Вчера во Франкфурте-на-Майне (ФРГ) закончила работу 52-я ежегодная книжная ярмарка. Десять обширных павильонов, каждый размером с выставочный комплекс на Пресне, были заняты тысячами издательств, сотнями тысяч книг и плотными толпами посетителей. Съездил на ярмарку корреспондент "Коммерсанта" МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ.
Главное, о чем следует позаботиться посетителю такого рода выставок,— удобная, разношенная обувь. Пытаться заранее продумывать маршрут или как-то очищать мозги, чтобы они впитали все богатство мировой книжной культуры, бесполезно. Разум все равно спасует и поплывет: слишком уж всего много, депрессия на пару первых часов обеспечена в любом случае. Остается честно оттопать свои километры вдоль полок с книгами, брести стеклянными коридорами, спускаться и подниматься по бесконечным эскалаторам да убеждаться, что публика на любой выставке — хоть книг, хоть сантехники — одинакова. Потерянные, пустоватые глаза, приоткрытые в бессмысленных улыбках рты и руки, сжимающие тяжелые пакеты с рекламными буклетами, которые несут посетители известно куда — до своих домашних мусорных баков.
Впрочем, ярмарка, при полной комфортабельности и немецком порядке, устраивается не столько для посетителей, сколько для издателей. Они-то работают. Пройдя по русской зоне (это пара коридоров и три десятка стендов), на лицах издателей и редакторов, представляющих свои труды, видишь утомление; говоря с ними, от каждого второго слышишь: "Озверел уже".
"Как впечатление?" — спрашиваю Андрея Битова, в задумчивости стоящего у объединенного стенда московских интеллектуальных издательств. "Ну очень большая",— усмехается классик. "Слишком?" — пытаюсь я подтвердить собственное мнение. "Да нет, что значит 'слишком'? Джунгли, особенно для человека с мои опытом. А в общем, пусть варится котел".
Некоторое количество дров в костер под этим котлом подложил и сам Андрей Георгиевич, выступив на русском "круглом столе" вместе с Виктором Пелевиным и предпринимателем-гуру Александром Паникиным. Самые противоречивые толки, как ему и полагалось, возбудил автор "Чапаева и Пустоты". Он начал с изящной и вполне пелевинской по духу "телеги" о том, что в России, в Институте мозга, в тайном резервуаре хранится замаринованный мозг Освальда Шпенглера. Согласно гипотезе господина Пелевина, немецкий философ был автором не только всем известного "Заката Европы", но и некого "второго тома", посвященного европеизации Сибири. "Он хотел препарировать Россию,— указал культовый автор,— и где теперь его мозг?" Еще Виктор Олегович напомнил немцам, что "надежные грузовики и чистые дома — не главное в жизни", и посетовал, что не включил в "Жизнь насекомых" главу о вшах, для которой у него есть отличное название — "Шинель Гоголя". Эскапада модного писателя долго обсуждалась русской тусовкой и вызвала раскол. "Хорошо он их, правильно, хватит уж, в самом деле",— говорили одни; другие ограничивались емким "идиот закомплексованный".
Желание защититься от огромной и чужой жизни понять можно. Но было ли от чего защищаться? "Агрессии не было,— считает Андрей Битов.— Все пели своими голосами. Но сейчас русские не в моде, ностальгия по врагу. С этим приходится бороться: внушать им, что мы без рогов, без хвостов, без копыт, что история идет своим чередом. Это волнообразная вещь: отхлынет — нахлынет. Я иногда даже думаю, что не дай бог русским нового успеха на Западе, потому что это обязательно будет связано с каким-то катаклизмом. Так что все путем. Не сочтите это каламбуром".
Однако от ощущения неконвертируемости, обочинности русской книжной культуры да и русской цивилизации враз не избавишься. А уж прогулявшись вдоль расфуфыренных стендов издательских монстров вроде McGraw Hill, Bantham или Diogenes да сравнив их с нашей честной бедностью, можно вовсе расстроиться. Но приглядевшись к книгам, убеждаешься: все не так уж плохо. Мой, например, мятущийся взор успокоился двухтомным альбомом татуировок советских з/к — такого-то ни у кого больше нет. Жестокий народный body-art обещает стать мировым хитом.
Из очевидных российских успехов в Германии стоит отметить победоносный женский pulp: отлично расходятся книги Александры Марининой, куплены права на романы Полины Дашковой. Ну а Людмилу Улицкую здесь всегда любили больше, чем на родине, и продолжают любить и покупать. Внелитературными факторами обеспечены тиражи новой книги Бориса Ельцина: немецкая пресса и публика вовсю обсуждают контраст между довольно внятным текстом и аутичным и неповоротливым, к тому же непостижимым образом утратившим свой державный рост автором.
На ярмарке вручили несколько премий. Награду за вклад в дело мира (DM25 тыс.) получила франкоязычная алжирская писательница Ассия Джебар (Assia Djebar). Премию иБук (eBook award) в $100 тыс. поделили между детективом "Райская площадь" (Paradise Square) Э. М. Шорба (E. М. Schorb) и документальным повествованием об американском футболе "У них особенная гордость" (When Pride Still Mattered) пера Дэвида Маранисса (David Maraniss). При том электронные издания, занявшие целый павильон, выглядели так, будто стесняются самих себя. Все экспоненты этой части были вынуждены лавировать между двумя противоположностями: не выглядеть компьютерной выставкой, но и не выставлять слишком уж много бумажных книг. Легкий запашок блефа все равно чувствовался: ведь даже самые пламенные и убедительные дифирамбы гибким экранам и спецочкам для чтения с электронных носителей публикуются главным образом на бумаге.