В Москве на прошлой неделе состоялся национальный конгресс кардиологов. Как уменьшить в России смертность «от сердца»?
ЖАДНОСТЬ ФРАЕРА СПАСЕТ?
Если кто забыл: именно наши кардиохирурги первыми в мире начали оперировать у детей пороки сердца. Золотые руки и головы в России есть. Им бы еще хорошую систему медстраха...
Знакомый дед, лет десять назад уехавший в Германию, на днях поплакался мне, как его достали немецкие врачи. Тянут его и тянут, не оставляют в покое. Было три инфаркта — поставили шунты. Не так повели себя электролиты в крови — каждый месяц брали кровь из вены на биохимию, пока не нашли концы и не подрегулировали калий. А неделю назад дед просто-таки вышел из себя, когда доктор заставил его сутки прожить с портативным кардиографом. Обвешанный электродами, с изящной сумкой на плечевом ремне, дед ездил на трамвае и гулял в парке. Он обедал в любимой забегаловке у сухумских греков и мирно спал ночью, а датчики все снимали и снимали показания. — Ты думаешь, это мне на самом деле нужно?! Мне восемьдесят восемь лет, у меня диабет и глаукома, у меня латаное-перелатаное сердце. Я бы уж как-нибудь прокряхтел и без этого суточного мониторинга. Так что нужен он не мне, а доктору Вернеру, чтобы отчитаться перед страховой кассой и получить свои денежки за еще одно обследование.
...Он даже не подозревал, насколько был прав. Хорошее отношение к больному, конечно, штука важная. Но отнюдь не только оно заставляет немецких врачей столь плотно «пасти» своих пациентов. Не менее важен и вечный страх: страх получить нагоняй от профессиональной ассоциации врачей и страх не получить от страховой кассы искомых денег. За лечение и обследование, не дотягивающие до стандарта (принятого консенсусом той же ассоциации врачей), элементарно можно схлопотать и то, и другое.
Сказанное выше относится ко всем больным, но к кардиологическим особенно. Во-первых, их в Германии просто много. По тем же причинам, что и в большинстве развитых стран, — излишне калорийная и соленая еда, алкоголь, курение, стрессы и гиподинамия. Во-вторых, если сердечнику заменили клапан, поставили шунт или искусственный водитель ритма, — это означает не конец его романа с медициной, а только начало. Такой пациент требует постоянных надзора и назначений, даже если субъективно чувствует себя прекрасно. Ускользнуть от врача сердечнику в Германии трудно. Когда иммигранты из бывшего Союза пытаются по старой привычке просто прийти к медсестре и попросить продлить рецепт, этот номер у них не проходит. Сестра непременно доложит врачу, что пришел вот такой-то господин. Врач тут же скомандует сестре: «Задержать!» Задержат ненадолго — измерят давление, спросят о самочувствии. Но на больного посмотрят — хоть в полглаза, но посмотрят. Кабинеты семейных врачей вынесены в глубину спальных районов, очередь на прием редко бывает больше трех-четырех человек, так что времени на короткое рандеву хватит и у врача, и у больного. А это значит, что рецепт никогда не будет продлен «вслепую» — только осмысленно. Не вслепую будут назначены и обследования. Обязательно будет выписан талончик на следующий прием — к примеру, через месяц.
Но это еще не все. Если обследования покажут, что больному показана операция и он в состоянии ее перенести, то операцию непременно сделают. Немцы не тяготеют к масштабным и сверхдорогим операциям. При возможности отдают предпочтение так называемым малоинвазивным — экономным и без аппарата искусственного кровообращения. Немцы любят использовать для замены пораженных сосудов внутренние грудные и радиальные артерии пациента — такой шунт технически легче ставить. При этом он отлично осуществляет кровоснабжение: внутренние грудные артерии устойчивы к атеросклерозу и долго сохраняют проходимость. Выхаживают в немецких клиниках качественно и быстро: на второй-третий день после операции пациенты встают. А выписать из стационара их могут уже через две недели, а то и дней через десять. Вот тут-то и возникает самый интересный для нашего человека вопрос. Даже малоинвазивная операция с использованием сосудов самого пациента — это четырех-пятизначные суммы в евро. Прошлый год немецкие страховые кассы закончили с дефицитом почти в три с половиной миллиарда евро. На этот год прогнозируется пять-шесть миллиардов дефицита. Зачем его увеличивать? Не легче ли, сославшись на слишком маленькую страховку, отказать «лишним людям»? Как отказывают им на всем постсоветском пространстве (исключая, скорее всего, страны Балтии).
Позволим себе маленький экскурс в недавнюю историю. Вы наверняка помните ворчание по поводу того, что операция аортокоронарного шунтирования, сделанная Борису Ельцину, обошлась российским налогоплательщикам в непомерную сумму — примерно тысяч сто долларов с учетом послеоперационного ухода. И никто не потрудился просчитать простую вещь: во сколько встали бы России новые выборы президента? Там ведь счет пошел бы на сотни миллионов. А возможно, что и на миллиарды, если учесть все политические риски. Так что операция на сердце Ельцина отнюдь не высадила Россию из денег, а сэкономила ей огромные суммы.
Тут все ясно как божий день. Но давайте слегка усложним задачу. Представим себе, что Борис Ельцин не сделал политическую карьеру, а остался строителем в Екатеринбурге. Но привычки у него все те же, и вот в какой-то момент знатному прорабу светит АКШ. Есть ли резон стройтресту или страховой компании оплачивать операцию или пусть прораб доживает свой век на инвалидности? Берем калькулятор и считаем.
