Федора Гладких ждали долго, целых четыре года. Ждали родители и родители родителей, ждали друзья. У всех кругом уже были дети и внуки, а Федор все не шел и не шел. На него надеялись, его заранее любили и строили планы на его будущую жизнь и на свою будущую жизнь — с Федором. Так что Федор, когда он все-таки появился, сразу стал всеобщим любимчиком, и, кажется, сам это понимал: приветливо таращил голубые глаза, радовался и только что не подмигивал всем и каждому. Он еще не знал, что пришел с опасной врожденной болезнью. Да и никто еще не знал.
Федор и сейчас ничего не знает. Он ведь первый раз живет, вот и думает, наверное, что это и есть жизнь — больница, самолет, другая больница, капельница, приветливые тети в белых халатах, которые хорошо улыбаются, но иногда почему-то делают больно. Наверное, так на этом свете и живут.
В четыре месяца Наталья (это мама Федора) заметила на коже у малыша какую-то сыпь. С этого момента началось ее тесное знакомство с нашей конституционно-бесплатной детской медициной: в родном Красноярске к участковому педиатру было никак не попасть, пришлось идти в платную поликлинику. Их положили в больницу. Три недели обследовали, пока решились на пункцию, анализ костного мозга. Он почти весь, на 90 процентов, состоял из бластов, клеток, означающих — это рак. Химиотерапию, однако, не начинали, потому что у малыша был еще и бронхит, надо было его долечить. А там и квота поступила, направление в Петербург, в Институт детской гематологии и трансплантологии имени Р. М. Горбачевой.
Вспоминая события этого совсем недавнего времени (Федору всего-то семь месяцев), Наталья, с высоты пусть небольшого, но все-таки уже опыта, оценивает: не попали к педиатру — вроде плохо, а может быть, и хорошо, им в медвузах так преподают онкогематологию, что педиатр запросто мог бы, как оно часто и происходит, посоветовать "не трогать руками, само пройдет". Из-за бронхита химию в Красноярске делать не решились — вроде плохо. А может быть, и хорошо: в Петербурге врачи уже объяснили ей, что зачастую уж лучше нелеченые дети, чем "предлеченые" — которых пытались лечить, да неправильно. Не лечили, зато в специальный институт вовремя отправили. Наталья уже знает от подруг по несчастью, что, поди-ка, еще добейся этой квоты!..
В институте диагноз подтвердили: острый миелобластный лейкоз. К тому же обнаружили еще и генетические поломки: что-то природа намудрила, напутала с хромосомами, которые совсем не так, как им положено, соединились с другими... Ну, об этом не рассказать, об этом диссертации пишут.
А Федору тем более все это неведомо, и он привычно продолжает всех любить и обожать. Ему, понятно, отвечают взаимностью. Прихожу в отделение, даже фамилии не называю, говорю: "К Федору мне надо". Врачи, медсестры, санитарки — все подряд улыбаются и готовы дорогу показать, но завотделением Наталья Станчева сама к нему ведет, чтоб лишний раз на любимчика своего взглянуть. На всеобщего любимчика.
Здесь вообще детей любят — всех, даже вредных и капризных. А бывает, вредных и капризных любят еще и больше, потому что они ведь такие не от хорошей жизни, а от болезни. Но Федор не капризный, он любимчик, потому... Да просто потому, что вот такой он есть!
Ивана, папу Федора, я еще не видел, он только что прилетел в Петербург из Красноярска, чтобы жене с сыном помогать. Но думаю, что Федор похож на папу. Потому что на маму он не похож, разве только тем, что оба красивые и глазастые. У Натальи совсем другие, карие глаза, но такая же обаятельная улыбка. И улыбку она, как говорится, держит, хотя уже много знает об этой болезни, успела здесь кое-что повидать.
— Все равно надо надеяться, нам без надежды никак нельзя,— говорит она, держа улыбку, но в глазах ее, чуть расслабится, даже не страх — ужас.
У Федора богатая мимика. На маму он смотрит с обожанием. На фотокамеру — с любопытством. На меня — настороженно, кто знает, что там у дядьки под маской, чего от него ждать...
Миелобластный лейкоз. О бластах уже сказано. Миелоидный — значит, имеющий отношение к костному мозгу. Вот в нем-то, в этой сложнейшей субстанции, которая производит нашу кровь, и таится болезнь Федора. И значит, больной костный мозг надо заменить здоровым, донорским. Причем донора надо еще и найти, потому что ни мама, ни папа не подошли, а братьев и сестер у Федора нет. Да и были бы, тоже могли бы не подойти, дело такое. На словах все легко: найти, взять, пересадить... На деле это так сложно и так неимоверно опасно! Но другого выхода нет, болезнь его не оставила.
Против Федора сама болезнь, все эти бласты, поломки, не так сцепленные хромосомы — в общем, природа, которая наошибалась, напортачила, наделала беды. За Федора — мама и папа, целая армия медиков, пока еще неведомый и неизвестно где живущий донор со здоровым костным мозгом, который Федору подойдет.
Ну, и еще мы с вами. Без нас Федору никак не обойтись.
Конечно, мы поможем, потому что Федор — любимчик. Да и все дети любимчики, мы ведь их любим.