Национальные павильоны

Две любимых темы на биеннале — деньги и национальный вопрос. Трудно найти такого участника, кто бы не испытывал угрызений совести от того, что искусство сегодня оказалось в роли красивой вышивки на денежном мешке. Многие призывают послать ко всем чертям допотопную идею национальных представительств, доставшуюся Венецианской биеннале от всемирных выставок XIX века. Причем голоса совести и гневные призывы доносятся из национальных павильонов с большими, как правило, бюджетами. Конечно, этнос и национальность — не более чем интеллектуальные конструкты, и за глобальной культурой — будущее. Вот, например, архитектурная видеоинсталляция Йеспера Юста в павильоне Дании: кто может догадаться, что на видео — не Париж, а его точная копия, построенная в пригороде Ханчжоу, и не как Лас-Вегас, а как район дорогого жилья. Но разве не наследником социалиста-утописта Уильяма Морриса является в британском павильоне англичанин Джереми Деллер? Разве универсальный мотив денег не приобретает в павильоне Греции особо пикантное звучание? И разве Рембрандт, от которого отталкивается Вадим Захаров, не русский народный художник?

Павильон России

Джардини

Павильон России в этом году не просто в числе самых удачных национальных павильонов биеннале, это, возможно, еще и вершина творчества Вадима Захарова. Захаровская «Даная» — шедевр постконцептуалистского академизма, холодный и отточенный в своем совершенстве, как живопись позднего Энгра. Академизм этот двойственного происхождения. Высококультурный в духе московского концептуализма, откуда Захаров родом: аллюзии на Рембрандта, мотивы vanitas и музей классического искусства, который целиком должен был помещаться в духовном багаже советского интеллигента. И высококультурный в духе интернациональной художественной сцены, где сейчас играет Захаров: критика капитала, гендерный дискурс, использование наемного труда и демонстрация цинизма этого использования, партиципаторность — весь набор модных приемов. Нижний этаж — пещера, куда дозволено войти лишь женщинам, чтобы ловить под прозрачными зонтиками монетки золотого дождя, которые потом — усилиями зрительско-ассистентского конвейера — отправятся наверх и вновь посыплются вниз в бесконечном денежном круговороте. Верхний этаж — не то театр, не то храм, где преклонившие колени на молитвенных скамеечках могут благоговейно созерцать денежный поток. На входе в седле под потолком — беспечный ездок в деловом костюме лущит орешки, так что струйки шелухи рифмуются со струйками монет. В конце — старинный стульчак с ночным горшком, из которого произрастает роза и букет фрейдистских подтекстов вместе с ней. Возле павильона поставлена антенна: по словам художника, это и есть сегодняшняя Даная, ибо информация ныне — золото. Однако, кажется, художник не договаривает: его «Даная» — образ сегодняшней России, девицы в темнице, замершей в ожидании и растерявшейся в нерешительности. Не знающей, что выбрать: свободную любовь или патриархальную власть отца. Обожествляющей золотой дождь и презирающей золото как шелуху. Алчной и транжиры, сорящей деньгами и людьми. Впрочем, эта изящная и остроумная работа не допускает прямолинейных трактовок.

Павильон Великобритании

Джардини

В отличие от ускользающего в намеках и двусмысленностях Вадима Захарова, Джереми Деллер предельно конкретен. Вот распростер крыла — нет, не имперский орел, а редчайший лунь, подстреленный компанией принца Гарри (дело, конечно, замяли). Вот история российской приватизации в ваучерах и билетах МММ на фоне фрески, где гигант художник-социалист Уильям Моррис, думавший противопоставить индустриализации эстетское ручное производство, вышвыривает из лагуны яхту Романа Абрамовича Luna, нахально пришвартовавшуюся у Джардини на прошлой биеннале и всем мешавшую. Вот Дэвид Боуи и его звездный тур 1972 года — прекрасное средство против молодежных волнений. Вот Дэвид Келли, британский военный эксперт, покончивший с собой, когда пресса начала задавать вопросы, а было ли ядерное оружие у Саддама Хусейна, и другие герои войны в Ираке. В «Английском волшебстве» Деллера тоже задается вопрос, что победит: мировой империализм в его сегодняшней — глобально-капиталистической — версии или левая идея. И ответ, где рисуется воображаемое восстание на острове Джерси, богатейшем офшоре мира, а неолитические каменные топоры превращаются в оружие пролетариата, отнюдь недвусмыслен.

