После Доменика Перро Петербург никогда не будет таким, каким был. Когда старые дома, школу, рынок снесут и золотой кокон оплетет новую Мариинку, будет не укрыться в тени и тенях прошлого, потому что Перро жив и ведет себя возмутительно. От него ждали новых стен. А он придумал оболочку для новой городской жизни
Завернуть?
Его до сих пор ненавидят в Париже, где он построил Библиотеку Миттерана: четыре леденяще правильных небоскреба с отраженными облаками, заключающими в свои скобки подземный лес, где отдыхают теперь перелетные птицы. Он наполнил залы стеклом, деревом и металлом и заставил не человека бегать за книгой, а книгу ездить по внутреннему метро. Теперь 95% читателей здесь - молодежь. Париж никогда не будет таким, каким был, и Париж ему никогда этого не простит.
По-моему, Перро предпочитает Лондон. Здесь его на ура принимают в Королевской академии художеств. Лондон вообще открыт всем. У Перро в Академии лекция. Он нимало не смущен своим неправильным английским и показывает слайды Тенерифе, где он надстроил верхушку холма отелем в форме верхушки, на вулканический пляж завез белый песок из Сахары, а соседний холм завернул в световую сеть. Ночью свет катится лавой по склону.
Лекция называется: Do you like it wrapped? - Хотите завернуть?
Черт его знает, как переводить. С тех пор как Доменик Перро выиграл конкурс на Мариинский театр - 2, в Питере тьма народу мечтает, чтобы самого Перро завернули и укоротили.
- Вы понимаете, что проектом нового Мариинского театра лишаете людей иллюзий, из которых самая главная - что время можно остановить?
- Меня всегда восхищали люди, которые хотят сохранить прошлое. Это как ехать на велосипеде, глядя только в зеркальце заднего вида. Архитектор должен смотреть перед собой, потому что он строит настоящую историю. Когда Миттеран решил строить стеклянную пирамиду внутри Лувра, это вызвало огромную полемику. В Лондоне та же история была с Фостером, когда он накрыл двор Британского музея прозрачной крышей. Но создавать современную архитектуру в историческом окружении вполне возможно.
- Есть города-реконструкции, в которых новые дома маскируются под старину. Таков, например, Брюгге, таковы отчасти Прага и лужковская Москва с новодельным Китай-городом. Как быть, если здание ветшает или утрачено, - строить новое или восстанавливать старое?
- Догмы не существует. Бывает, старое здание занимает историческое либо символическое место, и тогда имеет смысл воссоздавать. А бывает, надо строить новое. Для старых городов должно выполняться простое условие: проект должны делать архитекторы очень большого порядка и заказчик должен иметь представление о качестве архитектуры. Если архитектор работает лишь на коммерческую идею, результатом будет катастрофа. Посмотрите, что произошло в Петербурге с гостиницей Marriott рядом с Исаакиевским собором. Я знаю, ее ругают за торчащую над городом стеклянную крышу. Но в Петербурге много больших выступающих стеклянных крыш, так что это не проблема. Просто в данном случае крыша для инвестора была предлогом, чтобы впихнуть в здание как можно больше комнат. Купол непрозрачен. Мы имеем дело с фальшивкой. Но архитектура - это искусство правды. Когда начинаешь строить, правда выходит наружу.
- Реакцией на казенную советскую архитектуру в России стал «лужковский» стиль: башенки, эркеры, колонны. Немного стали и немного торта, с расчисткой мест под застройку. Как он вам?
- Это ужасная политика. Она полностью стирает характер тех же 50-х годов, всего советского периода. Вообще не бывает режимов, при которых все только плохо. И когда политика новых властей направлена только лишь на то, чтобы доставить удовольствие народу, чтобы напечь пирожных, - это политика забвения того же народа. Я это вижу с тех пор, как стал приезжать в Россию. Большинство нового несет светский такой отпечаток, отчего исчезает прежнее ощущение города. Я как-то бродил за кулисами Мариинского театра. Там стоят старые кресла, диваны, мебель совершенно фантастического рисунка, достойная лучших времен итальянских мастеров. Эти кресла стоят в коридорах, и я боюсь, что когда начнется реконструкция, их выбросят просто потому, что сочтут, что они недостаточно удобны или современны.
|
- Из-за нового театра будет уничтожен Дом культуры им. Первой пятилетки.
- Когда я начал строить библиотеку в Париже, ее работники обвиняли меня, что я хочу их заживо похоронить, потому что читальные залы я вместе с садом опустил ниже уровня земли. Была у них такая навязчивая идея, они называли сад черной дырой. Сегодня, когда приходишь в библиотеку, то видишь, что в этой черной дыре куда больше проблем из-за избытка света. Это такая светлая световая дыра. Я понимаю, что проект Мариинского театра тоже будит в ком-то ужасающие предположения, но это нормально, потому что все большие проекты пробуждают страсти. Не нужно бояться страстей.
- Вы не ответили на вопрос.
- Я думаю, что существуют интересы отдельных людей и интересы общества... Результат проекта - это 2000 новых театральных мест. Больше людей смогут попасть в оперу...
- Вы опять не ответили.
- Ну хорошо, вы хотите знать мою точку зрения на архитектуру Дома культуры, да? Я, кстати, нахожу, что это довольно интересное здание, которому, правда, не повезло с историей, потому что оно оказалось не на том месте... Но можно найти другое место, перенести, восстановить. Не нужно повторять ту же ошибку, что и в Париже, когда там хотели сохранить во что бы то ни стало маленький ресторанчик при строительстве Оперы Бастилии. Это была фатальная ошибка! Потому что опере не хватило пространства для красивого входа, и возникло ощущение, что слона пытаются протащить в ванную. В итоге никто больше не обращает внимания на ресторан, но все спрашивают, какого черта это маленькое здание мешает большому. У оперы должно быть свое место в городе. И охрана старых зданий тоже должна существовать. Например, сейчас мы думаем, как лучше включить во внутреннее пространство фасад Литовского рынка. Может быть, сквозь него будет проход в репетиционный зал.
