Прошедшая в Москве Неделя высокой моды убедила "Ъ" в том, что искусство haute couture давно перестало быть просто индпошивом для очень богатых.
Московская неделя высокой моды привлекла ту часть населения, для которой время расписано от "Кинотавра" до "Киношока" и от "Букера" до "Антибукера". Впрочем, это не особенность нашего времени и нашей столицы — всегда и везде вокруг концентрированных выплесков прекрасного собирались толпы профессиональных зевак.
Оказавшись зрителем, а значит, и участником такого рода события случайно или просто страдая бессонницей и потому увидев после полуночи один из ежедневных телеотчетов о торжестве красоты, вы обязательно почувствуете недоуменное раздражение. Парад двухметровых девочек-переростков в блестках, перьях и пластиковых прозрачных обертках, прикрывающих что угодно, кроме тех мест, которые прежде было принято прикрывать, нормального человека непременно заставляет задаться вопросом "на кой черт все это нужно?".
Надобно признать, что примерно такой же вопрос задают здравые люди не первое тысячелетие. И отнюдь не только по поводу непрактичной одежды.
Традиция разделения культуры — как и жизни в целом — на бессмысленный верх и общеупотребительный низ оказалась одной из самых живучих. Любая попытка создания красоты на немного другом уровне, чем уже вытертый до блеска слой, воспринималась как абсолютно никому не нужное экспериментирование, проявление разрушительных наклонностей и оскорбление точного и единственно возможного вкуса достойных людей.
Скажем ради справедливости, что тяга создателей прекрасного к разрушению созданного до них и ставшего доступным всем — это не выдумка невежд. Что есть, то есть. В конце концов, гениям постмодерна почти удалось реализовать мечту творящего человечества — раскурочить куклу культуры, посмотреть, что там внутри, и продолжить игру с тряпочками, опилками и целлулоидными конечностями. Впрочем, на эти их действия мы смотрим с не самой лучшей для наблюдения точки — из того же времени и места. Взгляд не совсем объективный.
Но вернемся к проблеме верха и низа. Общее улучшение нравов, связанное с появлением грантов, фондов и стипендий, к середине еще текущего века расставило все на свои места и сильно смягчило драматизм такого разделения. Открыватели новых художественных территорий, создатели искусства для специалистов и торопящихся вслед снобов получили свое. Фильмы и симфонии с клеймом "сделано для фестивалей", полотна и скульптуры для культурологических исследований, романы для критиков обрели права гражданства в культуре, причем почетного. А история к тому же утешает: передовая художественная технология со временем идет в серию, и ее создатель иногда еще при жизни получает в дополнение к признанию сотен деньги миллионов. Как сказал один мудрец рок-н-ролльного происхождения: "Все мы станем попсой когда-нибудь..."
А теперь, если еще не забыли, о высокой моде.
Прочие художества давно порвали со своим балаганно-утилитарным прошлым. Но искусство haute couture многими все еще воспринимается как возомнившее о себе экспериментальное производство легкой промышленности, хотя оно уже много десятилетий назад перестало быть просто индпошивом для очень богатых.
У нас этому способствует неточный перевод понятия: по-французски --"высокое, виртуозное шитье", по-русски — "высокая мода". Но мода никак не может быть отдельной сферой художественной деятельности. Мода — это сегодняшняя фиксация общественных предпочтений и вкусов. Существуют автомобильная и политическая, литературная и поведенческая, обувная и лингвистическая моды. Существует и модная одежда, но соотношение между нею и haute couture примерно такое же, как между фундаментальной физикой и "мирным атомом". Любой непредвзятый исследователь обнаружит в сегодняшнем рифмованном "Сникерсе" использование фонетических открытий Серебряного века, а в аранжировках сопровождения группы "На-на" — прозрения джазового авангарда 60-х. Ничего не поделаешь, время прошло, альпинистов сменили тургруппы...
Впрочем, есть и генетическая особенность: искусство "высокого шитья" в силу своего портновского происхождения допускает в храм толпу гораздо быстрее. И не успеваем мы оглянуться, как сумасшедшие тряпки сползают с подиумов на улицы — естественно, в сильно упрощенном виде.
