Тимур берет книжку и медленно читает, не выговаривая, а выпевая слоги. Это значит, он недавно научился соединять буквы. Процесс пошел, теперь не остановишь. Буквы — в слова, слова — в предложения. Как из кирпичей складывают дома, а из домов составляют кварталы, улицы и целые города. В одном таком городе он живет, в Комсомольске-на-Амуре. Даром что райцентр, зато третий город по числу населения на Дальнем Востоке — после Владивостока и Хабаровска. Живется здешнему населению трудно. Тимур этого еще не знает, но трудная жизнь уже отразилась на нем. Полной мерой.
Он и сейчас выглядит крепким, здоровым мальчишкой, каким был до болезни. Занимался спортивной акробатикой. Нынче весной заболела нога, мама и папа решили, что это от новых упражнений, может быть, даже растяжение. Но потом заболели еще шея и спина, поднялась температура, и врачи не понимали, в чем дело.
А дело еще и в том, что в "городе юности", как пафосно привыкли называть Комсомольск, нет детского гематолога. Там делают самолеты и подводные лодки, там льют сталь и перерабатывают нефть, а детского гематолога нет. Для такого специалиста, говорят, город числом детского населения не вышел.
И потому Тимура, у которого уже был рак крови, но об этом еще никто не знал, лечили от менингита и от чего угодно еще. Лечили целых две недели, за это время количество раковых клеток в крови увеличилось так, что потом врачи в Хабаровске только охнули. В Хабаровске детские гематологи есть. Они поставили диагноз "лимфобластный лейкоз". Это и есть рак крови.
Отец Тимура Роман бродил по медицинским закоулкам интернета и холодел от ужаса. Думал о том, как же подготовить ко всем этим страшным словам жену Ирину.
— А что меня было готовить,— говорит Ирина,— мы ведь в это время уже в онкогематологическом отделении лежали, там-то я всего навидалась и все поняла. Без интернета.
В Хабаровске провели химиотерапию. Но вывести Тимура в ремиссию не удалось. В иных местах, знаю примеры, доктора в таких случаях разводят руками, велят родителям готовиться к худшему и вообще ехать домой, чтобы это худшее случилось подальше от больницы. Хабаровские врачи не паниковали и не стращали, они деловито объяснили Ирине: бластов (раковых клеток) еще целых 17%, то есть много, и это прямое показание к высокодозной "химии" и трансплантации костного мозга. И направили Ирину с сыном в Петербург, в Институт детской гематологии и трансплантологии им. Р. М. Горбачевой.
Прежде чем продолжить рассказ о Тимуре, еще несколько слов о городе, в котором ему повезло родиться. Впрочем, сам город, как и Тимур, ни в чем не виноват. Я понимаю, существуют сельские амбулатории и фельдшерские пункты, где и стоматолога-то не всегда встретишь. Бывают случайности: например, из большого города навсегда уехала за границу заведующая отделением, одна из лучших детских гематологов России — и область на какое-то время осталась вообще без этого направления. Не совсем случайность, но все же. Но если городу с тремя сотнями тысяч населения не положено детского гематолога, то это никакой не случай, а стандарт, система. Которую старики-сталинисты называют диверсией, молодые радикалы — геноцидом, а чиновники — системным подходом.
В Петербург Ирина с Тимуром приехали в июле, и с этого времени проведено уже три блока высокодозной "химии", идет четвертый, а всего их нужно провести шесть. Тимур переносит блоки не без осложнений, но в целом неплохо. По нему и не скажешь, что больной, только что волосы выпали. Ну, так не девочка — не комплексует, даже шапочку не надевает. И щеки от гормонов налились, Тимуру это не нравится, зато вид упитанного ребенка.
Ирина рассказывает, что живут они с родителями мужа. Задаю вопрос на популярную тему: как отношения со свекровью?
— Прекрасные,— отвечает она.
— Свекровь хорошая?
— Очень. Да и невестка вроде тоже ничего.
После "химии" врачам предстоит практически заново построить Тимуру систему кроветворения, сложить клеточки в нужном порядке. Как из букв слова, а из кирпичей дома и улицы. Чтобы сложить, надо еще где-то взять эти самые нужные кроветворные клетки. Потому что у Тимура они есть, но больные. А нужны здоровые.
— Что вам сказали, доноры есть? — спрашиваю Ирину.
— Да,— отвечает она,— судя по предварительному поиску, доноров хватает. И вдруг смеется: "Но все они живут в Японии!"
— Так,— я подхватываю ее настроение,— с родственниками уже разбирались?
— Разбирались, не признаются, никаких, говорят, японцев не было! Но, если серьезно, мне тут уже сказали, что это хорошо. Японский регистр один из лучших, и доноры очень хорошие — здоровые и дисциплинированные. Так что у нас теперь надежда на японцев!
И еще надежда на вас, наши читатели. Потому что оплатить поиск донора и доставку трансплантата, а также необходимые лекарства этой семье не под силу. В городе у них трудно не только с детской медициной. В Комсомольске и с работой трудно. Ирина — бухгалтер, работу она только нашла — и сразу ушла на больничный. Роман — юрист в лесной фирме, его зарплата составляет 1/60 часть от стоимости поиска здорового донора.
Тимура, говорит Ирина, назвали не без влияния повести Гайдара. Как же такому Тимуру — и без команды?
Может быть, мы с вами и составим его команду?