Гастроли балет
В честь 20-летия установления дипломатических отношений между Российской Федерацией и Республикой Корея в Александринском театре Корейский национальный балет исполнил "Чайковского" в постановке Бориса Эйфмана. Рассказывает ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Круглая дата в истории российско-корейских отношений отмечалась обменными балетными гастролями. В Сеул полетела "Раймонда", в Петербург прибыл "Чайковский: тайна жизни и смерти" Бориса Эйфмана — спектакль, поставленный 17 лет назад. В 1993 году мировая премьера балета в Петербурге сопровождалась мощными протестными акциями. Русопяты возмущались танцевальным обнародованием гомосексуальных пристрастий Чайковского. Представители сексуальных меньшинств возмущались возмущением русопятов. Интеллигентные питерские бабушки возмущались всем и всеми.
К 2010 году мир стал более толерантным. Спектакль господина Эйфмана признан классикой, награжден "Золотой маской" и активно растиражирован за рубежом. В прошлом году он пополнил репертуар Корейского национального балета — этот коллектив питает особое пристрастие к творчеству отечественного хореографа и собрал на своей афише его работы "Реквием", "Браво, Фигаро!" и "Мусагет". На показе корейского "Чайковского" в Петербурге атмосфера царила крайне миролюбивая. Представители корейской стороны чинно занимали места в ложах. Перед началом зачитали приветственную телеграмму от министра культуры господина Авдеева. Потом (не очень бурными аплодисментами) поприветствовали корейский балет.
Все-таки недаром южнокорейцы считаются самыми усердными работниками и имеют самый короткий в мире отпуск. Невротическо-истерическая хореография господина Эйфмана была станцована ими прилежно и тщательно, а безукоризненное исполнение навевало мысли о некоей совершенной программе, вмонтированной в тела артистов Корейского национального балета. Черные силы напоминали киборгов из компьютерной игры — бесстрастие на лицах вкупе с идеальной станцованностью явили сильный образ заполоняющего все собой вселенского зла. Лебеди очень тщательно махали крыльями и перебирали па-де-бурре ножками дивной красоты, но пленительная широта движений и гибкость корпуса у них пока еще в процессе культивации. В оргиастической финальной сцене юноши с голыми торсами сладострастно извивались, но разве эти колыхания можно сравнить с той мощной волной хореографического разврата, затопляющей сцену, когда его танцуют истинные эйфмановцы?! Все-таки нервическая взвинченность тел, способность к физическому самоистязанию на танцевальном уровне и безропотная эмоциональная самоотдача — это такие свойства исполнительской натуры, которые взрастают только на местной почве под строжайшим надзором господина Эйфмана. Страсти и истеричности в движениях корейских танцовщиков было маловато.
Исполнитель заглавной партии Ким Хен Ун также не выплескивал ушат эмоций. Но его герой стоил многих порванных в клочья рубах. Первая сцена, предсмертная агония главного героя, утяжеленная фантастическими видениями, захватила сразу же. Эпизод этот имеет свою дополнительную технологическую "фишку" в виде железной кровати: к ее спинке надо буквально приковываться кончиками пальцев ног, выдерживая при этом изломанную позу, полную высокохудожественных страданий. Ким Хен Ун провел эту сложнейшую эквилибристическую сцену с таким глубочайшим чувством собственного достоинства и внутренней сосредоточенностью, что сразу стало понятно: его герой, подобно восточному мудрецу, уже пришел к внутренней гармонии и уравновесил весы собственной судьбы. В последующие полтора часа сценического времени физическая субстанция господина Ким Хен Уна претерпела много: ее подбрасывали, шваркали об пол, распинали, на нее вешались и заставляли влачить чьи-то тела. Между тем духовное содержимое, словно запечатанное в стеклянный сосуд, всегда оставалось цельным и нерасплесканным. В принципе этому удивительному танцовщику не нужны какие-то поясняющие житие детали и обстоятельства, двойники и угрызения совести — он сам себе бытие и угрызение совести. Выложиться по полной в экзистенциальной эйфмановской хореографии и остаться с неповрежденной эмоциональной аурой способны очень немногие танцовщики, закаленные непрерывным исполнением творений Бориса Яковлевича. Или такие, как господин Ким Хен Ун.