Не хочу ли я сказать, что покрывание бюста и других важных частей тела прозрачной пленкой; непокрывание их же ничем; окраска натурального соболя в химически зеленый цвет и прореживание норки; бумажные, металлические и резиновые платья; мужские костюмы из парчи в сочетании с высокими сапогами и тому подобные галлюцинации,— не хочу ли я сказать, что все это через год-другой будет принято обществом?
Нет, этого сказать я не хочу. Но кое-что из увиденного на минувшей неделе в Москве (ну вот и вернулись к теме!), какие-то детали, общие линии, приемы кроя и материалы, я уверен, можно будет очень скоро увидеть на самых богатых вечерних тусовках, чуть позже просто в модных и дорогих клубах. А когда-нибудь потом, возможно, на рынке "Динамо" девочка из Одинцова купит наконец давно желанную турецкую куртку из поддельной норки, прореженной и зеленой, с вставками из прозрачного латекса на груди. К этому времени в ее дворе такие будут уже у всех...
Кажется, Карден высказал сожаление, что не он изобрел джинсы. В этом сожалении очень много того, что необходимо для понимания природы искусства "высокого шитья". Хочется написать "Улисса", но такого, чтобы его понес с базара мужик. Признания коллег и знатоков недостаточно, и не только материальные соображения тому причиной. Чтобы заработать, достаточно ставить свое прославленное имя на духи, сигареты, часы и бижутерию. Но хочется чего-то безусловного. Массовая культура адаптирует достижения высокой, высокая мечтает об аудитории массовой. Вероятно, в этом проявляется подсознательное недоверие к себе подобным. Чего стоят восхищения профессионалов, если я сам первый среди них? Вот если бы мое создание стало мечтой толпы, ничего не понимающей, но чувствующей безошибочно... "Бессмертие — в количестве умеющих правильно произнести твое имя",— сказал один американец.
Джинсы придумал простой польский еврей Леви Страусс, таки нашедший свое счастье в Новом Свете. Он был не то Пиросмани, не то Руссо haute couture. Но кое-какой вклад в наш платяной шкаф внесли и серьезные профессионалы. Костюм из рыхлой пестрой шерсти, отделанный шнуром и витыми пуговицами, и маленькое черное платье — все это почти наверняка есть в любом женском гардеробе — привет от необузданной и расчетливой Coco Chanel, подруги диктаторов и философов-экзистенциалистов. Мини-юбка, уже ставшая для нескольких поколений просто юбкой,— напоминание об эпохе hippy и лондонской фантазерше Mary Quant. Космический стиль "надувных" пуховиков и прочей синтетики, восходящий к тому же Кардену и его идеям ранних 60-х. Брючные костюмы — идея Yves Saint-Laurent, овладевшая массами и давно превратившаяся в материальную силу...
Но что совершенно точно, haute couture не совсем бессмысленная вещь. Как и всякое искусство. И никому еще не удалось доказать, что кусок прочной веревки, который наверняка в хозяйстве пригодится, в исторической перспективе полезнее стиха про чудное мгновенье.
И, уж как хотите, Московская неделя высокой моды ко всему этому имеет отношение. В конце концов, искусство вообще занятие и развлечение праздных людей.
АЛЕКСАНДР КАБАКОВ
--------------------------------------------------------
Если спросить у настоящего профессионала, чем отличается произведение haute couture от обычной, даже очень дорогой и модной одежды, ответ будет точным и конкретным: стопроцентным ручным шитьем. Никаких машин, только иголка с ниткой. И так все швы
--------------------------------------------------------
Картинки с вешалки
Занятный разговор состоялся однажды у автора этих строк в "новорусском" особняке, фотографии которого публиковались в тяжелых глянцевых журналах: настолько особняк был во всех отношениях образцовый. Выглянув с балкона второго этажа, автор поинтересовался у хозяйки, кто живет в этих красивых дорогих домах, кого привозят сюда по вечерам цвета мокрого асфальта шестисотые "мерседесы", кто вдыхает этот целебный сосновый воздух. "Да все больше вдовы",— вздохнула хозяйка.
