КРОВЬ У ВСЕХ ОДИНАКОВО КРАСНАЯ, И ДЕЛИТЬ НАМ НЕЧЕГО

Первое, что поражает при знакомстве с этим человеком, так это его энергия. Создается впечатление, что он одновременно находится в разных местах. Кажется, что, говоря быстро, думает он еще быстрее. Муфтий и вместе с тем ректор Российского исламского университета Гусман хазрет Исхаков — персона очень и очень занятая, поэтому, «сильно извиняясь перед господами журналистами», он просит их сначала пообщаться с его помощником Абдурашидом хазретом Захировым, проректором по учебной части того же учебного заведения.

КРОВЬ У ВСЕХ ОДИНАКОВО КРАСНАЯ, И ДЕЛИТЬ НАМ НЕЧЕГО

— Абдурашид хазрет, расскажите об Исламском университете. Когда он появился, по чьей инициативе и какие предметы сейчас преподаются в этом вузе?

— Это произошло в марте 1998 года, когда новый муфтий Гусман хазрет решил организовать университет в здании бывшей мечети. Осенью 1998 года мы набрали студентов на шариатский факультет, составили программы, расписание — и начали заниматься. То есть начали уже более или менее полнокровную деятельность. Инициатива исходила и со стороны руководителей республики, и со стороны духовенства. Основная цель — это подготовка отечественных ученых-исламоведов, религиоведов, духовных деятелей, и не только с религиозными, но и светскими знаниями. Это как раз и определило характер нашей деятельности. Преподаются у нас в основном религиозные исламские предметы, хотя на старших курсах мы изучаем и другие конфессии. Дополнительно — светские предметы, такие, как языки — татарский, арабский, русский, английский. С первого курса преподаются информатика, история России и Татарстана, психология, педагогика. Кроме того — история религии, философия, риторика, в общем, предметы гуманитарного направления.

— Сколько лет учатся студенты в вашем университете?

— У нас бакалавриат — четыре года. А насчет диплома — тут с государством, с российским Министерством образования еще надо определиться. Мы бы хотели, чтобы у нас были и свой и государственный дипломы. Однако нам говорят, что религиозному учебному заведению не могут дать право выдавать светский диплом, так как религия в России отделена от государства. И мы либо должны готовить религиозных деятелей, либо преподавать по светским направлениям. Но ведь иметь возможность давать два диплома хотим не только мы, но и христианские учебные заведения, семинарии.

— А могут ли у вас учиться русские, немусульмане?

— Немусульмане — нет, атеисты — тоже. У нас в уставе университета записано, что человек, который поступает сюда учиться, работать или что-то делать (даже обслуживающий персонал), должен знать и соблюдать основы ислама. У нас работают женщины — они одеваются согласно исламским требованиям, мужчины тоже. Но нет очень строгих требований.

— С какими зарубежными университетами вы поддерживаете наиболее тесные контакты?

— Мы стараемся поддерживать контакты с теми учебными заведениями и университетами, которые близки нам по духу, требованиям, направлению. В настоящее время мы поддерживаем связи с двумя университетами: один из них в Иордании, мы там даже два года назад побывали и стажировались по арабскому языку — и студенты и преподаватели. Там действительно и христиане и мусульмане учатся вместе. Это негосударственный университет, но там есть и религиозные и светские факультеты. В прошлом году к нам оттуда приезжали преподавать два доктора. У нас большой дефицит преподавателей высокого уровня по религиозным наукам, и таким образом тоже выходим из положения. А вот наши студенты-старшекурсники, будущие выпускники, стажируются сейчас в Каирском университете. Это один из самых древних университетов в мире, он очень большой. Там тоже сильны и религиозное и светское образование.

— Как вы относитесь к тому, что в последние годы, в связи, например, с событиями в Чечне и Нью-Йорке, ислам стал ассоциироваться с терроризмом?

— Знаете, мы изучаем ислам по его источникам и с уверенностью можем сказать, что никакого отношения к истинному исламу терроризм не может иметь. Что касается тех людей, которые называют себя мусульманами, а решают какие-то другие задачи и, может быть, выполняют чьи-то заказы, — тут уж каждый отвечает за свои действия сам, но нельзя считать, что они истинные мусульмане. Наше отношение такое, что если кто-то что-то совершил, если выдвигается обвинение, то обязательно должно быть доказательство. Просто так, голословно создать такой образ и применять его в каких-то идеологических целях — это мы уже прошли в советское время, и в принципе это очень опасные дела. Сейчас ведь кое-кто хочет разделить цивилизацию на две части — мусульманство и весь остальной мир, но это ни к чему хорошему не приведет. Сами же мы не различаем людей ни по цвету кожи, ни по национальности, ни по социальному положению, то есть мы понимаем так, что ислам ниспослан для всех людей, у нас нет предубеждения, что русские, или чуваши, или кто-то еще недостойны нашей религии и не могут следовать ее требованиям. Мы к любому человеку относимся как к потенциальному брату, если он в принципе признает существование ислама. Такое миротворческое начало есть в исламе изначально.

