Девочке два года. У нее врожденный прогрессирующий сколиоз. Уже сейчас заметно, что одно плечо значительно выше другого. Без операции годам к четырнадцати девочка станет похожа на знак вопроса, и деформированная грудная клетка раздавит внутри девочки сердце, легкие, печень... Без операции Лера... Нет, не надо думать о том, что будет без операции. Мы ведь соберем денег на высокотехнологичный растущий вместе с ребенком штырь, который вставляют в позвоночник, исправляя сколиоз навсегда. Мы ведь соберем денег и вылечим ее, правда?
Из детей, о которых я пишу, редко кто бывает веселым и благодушным. К тому времени, как я встречаюсь с больным ребенком, он уже обычно нахлебался страданий, и в глазах у него тоска.
Лера — не тот случай. Она же не помнит, как еще у матери в утробе пуповина трижды обвилась вокруг ее шеи и вывихнула ей шею во время родов. Лера этого не помнит. Скорее всего, она не помнит ни веселую массажистку, которая приходила шею вправлять, ни веселую инструкторшу по плаванию, которая запускала Леру младенцем нырять в ванной, чтобы позвонки встали на место. Лера не понимает, что усилия той и этой закончились неудачей. Ничего этого Лера не помнит и не понимает, просто у нее есть ощущение, будто целый мир возится с нею, и будто всякому человеку, который с ней возится, можно доверять.
Можно доверять маме, которая сама еще девочка и искренне любит играть в кукол. Можно доверять папе, который сам еще мальчишка и искренне любит играть с девочкой в кубики и в машинки. Можно доверять всякому прохожему на улице, который присядет на корточки, протянет к Лере руки и скажет: "Ну, пойдешь ко мне?" Лера пойдет, потому что в мире, который она знает, можно доверять всем подряд.
Тебя не подведет пластмассовый слон: если потянуть его за веревочку, он непременно поедет по ковру и будет потешно махать пластмассовыми ушами. Тебя не подведет огромная кукла: если обнять ее и покачать, она скажет "мама". Тебя не подведет лысый дядька, сидящий напротив на ковре: если вывалить перед ним гору игрушечной посуды, дядька засмеется и скажет, что это хороший способ накрывать на стол...
Лера бежит в тот угол, где на полу разложены игрушки, хватает огромный пакет с игрушечною посудой, вываливает передо мной на ковер, и я смеюсь:
— Хороший способ накрывать на стол, моя девочка.
И Лера тоже смеется, потому что я смеюсь, и мама смеется, и папа.
Лерины родители — они тоже еще, в сущности, дети. Юле двадцать лет, Павлу двадцать один. Они такие же, как Лера. Они доверчивые.
Когда на тридцатой неделе беременности врачи сказали Юле, что у плода тройное обвитие пуповины, но все в порядке и кесарева делать не надо, Юля поверила. Когда ребенок родился со свернутой на сторону шеей и врачи сказали, что все в порядке, позвоночник исправится благодаря плаванию и массажу — Юля поверила. Когда доктор Михайловский в Новосибирске сказал, что нужно делать операцию, Юля поверила. Когда я сказал, что мы обязательно соберем денег на необходимый для операции инструментарий, Юля опять поверила. И вот теперь я сижу на ковре напротив, смотрю, как Юля помогает дочери прилаживать на игрушечной плите игрушечную яичницу, и думаю: "Кто-то же должен не обмануть тебя, девочка. Должно же все стать и вправду хорошо, пока ты не догадалась, что людям нельзя верить".
А Лерин папа Павел — он окончил юридический факультет. И примерно в то же время, когда его дочке будут делать операцию, он должен уйти в армию. И он верит, что все будет хорошо. И там у него в армии, и здесь у дочки, потому что помогут ведь, родители помогут, родственники, друзья. А потом он из армии вернется и с юридическим своим образованием поступит куда-нибудь на хорошую службу, в Госнаркоконтроль, например. И начнется хорошая жизнь: с достойной работой, любимой женой, здоровым счастливым ребенком.
Когда-нибудь они догадаются, что нельзя быть такими доверчивыми. Когда-нибудь девочка Лера поймет, что нельзя на улице бросаться в объятия каждому встречному. Что огромная кукла не обязательно в ответ на объятие ответит "мама". Что даже игрушечный слон, если потянуть его за ниточку, не наверняка примется потешно махать ушами. Когда-нибудь она поймет это.
Но не сегодня.
Когда-нибудь Юля поймет, что если врачи обещают тебе здоровье, если говорят, что тройное обвитие пуповины — не страшно, и вывих шейных позвонков — не страшно, и врожденный сколиоз — не страшно, это не обязательно значит, будто действительно не страшно, и ты будешь здорова, и будет здоров твой ребенок. Когда-нибудь Юля поймет это.
Но не сегодня.
Когда-нибудь Павел поймет, что не нужно непременно ходить в армию, оставляя жену и дочь на том только основании, что это твой долг. Когда-нибудь он поймет, что недостаточно иметь хорошее образование и поступить на хорошую службу, чтобы началась хорошая жизнь с достойной работой, любимой женой и счастливым ребенком. Когда-нибудь он поймет это.
Но не сегодня.
Может быть, когда-нибудь и мы с вами позволим себе малодушную мысль, будто недостаточно просто собрать денег, чтобы вылечить ребенка и сделать счастливыми его молодых и доверчивых родителей. Может быть, когда-нибудь.
Но не сегодня.
Сегодня мы соберем денег. И вылечим девочку.