Напрасно вы думаете, что открыв счет в иностранном банке, вы избавили себя от всех проблем. Забот может оказаться предостаточно, и одна из них — куда провалились ваши деньги? А что еще прикажете думать, если авторизация всякий раз, когда вы пытаетесь расплатиться кредиткой, выдает один и тот же ответ: "Stop list"?
"Храните деньги в сберегательной кассе"-- уверяла нас советская действительность. И классики соцреализма показывали системе кукиш в кармане и всячески ерничали над словом "Госстрах", озадачивая праздных читателей вопросом: чего в слове больше - "государственного страха" или же страхования a la naturelle. Сегодня можно уже не писать на домах:"Храните деньги в иностранных банках". Все, кому есть, что хранить, и так хранят. А те, кому хранить нечего, все равно знают: ничто не вселяет такую уверенность в завтрашнем дне, как счет за пределами отечества. Короче, про последних можно сказать, что они находятся в ситуации, мастерски обрисованной Валерией Нарбиковой: "Хотелось известно чего известно с кем, но известно кто не звонил, а звонил неизвестно кто".
В моем случае все сошлось, и печальной невстречи (как отозвалась Марина Цветаева о холодном приеме, который ей оказала Ахматова) не случилось. Счет и правда был. Там. А карточка Visa — тут. В кармане, который вышеупомянутые классики еще недавно использовали для складывания кукиша.
Итак, с этой самой карточкой я и отправился со своей мамой в "Вену" — отмечать ее новоселье. Дело в том, что я только что и наконец-то купил маме квартиру. Для этого со счета в банке была снята довольно крупная сумма долларов наличными. Новая квартира была и к нам с Наташей и детьми поближе, и сама по себе не в пример лучше маминой прежней хрущевки. Надо ли говорить о маминой реакции — первым делом она заявила, что ей будет не хватать под окнами цветущей вишни. Вишня являлась ностальгическим атрибутом старой квартиры и заслоняла вид на помойку. Наташка почему-то надулась и, сославшись на мигрень, осталась дома. А мы с мамой отправились ужинать.
Я люблю выходы с мамой. Прелестно и чуть старомодно наряженная, она искрится интересом ко всему — к меню, к официанту, к туалетам дам, к музыке. Надо видеть, как мама флиртует. Вот истинная женственность! Упаси Бог подумать, что она стреляет глазами. Мама — сама отстраненность и беззащитность — еще бы, если при зрении минус шесть не надевать очков! Но стоит мне отлучиться от столика на минуту, и я неизбежно застаю около нее какого-нибудь стареющего джентльмена, подающего ей либо нитроглицерин (у мамы, кстати, отменное здоровье), либо носовой платок, либо визитку. Когда мама немножко выпьет, она начинает рассказывать байки из жизни нашего семейства — и, клянусь счетом в далеком банке, ничего интереснее я не слышал.
Так вот: сидим мы с мамой в ресторане. Мама уже раскраснелась, и белокурые волосы ее растрепались. Я уже оттеснил от столика престарелого хлыща, который, пока я ходил звонить Наталье по телефону, пытался вручить маме визитку. Мама рассказывает, в который раз — но я все равно люблю эту историю, что дала мне имя в честь деда, Ивана Штрауха — ходока и гуляки, и между прочим — актера немого кино. Маме вольный дедушкин характер нравился. Несмотря на наличие у меня законного отца, она назвала меня в честь деда.
В тот самый момент, когда я говорю маме, что у нее все-таки дедулины прибабахи, является официант со счетом. Я вручаю ему карточку. И официант скрывается в недрах ресторана, чтобы ее авторизовать. Спустя четверть часа малый возвращается ко мне с вытянутым лицом — оказывается, объясняет он мне, на авторизации, с которой они связались, сообщают, что номер моей кредитки идет с сопроводительной надписью "Stop list". Стало быть, платежи по этой карточке не принимаются. Что за ерунда? Но с самой авторизацией, насколько мне известно, связываться бесполезно. Они в переговоры не вступают и просто бросают трубку. Расплатившись наличными, мы с мамой покинули ресторацию.
Поразмыслив над ситуацией хорошенько, я пришел к следующему выводу: видимо, в ресторане с авторизацией и не связывались. Ведь для них гораздо выгоднее получить наличными, а не ждать, пока деньги перекочуют с одного счета на другой. Кто-то из моих приятелей уже сталкивался с таким лукавством ресторанных воротил.
Я не стал расстраиваться и почти уже забыл про это досадное недоразумение к выходным, когда мы с Натальей отправились покупать ей подарок ко дню рождения. Конкретных желаний у нее не было — моей жене грезились то туалеты, в которых она должна выглядеть неотразимо, то новые стулья на кухню, то 86-томный Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, недавно переизданный. Можно сказать, что интеллектуалка в ней соперничала с домохозяйкой и с легкомысленной хорошенькой женщиной. После томительных пяти минут , пока я заводил машину в ожидании ответа на вопрос:"Ну, и куда же нам ехать?", интеллектуалка и домохозяйка были урезаны в их насущных потребностях, и восторжествовала вертихвостка.
