Последнее лето

Сто лет назад, в 1913 году, столичный Петербург проживает последнее мирное лето. Скоро начнется Первая мировая война; Петербург переименуют в Петроград, а потом город перестанет быть столицей

Лев Лурье, историк

Пока, кажется, ничто не указывает на предстоящие напасти.

Петербургский сезон заканчивается вскоре после Пасхи. Через неделю, на Красную горку — самый популярный для венчания день, и сигнал: покидать Петербург до осени. После Красной горки билеты в международных экспрессах — на вес золота. Большой свет перебирается во Францию.

Туда же — и Федор Шаляпин (он занят в "Хованщине", идущей в дягилевской антрепризе). Матильда Кшесинская с гражданским мужем великим князем Андреем Владимировичем отдыхает на вилле "Алам" в местечке Кап-д'Ай под Парижем.

Александр Блок, по совету докторов, тоже во Франции — лечится. Ему не нравится: "Биарриц наводнен мелкой французской буржуазией, так что даже глаза устали смотреть на уродливых мужчин и женщин. Да и вообще надо сказать, что мне очень надоела Франция и хочется вернуться в культурную страну — Россию, где меньше блох, почти нет француженок, есть кушанья (хлеб и говядина), питье (чай и вода); кровати (не 15 аршин ширины), умывальники (здесь тазы, из которых никогда нельзя вылить всей воды, вся грязь остается на дне)".

Те, кто не на Лазурном Берегу и не в родовом поместье (Анна Ахматова проведет лето в имении мужа — Слепнево, Набоковы — в Рождествено),— на дачах. Сановники и генералитет — рядом с царскими резиденциями: в Царском Селе, Павловске, Петергофе. Профессура и литераторы тяготеют к ближней Финляндии — там Репины, Баксты, Милюковы, Чуковские, Леонид Андреев. Купечество — в Сиверской, Вырице, Ушаках. А вот Николай Гумилев путешествует по Африке.

Император начал летний сезон посещением автомобильной выставки в Михайловском манеже. По словам "Петербургского листка": "Преобладающее количество автомобилей немецких фирм. Интересны санитарный автомобиль, автомобиль — походная кухня, автомобиль — электрическая станция с огромным прожектором. Входная плата 3 рубля". Кстати, большие деньги.

Государю предстоит короткая поездка в Германию, торжества, посвященные 300-летию дома Романовых, в Москве, Нижнем, Ярославле, Костроме, возвращение в Царское Село. Петергоф, традиционное плавание на "Штандарте" к финским шхерам и, наконец, Ливадия. Николай II в то лето много плавал, играл в теннис, ходил на ялике и байдарке, стрелял в тире, принимал министров, обедал с великими князьями, участвовал в полковых смотрах и обедах, присутствовал на ежегодных маневрах в Красном Селе. Научился играть в кости. Трижды за лето заболевал цесаревич, но после визитов Григория Распутина хвори прекращались.

В Петербург семья императора вернется только в декабре.

Государственная дума провела последнее заседание 25 июня и ушла на каникулы. Выпустились гимназисты, юнкера стали офицерами, закрылись до осени императорские театры.

Дома и на свалке

Опустевшую столицу тем временем заполняют десятки тысяч строителей. Из Галича и Чухломы — столяры и плотники, из Данилова — каменщики и печники, из Буя — стекольщики, из Архангельска — кровельщики. Извозчики-калужане на ломовых телегах везут через город кирпичи, трубы, доски. Больше всего строят на Петербургской стороне, в Песках, на Васильевском острове. Строительный сезон в Петербурге недолог, надо успеть до осени.

Газеты ропщут: "Господа домовладельцы спокойно продолжают возводить в центре города такие постройки, что если бы премировать безобразные здания, то они, наверное, получили бы первые премии. Дом на Караванной ул. раньше был довольно красив, но домовладелец решил, что в нем мало этажей. И просто на сильный карниз, увенчивающий здание, поставил новый этаж. Но и этого безобразия ему показалось мало. На новом этаже сооружена еще какая-то деревня — ряд избушек. Обитатели их разгуливают по крыше, сушат там же свое белье, выливают на крышу помои. Недостает только завести кур и петухов".