Павильон Австрии

Джардини

Едва ли не самый изящный способ высмеять голливудские амбиции современного искусства, превратившегося в машину по перевариванию и/или отмыванию капиталов, придумал живущий в Лос-Анджелесе австриец Матиас Поледна. В павильоне крутят трехминутный мультик в диснеевском стиле: ослик в матросском костюмчике напевает шлягер 1930-х «Сдается мне, вы меня дурите». Художник объясняет, что в фильме затронуты темы Великой депрессии, аншлюса Австрии, европейской эмиграции в Америку, киноиндустрии, поп-культуры и много чего еще. Производство столь многозначительного произведения обошлось в миллион с лишним евро.

Павильон Греции

Джардини

Видеотрилогия Стефаноса Цивопулоса «История Зеро» посвящена круговращенью денег в природе и искусстве. В первой серии чернокожий сборщик металлолома, обследующий афинские помойки, находит в мусорном баке мешок с букетом бумажных цветов из 500-евровых купюр. Во второй серии модный фотограф по имени Юрген (уж не Юрген ли Теллер?), блуждающий по Афинам с планшетом вместо камеры в поисках живописных граффити, находит оставленную героем первой серии тележку с металлоломом и в ней — разбитый телевизор, наводящий его на размышления о тщете погони за образом. В заключительной серии мы видим автора денежного букета: этим оригами занимается со скуки престарелая коллекционерка современного искусства, дом которой завешан фотографиями Юргена Теллера и заставлен скульптурами Павла Альтхамера (вроде тех, что есть в основном проекте биеннале). Сериалу предшествует оформленное в виде текстовой панорамы исследование по истории различных форм бартера.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Ай Вэйвэй. Фрагмент инсталляции «Bang», павильон Германии

Фото: Reuters

Анри Сала. Фрагмент видеоинсталляции "Ravel, Ravel, Unravel", павильон Франции

Фото: AP

Павильоны Франции и Германии

Джардини

Франция и Германия в этом году — в знак дружбы — махнулись павильонами. Павильон Германии (бывший Франции) демонстрирует образцовую открытость, интернационализм и терпимость: инсталляция китайца Ай Вэйвэя, фотографии южноафриканца Санту Мофокенга и видео индианки Даяниты Сингх говорят об уходе национальных традиций и старинного понимания этнической идентичности в прошлое, тогда как фильмы немца Ромуальда Кармакара предупреждают об опасностях расизма и неонацизма. А в павильоне Франции (бывшем Германии) можно увидеть самую эстетскую работу биеннале — видеотриптих албанца Анри Салы «Ravel, Ravel, Unravel», где из фортепианного концерта для левой руки Мориса Равеля, исполненного двумя пианистами и одним диджеем, получается великолепный джазовый балет.

Павильон Румынии

Джардини

Александра Пирич и Мануэл Пелмуш, два танцовщика и хореографа из Бухареста, дрейфующие в сторону перформанса, поставили «Нематериальную ретроспективу Венецианской биеннале»: небольшой танцевальный ансамбль старательно изображает самые значительные работы за более чем вековую историю международной выставки в Венеции средствами одной лишь пластики. Жаль, что в Венеции не дают «Золотого льва» за остроумие.

Павильон Кореи

Джардини

Очередь на вход; ожидание в зеркальной комнате, где все — полы, стены, потолки — отражается во всем и под звук чьего-то громкого дыхания теряешь чувство реальности; попадание в абсолютно черную и глухую комнату, этакую камеру сенсорной депривации. От самой знаменитой корейской художницы Кимсуджа ждали чего-то более социального, но на фоне остальных интеллектуально-чувственных аттракционов вроде колоссального корневища Берлинде де Брёйкере, проросшего сквозь весь павильон Бельгии, гор земли Лары Альмарсеги, выросших в павильоне Испании, или разрывающего уши звука Конрада Смоленьского, заполняющего павильон Польши, ее проект смотрится не менее эффектно.

