"Дикопись последнего времени" — новая книжка Елены Шварц. В конце семидесятых она называла свои творения "простыми стихами". Теперь, как видим, "дикопись". Что же изменилось? Ровно ничего. Как сказали бы литературоведы, поиск светлого в трагизме бытия: "Я клянусь перед страшной // Черной свечой, // Что я Бога искала всегда, // И шептала мне тьма: горячо!" Человек для Шварц — "мыслящая рана", в реальном мире его ожидает только смерть. Мир закрыт, а человек оказывается заперт в однообразном быту, как Иона во чреве кита. Если он где-то и оживает, то скорее за границей, где можно бесконечно бродить, в каждом новом городе, словно в книге, оставляя свои отметки и закладки.
В обратном адресе одного стихотворения значится Америка, другого — Франция. Считается, что читателю непременно нужно знать, что именно это написано именно там. Немного похоже на творческий отчет о поездке. Здоровый космополитизм старой поэзии ХХ века, для которой "поговорить о Риме" было обычным делом, видоизменился в неизбывный восторг путешественника.
В общем-то, темы все вполне традиционные для русской поэзии. Елена Шварц верна себе, просто некогда бравировала "простотой", теперь — "дикостью". Но нынешнее определение несколько точнее. Ее бесконечная серьезность (спасибо хоть свободная от патетики) на фоне нынешней насквозь ироничной поэзии и вправду смотрится диковато.
Прозаик Сергей Носов предлагает читателю легкую игру. Сослагательное наклонение, недопустимое в исторической науке, гостит нередко в изящной словесности. Так хотелось бы осознать и объяснить не всегда внятный ход нашей истории. Что же историю вершит: Наполеон, его насморк или совокупность множества людских воль? Конечно, совокупность. Знаменитостей и простых "винтиков". К носовской "Хозяйке истории" прилагается указатель имен, где алфавитный порядок делает соседями Пастера и Пастернака, "мифическую обезьяну" Кинг-Конга, Генри Киссинджера, некую Клару и Билла Клинтона. Только чтобы все это дело описать, нужен толстовский размах.
Сергей Носов ограничивается каталогом. У его истории всего-навсего одна хозяйка. Это обычная женщина, Елена Ковалева, обладающая загадочным даром предвидеть ближайшие события мировой истории. Героиня знает все об индийско-пакистанских и тому подобных происходивших в семидесятые--восьмидесятые конфликтах. К тому же она чувствует духовную связь с Брежневым и даже предсказывает его смерть (в 80-х для этого не нужно было обладать сугубой прозорливостью). "Прямые включения" из будущего начинаются у нее, только когда она оказывается в кровати с мужчиной. Шпионские страсти в постели — тема уже не новая. Однако в отличие от китайского героя-героини "М. Баттерфляй" Елена Ковалева выдает информацию осознанно. И она, и мужья ее надежно завербованы органами.
Елена, во избежание случайных связей и утечки информации, заперта в четырех стенах. Развязка неизбежна: Елену то ли "сбондили" западные спецслужбы, то ли она сама сбежала. Но только после этого русские катастрофически теряют влияние. И уже мало кому кажется, что "сценарии мировой истории пишутся в Кремле". А вообще, "хозяйка истории" у нас сейчас одна. Кажется Сергей Носов ее и имел в виду. Елена Ковалева — только персонификация. На самом же деле это — известная служба, время от времени меняющая свое имя. И никуда нам от нее не деться.
А "хозяевами" писателей-классиков в полной мере чувствуют себя литературоведы. Переиздана книга Юрия Карабчиевского "Воскресение Маяковского". Написана она была в начале восьмидесятых, и, походив в самиздате и тамиздате, в Москве была выпущена в 1990 году. Карабчиевский по специальности был инженером-электронщиком, однако на протяжении своей жизни занимался и литературой: писал стихи, прозу, эссе (некоторые из них вошли в нынешний сборник).
Наталья Иванова предложила собственную "версию жизни и личности Бориса Пастернака". Обе книги скорее не объективные исследования, а именно личные рассказы в жанре "Мой Маяковский" и "Мой Пастернак". И даже не рассказы, а почти сказки. Только в случае Карабчиевского — это страшилка. Исследователь довольно сильно потряс Маяковского, а потом обратно водрузил его на пароход современности: "...исключительность Маяковского, его странное величие, его непоправимая слава". Однако "Воскресение" было воспринято как полнейшее отрицание — поэтому Карабчиевскому пришлось объясняться в послесловии, что он вообще-то Маяковского уважает. Наталья Иванова, напротив, своего Пастернака очень любит. Но чтобы персонаж не был слишком сказочным, автор кропит его и "мертвой" (все-таки шел на компромиссы с властью, прожил недостаточно трагичную жизнь, как Цветаева), и "живой" (все искупил "Доктор Живаго") водой. Хотя Иванову иногда и заносит на красивые интонации а-ля Радзинский, в ряду пастернаковских "житий" "от Евгения Борисовича", "от Лазаря Флейшмана", "от Игоря Смирнова" ее книга — самая демократичная.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Сергей Носов. Хозяйка истории. СПб.: Амфора, 2000
Елена Шварц. Дикопись последнего времени. Новая книга стихотворений. СПб.: Пушкинский фонд, 2001
Юрий Карабчиевский. Воскресение Маяковского. Эссе. М.: Русские словари, 2000
Наталья Иванова. Борис Пастернак: Участь и предназначение. Биографическое эссе. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 2000