Население Петербурга в 1910-е годы растет с невероятной скоростью. Темпы жилищного строительства не поспевают за количеством новоселов. В то же время Питер не Рио-де-Жанейро, никаких фавел: любые здания строятся только с разрешения строительного отдела городской управы.

В результате городские бродяги живут на двух огромных городских свалках — Горячем поле напротив Новодевичьего монастыря и поле Гаванском, что на Васильевском острове. Полиция исправно пыталась выкорчевать бродяг, как говорили тогда, "персонажей, достойных пера Максима Горького", из шалашей и нор. Для этого использовались любимцы столичной публики полицейские собаки Атлет и Ахилл.

Летом 1913-го на Гаванском поле городовые обнаружили пожилого оборванца, бывшего чиновника, который проводил там ночи, ловко закапывая себя в мусор. А в канаве с мусором у Крестовского моста собаки нашли убежище двух страннейших субъектов, сказавших, что они "внуки дедушки с Луны", и отказавшихся от дальнейших объяснений.

Задержанные доставлялись в сыскное отделение для удостоверения личностей через антропометрическое бюро.

Юбилей "Вены"

Петербург — город холостяков. Обедать предпочитают вне дома. Особенно летом, когда в ресторанах сиживают и семейные господа: супруги с кухарками — на даче. Есть рестораны роскошные — гвардейские (туда захаживали и великие князья), такие как Cuba на Английской набережной, заведший себе первую электрическую вывеску, пульсировавшую в ночи, так что студенты расположенной напротив Академии художеств богохульно каламбурили: "Да светится имя твое". Такого же класса были старый и новый "Дононы", "Медведь", "Эрнест". Бывали рестораны студенческие на Васильевском — "Лондон" или "Якорь"; купеческие в Балабинской и Мариинской гостиницах; биржевые — "Доминик"; трактиры с подачей крепких напитков — свои у портных, свои у извозчиков, свои у рабочих.

Но ни один юбилей ресторана в российской истории не встречался с такой помпой, как 10-летие "Вены". К этому событию, случившемуся в столице летом 1913 года, выпустили даже специальную монографию.

Ресторанное дело в Петербурге контролировали ярославские крестьяне, русские янки. Иван Соколов, владелец "Вены", начинал с "мальчиков", как чеховский Ванька Жуков. Стал половым в трактире, перешел в известный ресторан Лейнера (ходили слухи, что именно Соколов в 1893 году дал Петру Чайковскому за ужином роковой стакан воды с холерным вибрионом).

Соколов быстро шел по служебной лестнице — стал буфетчиком, потом метрдотелем, женился на односельчанке с приданым и в 1903 году купил за 14 тысяч рублей второразрядный ресторан на углу Малой Морской и Гороховой улиц.

К маю 1913 года "Вена" была одним из самых известных, хотя далеко не самым фешенебельным рестораном Петербурга. Не изысканное эстетское кабаре, как "Бродячая собака", а скорее место работы и общения чернорабочих повременной прессы — тех, кому каждый вечер надо сдать материал в очередной выпуск газеты или журнала.

Официантов знали годами и называли по-студенчески — по отчеству: "Ну, Алексеич, пожалуй, я проголодался. Давай осетринки соленой, соляночки рыбной с капустой, угря в красном вине и рюмаху". Выкушав рыбное, принимались за работу. Что еще было удобно, так это то, что Алексеич приносил в долг — "на запись".

Настоящая публика приходила после театров — часам к 11 вечера. Местной достопримечательностью, воплощением традиционной литературной богемы был, конечно, Александр Иванович Куприн.

Средний петербуржец начинал обычно выпивку с приятелем с присказки "Водочка откупрена, плещется в графине. Не позвать ли Куприна нам по той причине". Жил Куприн в Гатчине и в "Вене" часто оставался ночевать, винясь утром перед Соколовым за ночные дебоши.

Город поет "Пупсика"

27 мая в летнем театре "Буфф" состоялась премьера оперетки "Пупсик". Сюжет этого переведенного с немецкого сочинения глуп до невозможности. Авиация, автогонки, какая-то Гортензия Бризенгоф, отдающая свое шелковое платье для починки самолетного крыла, а также ее ухажер, совсем молодой человек по имени Пупсик.

