Фестиваль балет
На сцене Пермского театра оперы и балета состоялась российская премьера балета Прокофьева "Ромео и Джульетта" в постановке Кеннета Макмиллана. Этим монументом британского классика открылся VII Международный Дягилевский фестиваль. Из Перми — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
С персоной Дягилева этот спектакль связывает разве что имя композитора: Сергей Прокофьев был одним из главных действующих лиц поздних "сезонов". Однако подобный ballet story (как именуют этот жанр сами англичане) — многолюдный, многоактный, повествовательный, неторопливый, общедоступный — никогда не мог бы появиться в программах Дягилева. Во-первых, потому, что не совпадал с художественными пристрастиями продюсера-реформатора, во-вторых, разорил бы его вконец. Разорителен он был и для Перми, и если бы не состоятельные спонсоры во главе с компанией Prognoz, не видать бы пермской публике одной из главных святынь английского балета, появившейся на свет в 1965 году и давно ставшей мировым хитом.
"Ромео и Джульетту" переносили в Пермь по всем международным стандартам: с труппой работали балетмейстеры из Фонда Макмиллана — Гари Харрис и Карл Бернетт, постановку лично курировала вдова хореографа, посвященного в рыцарское достоинство за заслуги перед культурой Великобритании. Она и порекомендовала пермякам итальянцев-художников — сценографа Мауро Карози и автора костюмов Одетте Николетти, оформлявших этот спектакль в "Ла Скала". Для Перми тандем придумал эксклюзивное оформление, но лучше бы он этого не делал: циклопическая сценография и роскошнейшие костюмы, сожрав львиную долю бюджета, только навредили балету.
Ренессансным одеждам персонажей этого спектакля место в музее (они, кстати, туда и переехали — на временную выставку "Премьера после премьеры"). Крой, ручную вышивку, дорогие ткани, лайковую кожу колетов, немыслимых размеров и форм головные уборы, пышные плюмажи из разноцветных перьев — все это надо рассматривать в упор. Но уже из шестого ряда деталей не видно, зато бал у Капулетти выглядит как дефиле в Лидо, только без обнаженки: на сцене колышется лес перьев и чаща одежд, сквозь которые трудно разглядеть танец. Потому что танцевать, собственно, негде: и без того небольшую пермскую сцену сценограф уменьшил чуть ли не на треть. Портал сузил "каменной" стеной метра на полтора, у второй кулисы поставил гигантские квадратные колонны, рядом другие потоньше — на них покоится основательная арка, а из глубины сцены едва не до третьей кулисы спускается массивная лестница, "порезанная" опять-таки колоннами на три неравные части. Вся эта массивная конструкция сохраняется неизменной весь спектакль, оставляя для танцев жалкий прямоугольничек, на котором не развернуться ни солистам, ни кордебалету. Как назло, сэр Кеннет наставил Ромео, Меркуцио, Бенволио и безымянному музыканту (у хореографа шекспировская трагедия получилась преимущественно мужской) великое множество сложнейших прыжков по кругу — с двойными ассамбле, содбасками и разнообразными фуэтировками с поворотами в воздухе. Отважным солистам помимо преодоления технических рифов приходится уворачиваться от торчащих на их пути ступенек и колонн и жмущегося к кулисам населения Вероны. Пострадало и само население — рисунок танцев кордебалета лишен воздуха и четкости: круги сплющены, диагонали покаты, "наплывы" и "прочесы" лишились всякой динамики.
Несмотря на коварства сценографии, труппа с балетом справилась. Причем, как ни странно, с координационно непривычной хореографией лучше, чем с актерским мастерством. Упрекнуть артистов можно и за зажатость, и за избыточную аффектацию: они мимируют как в советском драмбалете, в то время как в его британском аналоге ставка сделана на непосредственность поведения и выражения чувств. Смачно прихватить за задницу девицу легкого поведения, целоваться взасос и переругиваться полупристойными жестами целомудренные пермяки пока не решаются. Раскрепощаются они лишь в драках: фехтовальные бои проведены с подлинным блеском. А яростный поединок Ромео с Тибальдом (надменный красавец Иван Порошин играет роль бретера-аристократа с замечательной непринужденностью) стал кульминацией не только второго акта — чуть ли не всего балета.
Потому что любовь в этом спектакле отошла на второй план. Руслан Савденов, выбранный англичанами на роль Ромео за свои хореографические подвиги, ими же и ограничился. В любовных сценах он был деревянно-беспомощным, и бедная Джульетта (Наталья Домрачева) билась об него как о стенку, тщетно пытаясь поделиться своими восторгами, нежностью, желаниями и страхами. Страстями ведал Теодор Курентзис: его оркестр MusicAeterna, пополненный приглашенными солистами, играл упоительно, прорисовав в мельчайших подробностях интимность и грандиозность трагедии веронских любовников. Впрочем, переполненный зал, наградивший спектакль стоячей овацией, едва ли занимался анализом, кто повинен в успехе балета. Было очевидно: английские "Ромео и Джульетта" уже стали одной из самых дорогих (во всех смыслах) достопримечательностей города.