Мы двинули по магазинам в поисках костюма. Пересмотрев горы тряпья, Наталья, наконец, выбрала себе светло-серый французский костюм. Я отправился с костюмом и карточкой к продавцу. Костюм положили в пакет, а я стал ждать девушку, которая пошла авторизовать карточку. Вернулась она крайне озабоченная. "У вас Stop list. Может быть, вы расплатитесь наличными?"-- предложила она. Это фантасмагория какая-то! Ну не может быть у меня Stop list. Возмущение настолько захлестнуло меня, что я, прекрасно сознавая всю бессмысленность своего поступка, стал требовать телефон авторизации. "Они же не дают справок,"-- мягко говорит продавщица. "Ну не может этого быть, понимаете",— повторяю я, как Киса, обнаруживший пустое нутро последнего, двенадцатого стула. С Кисой меня роднило и то, что и меня, и его предварительно предупредили: бриллиантов (а в моем случае — денег) нет.
"Так вы берете костюм или нет?" — осведомляется продавщица. И я начинаю выворачивать карманы. В Натальином взоре читается предсмертная истома раненного на закате лебедя пополам с яростью. К счастью, нужная сумма набирается, и мы, усталые, но недовольные, выходим из магазина. "Надо думать, туфель мне к новому костюму не полагается?"-- прошипела Наталья. И тут я взрываюсь. Ну конечно, мне сейчас только и дела, что думать об ее туфлях, когда со счетом невесть что. Эта женская зацикленность на себе, на ерунде, на которую всем наплевать, меня всегда потрясала. Никогда не забуду, как Наталья 4 октября 1993 года отправилась стричься в парикмахерскую — именно об этом я ей и напоминаю. Она присмирела. И пока мы ехали домой, тихо хлюпала носом на заднем сиденье. Отчетливо сознавая степень своего свинства и зная заранее, что буду каяться и просить прощения за грубость, я думал об одном: что случилось со счетом? Куда запропастились все деньги?
Влетев в дом, я бросился к телефону — выяснять, что же произошло. Банк, с которым я вышел на связь только поздним вечером, сообщил, что я сочиняю какие-то неправдоподобные истории. Этого не может быть, заявил мне сотрудник банка на том конце провода. "Вот и я говорю, что этого не может быть!"-- заорал я. На том конце провода пообещали все выяснить.
Как в тумане, я вышел в гостиную, где сидели гости. Галдеж, шуточки и произносимый кем-то тост мгновенно смолкли — как будто в комнату внесли покойника. Тихая музыка, журчавшая из проигрывателя, на этом фоне звучала просто кощунственно. Да и у меня, похоже, вид был пренелепый — по правде сказать, про гостей я совершенно забыл и озирал веселое собрание с очевидным непониманием происходящего. Кто-то поднес мне рюмку, чья-то заботливая рука положила мне на тарелку семги и салата, который еще моя покойная бабушка называла "Оливье". Почему-то вид салата сильнее всего подействовал на мои измученные нервы. "Только в нашем доме могут положить семгу в одну тарелку с "Оливье"!" — заорал я и шлепнул тарелку на стол. И тут раздался резкий и непрерывный звонок межгорода. Я метнулся к телефону.
Надо было слышать тишайший, любезнейший голос на том конце провода. "Мистер Штраух? — осведомился он, — мы должны просить у вас прощения. Случилось нечто невероятное, такого никогда раньше не было. За всю историю существования карточки и самого банка". Оказывается, когда я снимал деньги, чтобы расплатиться за мамину квартиру, компьютер, тот, далекий компьютер за морями и океанами, не вынес огромности снимаемой с карточки суммы - его заклинило. Почему шестизначная цифра при обналичивании вызвала протест американской техники — неизвестно: ну, не привыкли они там к обналичиванию таких сумм. По тону представителя банка я понял, что и он не может скрыть своего удивления. Короче, просто компьютер заклинило. При этом никому даже и в голову не пришло, что произошел сбой. А машина на все запросы, как попугай, продолжала повторять — stop list. Мне надо было связаться с банком тотчас же, как только обнаружилась парадоксальная надпись. Теперь все в порядке, мистер Штраух. Как говорил Куравлев, играющий сантехника в фильме "Афоня": можете пользоваться.
Стеклянный воздух, сжимавший мои виски, вдруг начал разжижаться, и я почувствовал страшную слабость. Ну вот, теперь все скажут, подумал я, вспомнив сцену с салатом, что бедная Наташенька вышла замуж за хама. Нет, все-таки надо было приглашать гостей в ресторан, а не собирать в двухкомнатной квартире целую ораву. Насвистывая и раскручивая на пальце веничек для взбивания яиц, нечаянно попавшийся мне под руку, я отправился к гостям.
"Все O'K, дорогая,— пропел я, вплывая в комнату,— завтра едем покупать туфли". Меня распирала наглая уверенность в завтрашнем дне, уверенность человека, хранящего деньги в нужное время в нужном месте.
ИВАН ШТРАУХ