Вдовы (в том числе и знаменитые — Альбина Листьева, например), жены и еще только ищущие замужества дамы проявили в этом году интерес к Неделе высокой моды. Шесть дней в ГЦКЗ "Россия" показывали коллекции ведущих западных модельеров и примкнувших к ним Ирины Крутиковой, Валентина Юдашкина и Игоря Чапурина. Шесть дней в ожидании высоких гостей напряженно караулил подъезды к концертному залу усиленный милицейский патруль. Шесть дней в буфеты "России" завозили двойное количество черной и красной икры и французского шампанского. Шесть дней организаторы показов из культурного фонда АРТЭС старались убедить себя и других (других особенно), что Неделя какой была, такой и осталось. Что в России есть мода. И главное, что ходить смотреть на моду — тоже мода.
Нет такой моды!
Самый страшный итог Недели: на торжественном открытии не появился столичный мэр Юрий Лужков, под патронатом которого традиционно проводится это помпезное и бессмысленное мероприятие. Он мог прийти, сказать несколько необязательных слов, разрезать ленточку, отсидеть номенклатурные 15 минут и удалиться. Дошло до того, что он не сделал даже этого, прислав вместо себя послание и Иосифа Кобзона, послание зачитавшего. Теперь пресс-релиз может сколь угодно красочно расписывать, как "в субботу в заснеженную Москву из Южной Италии прилетели сестры Фенди", как полюбилась им русская кухня, "грубая, деревенская, простая", как гости поглощены работой, которая "не прекращается круглосуточно". А могла бы и прекратиться. Лужков отвернулся от моды. Без Лужкова моды не существует. Без Лужкова она мертва.
Зато балет может чувствовать себя спокойно. После того как Юрий Михайлович посетил благотворительный концерт в Большом театре, стало ясно — в жизни градоначальника произошло то, что обычно называют "переоценкой ценностей". Терпсихора восторжествовала над коллекцией одежды осенне-зимнего сезона. Впрочем, Юрий Лужков натура увлекающаяся, и вряд ли кто отважится назвать эту победу окончательной.
Отсутствие на Неделе высокой моды хоть сколько-нибудь значительных персонажей, очевидно, настолько обидело и огорчило организаторов, что изъясняться они стали высокопарно, заумно и почему-то с употреблением технической лексики. Как обычно, сообщают они, мероприятие отличается повышенной концентрацией разнокалиберных звезд: Игорь Николаев и Лада Дэнс представляли отечественную поп-сцену, Геннадий Хазанов и Михаил Грушевский — эстраду, а Антон Табаков и Татьяна Михалкова — династии деятелей кино. Воспользовавшись предложенным стилистическим ходом, от себя добавим, что телевидение было представлено ведущим программы "Те, кто" Петром Фадеевым (оно всегда и везде им представлено), пресса — главными редакторами модных женских журналов, которых в России едва ли не больше, чем самих модниц, дружественная Грузия — Тамарой Гвердцители, а спорт — владелицей "Спорт-клуба" Ольгой Слуцкер и хоккеистом Павлом Буре. Неизменный, как "Боржоми" в президиуме, Анзори Кикалишвили может быть легко отнесен к любой из вышеперечисленных категорий, поскольку, по собственному его признанию, "дружит с любым искусством". И не только с ним.
Проблема в том, что указанные звезды отнюдь не разнокалиберны. Как светские персонажи, как люди, делающие (а вернее, не делающие) событие событием, они примерно в одну цену. Рупь с мелочью. Уровень мероприятия могла повысить разве что Татьяна Михалкова: с тех пор как она возглавила фонд "Русский силуэт", в супружеские обязанности Никиты Сергеевича вошло присутствие на модных показах. А Никита Сергеевич, как ни крути, товар штучный. Поэтому, видимо, на Неделю и не пришел.
Под стать пустынным показам в "России" и культурно-гастрономическая программа. Открывшись банкетом в помпезном Красном зале "Метрополя" (что еще полбеды), она переместилась в заведения довольно неожиданные — клуб "Мираж" на Новом Арбате, ресторан "Пекин" и совсем уж сомнительное варьете "Ямайка". Если вспомнить, что банкеты парижской Недели высокой моды проходят большей частью в "Максиме", а то и в бывших загородных королевских резиденциях, можно констатировать, что haute couture в России в моду еще не вошла. А может быть, уже из нее вышла.
ЭДУАРД ДОРОЖКИН