У присоединившегося в этот момент к нашему разговору Гусмана хазрета Исхакова я спросил:

— А чем отличается настоящий мусульманин, живущий в Казани, от мусульманина, живущего в каком-нибудь другом государстве?

— Приведу небольшой пример. До того как стать муфтием, я был имамом мечети в Башкирии и ректором моего первого университета. Поехал я тогда в Эмираты за помощью в плане учебников или строительства нового здания. Это было начало 90-х годов. В Исламском университете встретился с ректором и рассказал ему, как мы здесь живем и выживаем. Рассказал, как мы 70 лет оставались безграмотными в плане религии, как мы сохраняли мечети. Ректор внимательно слушал, а потом говорит: «Знаете, если взять одного вас или такого, как вы, мусульманина России и десять наших шейхов и поставить на весы, то вы один перетянете наших шейхов. И по энтузиазму, и по духу». А другой араб говорил: «Если бы мы прошли через 70 лет такого коммунизма, такого гонения, то не знаю, сохранились бы мы такими, какими сохранились вы». В Саудовской Аравии и других мусульманских странах 99 процентов мусульман. Они родились мусульманами, они живут в этом. Даже если ты не хочешь молиться, ты уже не можешь не молиться: все молятся, и ты тоже. Невозможно не поститься или совершить какой-то грех. А здесь, когда везде видишь обнаженных женщин, должны быть сила воли, вера, убеждение и боязнь Всевышнего. Наверное, мусульманин России, если он постится, молится и боится Всевышнего, этим и силен. Мусульманам, которые живут в Центральной России, надо выжить и сохранить свою религию, но, с другой стороны, не задеть чувства других верующих. Вот это тонкость, это политика, это дипломатия. Некоторые республики Средней Азии — Казахстан, Таджикистан, Узбекистан — тоже могли бы это до конца сохранить, но, к сожалению, не сделали. Вот видите: одни татар прогнали, другие русских прогнали. А мы — татары, мусульмане России — живем бок о бок с представителями других конфессий, не трогаем чужого, но и своего не отдаем. Вот этим и отличаемся. И самое главное — это мудрость наших дедов и прадедов. Одно дело — это знания, а другое дело — мудрость. Мудрость со знаниями — это как два крыла птицы. Терпимость и толерантность — такого, наверное, нигде, как у нас в Татарстане, нет.

— Есть ли проблемы у возглавляемого вами вуза? В частности, ощутима ли проблема финансов?

— Проблема финансов есть везде в России, и тот, кто хочет содержать такую базу, 5000 квадратных метров, и хозяйство и платить зарплату, тот должен как-то выкручиваться. Так что основная проблема, я думаю, все-таки финансовая. Но, когда мы открылись, нас стали приглашать в зарубежные исламские университеты, мы начали подписывать с ними договоры. Они видели, что у нас большое будущее, хотя мы по сравнению с ними еще очень слабы. Мы начинали в маленькой мечети, студентов было восемнадцать человек — четырнадцать сейчас как раз выпускаются. Мы гордимся тем, что Президент о нас говорит. Мы бы хотели, чтобы власти еще и помогали нам. Я не говорю, что сейчас не помогают, помогали в реставрации, но стены — это одно, а сама суть, политика — это уже другое. В других мусульманских учебных заведениях, наверное, нет таких условий, которые мы создали здесь. Здесь обучаются студенты восьми-девяти национальностей из двадцати двух регионов России. Это чеченцы, дагестанцы, узбеки, таджики, дети смешанных браков с русскими. Мне очень приятно, что они у нас есть. У человека становятся совсем другой кругозор, восприятие, отношение, уважение к людям, когда он познает Восток.

— Можно сказать, что вы своей деятельностью подаете пример остальным мусульманам России?

— Так оно и есть, потому что Татарстан — хотим мы этого или не хотим — является для татар России духовным, моральным центром. Здесь возможно бесконфликтное существование. Здесь есть что показать. И мы хотим, чтобы выпускник нашего университета был не только ценным религиозным кадром, но чтобы он был Человеком, чтобы с гордостью говорил, что он мусульманин, что он россиянин.

— Вы довольны мусульманскими гражданами в Республике Татарстан? Как они себя ведут?

— Я не могу сказать, что я недоволен ими, я недоволен собой, тем, что мы все-таки еще мало делаем. Знаете, их надо воспитывать. Надо больше делать для них. Три поколения остались неграмотными в религии, и это не их вина. Наши дети должны быть чище, чем мы, и для этого необходимо религиозное учебное заведение. Борьба с экстремизмом и терроризмом должна вестись через правильное религиозное образование. Не надо заигрывать с исламом, не надо обижать тонкие чувства верующих. В Татарстане вы не увидите взаимных обид, ведь делить нам нечего, кровь у всех одинаково красная.

Михаил ДОВЖЕНКО