Если стройтрест потеряет классного прораба, то даже при очень быстром нахождении адекватной замены это будет стоить ему ввода одной квартиры за год работы. Если площадь этой квартиры (сообразно нынешней моде) составляет метров сто пятьдесят, а метр идет за тысячу (цену нарочно занижаем), то трест имеет $150000 упущенной выгоды. Цена АКШ примерно $25000. Как видим, игра стоит свеч — здоровый человек «отобьет» все вложения в операцию. Инвалид — нет.
Но зачем, спросите вы, немецкой страховой кассе тратить деньги на АКШ для пожилого иммигранта, который заведомо никогда уже не будет работать в Германии, а будет только поглощать социальную помощь? Причина все та же — выгодно. Да, пожилой иммигрант вряд ли будет работать (хотя вдруг да присмотрит себе какую-то непыльную работенку). Но в любом случае живой и приведенный в порядок пенсионер будет оплачивать счета и страховки, потреблять товары и услуги. Если даже он не заимеет немецкую привычку путешествовать, он будет хотя бы ходить по врачам, а страховые кассы будут оплачивать их счета. Колесики будут крутиться, и рабочие места будут создаваться. Простите за цинизм, но мертвый человек создает рабочие места только на кладбище. Поэтому нормальной экономике он нужен живым. А кардиохирургам нужен большой и гарантированный рынок операций. Как показала российская практика, оплата за те же шунты из своего кармана делает возможными несколько десятков тысяч операций в год, но никоим образом не создает массового работающего рынка, потенциальная емкость которого в России оценивается в сотни тысяч операций. Эти сотни тысяч (если не миллионы) пациентов, которым вовремя не была сделана операция, гарантированно уходят на инвалидность. Они уже практически ничего не принесут нашей экономике, потому что и не работают, и до предела минимизируют свое потребление. Вскоре они умирают. У нас на порядок больше инсультов, инфарктов, инвалидностей и ранних смертей, чем в Германии. Средняя продолжительность жизни мужчин в России примерно на десять лет меньше, чем в Германии. На немецких кладбищах постоянно видишь могилы бюргеров, которые дотянули до девяноста. У нас уже никого не удивляет, когда вполне разумный и обеспеченный человек из не самого низкого социального слоя буквально «сгорает» в семьдесят с маленьким хвостиком. А после выясняется, что ничего неизбежного не было: причина смерти — в запущенности тех же «сердечных дел». Этот человек, как у нас принято, никогда и нигде не обследовался и не лечился: я по врачам не хожу! Вспомним то, о чем мы говорили выше: покойник счета не оплачивает и рабочих мест не создает. Стоит ли нашей экономике и дальше терпеть подобный идиотизм? По-настоящему клинический идиотизм, заметим в скобках... Между тем в России есть все, для того чтобы система оказания кардиологической помощи работала не хуже (если не лучше), чем в Германии: грамотные врачи, прекрасные научные школы, насыщенный рынок медикаментов и медицинской аппаратуры и даже некий слой вменяемых и небедных людей, которые потенциально могли бы обеспечить приток денег в нормальные и не бедные страховые кассы. Не хватает только одного — господствующего в умах циничного расчета. Как это ни странно...
Борис ГОРДОН
На фотографиях:
- В ЭТИХ МЕШКАХ И ВЕДРАХ НАХОДИТСЯ САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ ЛЕД. ИМЕННО ОН И ПОЗВОЛЯЕТ НОВОСИБИРСКИМ ХИРУРГАМ ДЕЛАТЬ УНИКАЛЬНЫЕ ОПЕРАЦИИ НА СЕРДЦЕ
- ЕСЛИ ПАЦИЕНТА ОХЛАДИТЬ, МОЖНО ОПЕРИРОВАТЬ БЕЗ АППАРАТА ИСКУССТВЕННОГО КРОВООБРАЩЕНИЯ
- СЕЙЧАС В РОССИИ ДЕЛАЕТСЯ 12 — 15 ТЫСЯЧ СЕРЬЕЗНЫХ ОПЕРАЦИЙ НА СЕРДЦЕ В ГОД. ПРИ ТОМ ЧТО ГОДОВАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В НИХ ОЦЕНИВАЕТСЯ НА УРОВНЕ 150 ТЫСЯЧ
- НОВОСИБИРСКИЙ МЕТОД ПРАКТИЧЕСКИ НИКОГДА НЕ ДАЕТ ОСЛОЖНЕНИЙ НА ЦЕНТРАЛЬНОЙ НЕРВНОЙ СИСТЕМЕ И ПРИМЕНИМ ДЛЯ ПАЦИЕНТОВ В ВОЗРАСТЕ ОТ ГОДА ДО СОРОКА ЛЕТ
- АППАРАТ ИСКУССТВЕННОГО КРОВООБРАЩЕНИЯ СТОИТ ПРИМЕРНО $225 000. МЕТОДЫ, ПОЗВОЛЯЮЩИЕ ОБОЙТИСЬ БЕЗ НЕГО, БЫЛИ БЫ СПАСЕНИЕМ ДЛЯ НАШИХ НЕБОГАТЫХ КЛИНИК
- В материале использованы фотографии: Андрея РУДАКОВА, Best PICTURES. Снимки сделаны в Новосибирском НИИ патологии кровообращения