- Мне кажется, вас несколько раздражает тема старого и нового, давайте ее сменим. Мне, например, хотелось бы знать вашу точку зрения на современное жилье среднего класса. Каким оно должно быть? Где должно быть? Из Лондона, например, идет постоянный отток в сельские районы. И уезжает именно средний класс...
- Не все и не всюду уезжают. В целом в мире обратная тенденция, потому что в городах больше работы и больше денег. Те, кто уезжает из города в деревню, - привилегированное сословие, это люди, у которых есть средства для жизни в удалении. А вообще это очень интересный вопрос. Вот уже лет двадцать в мире нет ни одного крупного архитектурного движения, которое интересовалось бы жильем. Последнее событие, которое определило интерес к жилью, - это революция 1917 года в России, потому что за ней последовали годы удивительных фантазий. Все архитектурное движение прошлого века в своем видении жилья черпало идеи из русской революции: взять Город Солнца Корбюзье. А потом идеи исчезли. Может быть, потому, что исчезло понятие «рабочий». Во Франции больше нет рабочих: есть служащие, есть квалифицированные рабочие, но просто рабочих нет. Каждый стал средним классом, каждый хочет маленький домик с крышей, собачкой, барбекю, двумя машинами... Такова сегодняшняя ситуация. Но я думаю о двух вещах: экологии и технологии. Может быть, они изменят ностальгическое видение дома а-ля Уолт Дисней. Я представляю себе дома, которые в контакте со светом, с окружающей средой и в то же время контролируются компьютерами... Очень странно, что в наших домах столько всяких приборов, а оболочка совсем не эволюционировала по сравнению с африканской хижиной.
- А как она может эволюционировать?
- Хижина может стать интерактивной. В зависимости от метеосводок пространства могут открываться и закрываться. Представьте также, что дом станет гибким по площади и что к основной хижине можно будет добавлять другие... Или, наоборот, сокращать пространства, когда дети вырастают и уезжают... Старым родителям пространства нужно меньше, но им все равно нужно с кем-то общаться, и они смогут изменить дом так, чтобы сдавать его часть... Мне кажется, что вот эта идея - делиться с другими - спасет нас в XXI веке, потому что если мы не будем делиться, то век кончится катастрофой. Нужно, чтобы богатые поняли: если они не будут делиться, они умрут. Но, к сожалению, равенства между деньгами и умом нет и, боюсь, потребуются драматические события, чтобы богатые восприняли идеологию выживания - идеологию поделиться. Дом будущего - это дом, где будут делиться. Хотя это очень старая идея, существовавшая еще в Средневековье. Тогда были дома для гостей и можно было не спрашивая приехать и быть накормленным и поселенным. А теперь? Всюду предварительное бронирование. Невозможно просто куда-то приехать. Это ужасно. Я за общество без предварительных заказов.
- Вся история архитектуры была историей стилей. Но сейчас единого мирового стиля нет. Почему?
- Это связано с информатикой и вэб-сетями. Любые изображения мгновенно передаются, трансформируются и используются. Архитекторы, которые еще 20 лет назад рисовали проекты вручную, работают на компьютерах, воруют информацию и манипулируют изображениями. Мировое воображение теперь растворено в мире так же, как растворен в мире интернет. Поэтому архитектура больше не развивается как академический стиль.
- Мне приходилось слышать от ваших критиков, что своими проектами вы убиваете интимность. Человеку негде укрыться в ваших постройках.
- Думаю, что у большинства архитекторов неверное представление об архитектуре как о чем-то солидном, тяжелом, построенном из камня. Они любят строить стены, а я люблю строить оболочки. И я думаю, что настоящая эволюция архитектуры в том, что мы постепенно освободимся от камня, построим прозрачные стены, которые завернем в архитектурные одежды. И если нам будет холодно и захочется интимности, значит, мы укутаемся в меховые шарфы, зато если захочется панорам, света, солнца, то набросим на себя только легкую вуаль, и все. Или кружева. Да, лучше кружева.
- Ну вот мы опять вернулись к Мариинскому театру. Я не слышал, чтобы ваш проект называли «золотые кружева», но слышал - «золотой лапоть». Вас это не задевает?
- Все эти названия: и сандалии, и лаптя, и кокона - великолепные прозвища, они говорят о золотой оболочке, которая обволакивает оперу. И это является идеей проекта, потому что между оперой и золотой оболочкой будет огромное пространство. И все будут отлично понимать, что золотая оболочка - это пальто... или манто оперы. И если внедриться между этим манто и телом оперы, то откроешь целую жизнь с галереями, ресторанами, магазинами... И оболочка будет зарабатывать театру деньги.
- Позвольте тогда глупый вопрос, продолжающий тему одежды. Я вас всегда вижу в ярком шарфике. Это что-нибудь значит?
- Я всегда носил шарфы, но они были черные. Но с годами начинаешь любить сладости. Становишься другим. И я начал собирать коллекцию разноцветных шарфиков. Вот, например, для подписания контракта у меня был очень веселенький шарфик, в полосочку, ярких тонов, как занавес, от Пола Смита. А сейчас на мне повседневный шарфик в сеточку, как я люблю, хотя и не из металла, - он от Исси Мияке. Это шарфик-подмигивание. Он слегка развлекает и уводит от образа архитектора, который всегда в черном...
- А какой шарфик будет на вас, когда новый Мариинский построят?
- О! Он будет расшит чистым золотом...
Дмитрий ГУБИН, Лондон