Павильон Южной Африки

Арсенал

Большая групповая выставка «Воображаемый факт. Современное искусство Южной Африки и архив» обошлась без знаменитостей вроде Уильяма Кентриджа или Роджера Баллена, но на ней понимаешь, откуда происходят южноафриканские звезды. Из удивительно насыщенной художественной среды: Занеле Мухоли, Сэм Нленгетва, Пенни Сиопис, Сью Вильямсон, Вим Бота и многие другие.

Павильон Чили

Арсенал

При входе в чилийский павильон висит лайтбокс с фотографией Лучо Фонтаны, вернувшегося в Милан из Аргентины после Второй мировой: художник на руинах своей миланской мастерской. Творчество Фонтаны, в юности не чуждого фашистской эстетики, началось с чистого листа. Вот и историю самой старой биеннале мира Альфредо Хаар предлагает начать с чистого листа: в центре выставки — огромный макет Джардини со всеми павильонами, периодически тонущий в бассейне с мутно-зеленой венецианской водой. И правда, не пора ли похоронить старомодную идею национальных представительств?

Павильон Словении

Галерея A+A

Тему архаичности национальных представительств подхватывает и Ясмина Чибич, с исключительно тонким юмором рассказывающая об архитектуре и искусстве на службе югославского государства в своей тотальной инсталляции. Украшенной, в частности, картинами 1930-х, взятыми на прокат из парламента: по идее, они должны бы воплощать национальный дух, однако являют собой ту тихую и интеллигентную живопись, которой в те годы было полно в Третьем рейхе, США, муссолиниевской Италии и сталинском СССР. Стены галерейного пространства сплошь затянуты тканью с узором из фигурок какого-то жучка: это anophthalmus hitleri, найденный в Словении в 1933 году и названный первооткрывателем-энтомологом в честь величайшего, как ему тогда казалось, политика современности. Может быть, этому уникальному представителю Словении и надо представлять страну на Венецианской биеннале?

Павильон Норвегии

Пьяцца Сан-Марко

Выставка «Осторожно, святая шлюха!», позаимствовавшая название у одного фассбиндеровского фильма, начинается с фотографий Эдварда Мунка: это портреты сиделок из психиатрической клиники, куда в 1908-м угодил художник. Далее — издание «Психопатологии и искусства» Генриха Штадельмана, большого друга экспрессионистов, на обложке книги — мунковский «Крик». Мунк со своими редко выставляющимися рисунками и картинами оказывается здесь одним из первых мучеников сексуальной революции. Фильм феминистки Лене Берг иронично рассказывает о том, к чему эта революция привела.

Павильон Анголы

Палаццо Чини

Ангола удачно дебютировала на биеннале, сразу отхватив «Золотого льва» за лучший национальный павильон. Он называется «Луанда, энциклопедический город» и временно занимает палаццо Чини. Дворец давно закрыт по причине ветхости, так что в обычное время роскошная коллекция Витторио Чини — проторенессансные иконы, Пьеро делла Франческа, Боттичелли, Понтормо — публике недоступна. По случаю биеннале публика не просто может проникнуть в запертый музей, но и кое-что из него вынести: в залах прямо на драгоценных коврах лежат стопки напечатанных на дешевой бумаге фотографий Эдсона Шагаса, снятых в трущобах Луанды,— бери сколько хочешь. Снимки, очень красивые по цвету и несколько банальные по композиции, относятся к распространенному жанру «искусство ready-made в городе»: обшарпанные стены и мусор на улицах выглядят как живопись, объекты и инсталляции. Получилась в высшей степени партиципаторная, располагающая к сотворчеству работа: зрителя приглашают не только взять себе постер, но и, возможно, поискать такие же красоты в собственной подворотне. В общем, это тоже остроумно и тоже отчасти про деньги: про буржуазность и элитарность старого в противовес демократизму нового искусства. Пока художники в павильонах стран «первого мира» критиковали власть капитала в искусстве, тратя на критику внушительные суммы, художник из «третьего мира» сделал дешевое искусство для всех, не тратя лишних слов и бюджетов.

Анна Толстова