На генеральной репетиции режиссер Вадимов снял с роли Пупсика премьера Невского и заменил его инженю труппы — Шуваловой. Попал в точку. Шувалова была так пикантна в коротких мальчишеских штанишках, что публика валом валила в "Буфф", побивая все рекорды сборов. "Шувалова в штанишках — это я вам скажу... настоящий пупсик",— писал театральный репортер.

Куплеты из "Пупсика" напевал летом 1913 года весь город. "Когда я был ребенок, я был ужасный плут. Меня еще с пеленок все Пупсиком зовут. Пупсик, мой милый Пупсик..." Его пели покуривающие тайком гимназисты старших классов, приказчики галантерейных лавок, горничные, студенты, солидные чиновники, идейные журналисты. Этот мотив мурлыкали министры, когда им подавали бумагу на подпись. "Пупсик" утешал от угрызения совести дам, возвращавшихся с любовного свидания к мужу, который уже вернулся со службы к обеду. Его пели и петербургские немцы: в подлиннике текст выглядел откровеннее и скабрезнее.

Петербург пел немецкого "Пупсика", чтобы ровно через год разгромить германское посольство и послать сотни тысяч горожан на войну с Германией.

Призыв в гвардию

Сезон в Петербурге начинался в октябре, когда знать возвращалась из-за границы. Знаковым считалось 6 ноября — бал в Морском корпусе, где с будущими офицерами танцевали девицы из лучших петербургских семейств. Еще одно событие, маркировавшее окончание многомесячного отдыха,— набор в гвардию.

Каждый октябрь со всех концов России прибывали в Петербург эшелоны с новобранцами. В Михайловском манеже их уже ждали делегации от всех полков гвардейского корпуса: по взводу в полной парадной форме с оркестром и полковым командиром во главе. Солдат разбирали "по мастям".

Высокие шатены с правильными носами — в Преображенский полк, блондины (их дразнили "хлебопеками") — в Измайловский, рыжие — "жареные раки" — в Московский, брюнеты со стройной фигурой попадали в кирасирские полки, самые высокие, сильные и здоровые парни — в Гвардейский экипаж.

Представители каждого гвардейского полка конвоировали своих новобранцев по Невскому проспекту. Зрелище душераздирающее и трогательное одновременно. Взвод и оркестр конногвардейцев в кирасах с двуручными палашами на мощных вороных конях. Оркестр наяривает марши. Тянутся по Невскому деревенские парни растерянные, в лаптях: ошеломленно смотрят на огромный город.

В кратчайшие сроки фельдфебели (в пехоте и артиллерии) и вахмистры (в кавалерии) превратят неуклюжих новобранцев в справных гвардейских солдат.

Гвардейца муштровали больше и тяжелее, чем армейского солдата. Но зато кормили до отвала отличными свежими продуктами, поили в дни батальонных, эскадронных и полковых праздников.

Лозунг "За Бога, Царя и Отечество", бывший в армии более или менее абстракцией, в гвардии воспринимался солдатами вполне серьезно. Царя и членов царской семьи гвардейцы видели регулярно на полковых праздниках. Офицеры были искренними монархистами и учили солдат тому, во что верили сами. До начала войны гвардия оставалась последним доводом Романовых.

Судьба тех, кто призывался в гвардию в 1913 году, сложилась печально — подавляющее большинство погибло в первые два года войны. Окончательный разгром гвардейского корпуса произошел в сражении при Стоходе в 1916-м. И хотя формально гвардия еще существовала и даже квартировала в Петербурге (Петрограде), в ее составе уже не было тех выученных, не рассуждающих деревенских парней, которые охраняли покой династии...

Летом 1913-го Владимир Ленин отправился из Поронина (под Краковом) в Швейцарию — лечить Крупскую от базедовой болезни. По дороге заехали в Вену. Надежда Константиновна вспоминала: "Побывали у Бухариных. Жена Николая Ивановича, Надежда Михайловна, лежала в лежку, Николай Иванович занимался хозяйством, сыпал в суп вместо соли сахар и оживленно толковал с Ильичом".

Иосиф Сталин прибыл на место ссылки — в село Курейка Енисейской губернии.

Кампанию 1913 года крейсер "Аврора" под командованием капитана 1-го ранга Виктора Карцова провел в учебном плавании с гардемаринами Морского корпуса и закончил его 30 сентября, ошвартовавшись у стенки Новоадмиралтейского завода в Петербурге.