эрну Хеннинг выпустили досрочно. На этом история почти заканчивается. Эрна тяжело работала, неся на себе клеймо рецидивистки, и по ночам ухаживала за матерью, прикованной к постели. В конце 80-х мать умерла, потом — падение стены и воссоединение Германии. Когда в 90-м открыли архивы штази, пятидесятидвухлетняя Эрна Хеннинг решилась все-таки запросить свое личное дело. После целого года поисков ее пригласили и вручили толстую папку с бумагами, на которой было выведено ее имя. Она прочитала страницу, которая открывала акты, — это было письмо, адресованное в штази.
«Уважаемые товарищи! Довожу до вашего сведения, что моя дочь Эрна Хеннинг сбежала в западную зону, где находилась три недели. Сегодня она вернулась под предлогом моего дня рождения. Прошу вас принять соответствующие меры. Подпись: Йоханна Хеннинг, мать вышеуказанной женщины».
Прошло еще четырнадцать лет. Эрна способна говорить об этом почти без выражения внешнего волнения: «Мама мне ничего не сказала. Поэтому и извиняться ей было незачем».
Александр СОСНОВСКИЙ
Берлин