По этой книге можно изучать русскую журналистику 90-х годов, со всеми ее достоинствами и слабостями. Называется книга "Реальный Петербург", написана она тремя авторами — Дмитрием Губиным, Львом Лурье и Игорем Порошиным и представляет собой попытку риэлтерского краеведения. Впрочем, над обозначением жанра можно при желании поломать голову, но дело не в нем. "Реальный Петербург" — это сборник статей о разных районах Питера, написанных в таких тонах, в которых люди разговаривают о покупке квартиры. Еще бы: как раз в истекшее десятилетие мечту нескольких советских поколений — жить, где хочется — стало возможно исполнить. По крайней мере, эти прикидки — чем Моховая лучшее Литейного и почему иные окраины так несуразно дороги, а других никому и даром не надо — перестали относиться к области чистой теории.
Книга питерцев обладает довольно драгоценной чертой — авторы действительно любят свой город. Московский патриотизм напрочь узурпирован лужковской пресс-службой и в устах частного человека имеет оттенок неприличный. В Питере такого не произошло — и эссеистика всех трех авторов (которые писали разные главы) получилась весьма искренней. При том это именно эссеистика 90-х — иногда чересчур манерная, иногда небрежная (к примеру, Набоков объявлен в "Реальном Петербурге" лауреатом Нобелевской премии), вроде бы и пустоватая (в том смысле, что выбирать себе жилье надо все-таки не по ней), и тем не менее чертовски приятная. Можно сказать, что лучшая журналистика 90-х вся была попыткой совокупить изящную словесность с практическими советами. "Реальный Петербург" — и предварительный итог этой попытки, и ее развитие. Развитие — потому что хорошо написанных книг non-fiction на русском появляется на удивление мало, словно бы у нас еще не научились так писать. Но вот — учатся.
Книга Олега Гриневского "Тайны советской дипломатии" — тоже документальная литература, но выдержана совершенно в иной традиции, безо всяких беллетристических прикрас и стилистических изысков. Автор — карьерный дипломат высокого ранга, повествующий о советской внешней политике конца 70-х годов. По сути, о том, как СССР проиграло "холодную войну" во внешней политике — сначала "упустив" Египет, затем завязнув в Афганистане. Вроде бы ничего нового об этом и не скажешь, однако книга Гриневского хороша темпом и системностью изложения. И кое-где проглядывающим ироническим, холодным взглядом профессионального дипломата — которые, ясное дело, особая каста, сохраняющаяся в своей исключительности независимо от смены властей, режимов и доктрин. Тут особенно занятно, что это — взгляд на кремлевских геронтов "из середины": не снизу, из глубины моря народного, откуда что Суслов, что Громыко — головы одного дракона; и не из кремлевского коридора, откуда они — конкуренты и соперники. Тип сознания повествователя — чиновника, чья мудрость в сдержанности — любопытен и сам по себе, и потому, что он, кажется, начинает задавать тон в послеельцинской России.
Однако нельзя беспрестанно травиться невыдуманными историями. Душа обязательно возжаждет красивой игры, остроумного вымысла — и тогда подсуньте ей великолепного англичанина Дэвида Лоджа. Его роман "Академический обмен" рассказывает о том, как, по университетской традиции, два профессора, англичанин и американец, поменялись на один семестр рабочими местами. Англичанин отправился в Калифорнию, а американец, соответственно, в провинциальный британский университет. Роман 1975 года, а действие его происходит в 1969-м — и фоном довольно-таки абсурдному развитию ситуации с обоими профессорами служит колоритное время хиппи и бодрого левачества — но в самом его, так сказать, бредовом аспекте. Дэвид Лодж, родившийся в 1935 году, долго преподавал английскую литературу и стал видным теоретиком постмодернизма — тем замечательней, что принципы постмодернистской литературной игры он сумел не просто сформулировать, но реализовать. Авторское сообщение содержится не только в характерах и драматических ситуациях, но, главное, в композиции романа: вспомните хоть "Криминальное чтиво", где отдельные новеллы хороши сами по себе, но к тому же особым образом одна с другой сцеплены. Хотя лучше проводить параллели не с пижонистым американцем, а с сумрачным джентльменом Ивлином Во или автором модного "Амстердама" Иэном Макьюэном. Словом, роман-бульдог: вроде криво все в нем, но и кряжисто; вроде и диспропорционален, а приглядишься — сложен на диво. Чего там нет — так это рассуждений о смысле жизни и о том, что будет с родиной.
Но проклятых вопросов и последних тайн бытия кому сколько Бог дал решить, тот столько и решит, а пытаться нарочно писать какую-то очень большую и очень серьезную литературу не надо — беда выйдет. Георгий Вайнер, один из знаменитых братьев, несколько лет жил в Америке, где занимался газетной работой, а теперь предпринял comeback в отечественную детективную прозу. И вот, его роман "Умножающий печаль" напрочь погублен, на мой взгляд, именно претензией на нечто большее, чем просто развлечение. Понятно, главное, откуда претензии возникли. Вайнеры написали "Эру милосердия" и "Визит к минотавру", которые и вправду были на голову выше советского милицейского трэша. Повторная попытка не удалась: "Умножающий печаль" — обычный детектив, ничем не превосходящий всевозможных бушковых и дашковых по навороченности интриги, а также толщине тонких намеков на всяких известных типов. Вайнер уступил конкурентам там, где проиграть не должен был: похоже, житье в Америке отбило у автора языковое чутье. Ну с какой радости герой, человек средних лет, будет называть обыкновенные брюки ветхозаветным словом "трузера"? Это московские фарцовщики в семидесятые годы так изъяснялись. Густое употребление производных от глаголов "ссать" и "срать" было модно в перестройку — но сейчас это как-то уже так не принято. К тому же герои ведут бесконечные разговоры, в которых объясняют каждое свое действие — это не украшает никакую прозу, а детективную просто губит. Впрочем, можно воспринимать книгу Вайнера как литературный памятник, опыт вырождения жанра.
Другой образчик экзотики — очередное издание "Москвы--Петушков". Эту культовую вчера книгу можно сегодня назвать "самой немодной": в конце концов, сколько можно извлекать из гениальной шутки смыслов? Она просто всем надоела. Однако же шутка на то и гениальная, чтобы эксплуатировать ее сколько угодно. В новом издании текст Ерофеева занимает 100 страниц, а комментарий к нему — 450. Выполнен он живущим в Японии литературоведом Эдуардом Власовым, и надо сказать, вне буддийского покоя, который, должно быть, охватывает под сенью Фудзи, такую работу предпринять было бы невозможно. Откомментировано все, правда, с несколько чрезмерным уклоном в библейские ассоциации в ущерб деталям советского быта — но им в Японии, наверное, видней, как трактовать Ерофеева.
Дмитрий Губин, Лев Лурье, Игорь Порошин. Реальный Петербург.— СПб: Лимбус Пресс, 1999.
Олег Гриневский. Тайны советской дипломатии.— М.: Вагриус, 2000.
Дэвид Лодж. Академический обмен.— М.: изд-во "Независимая газета", 2000.
Георгий Вайнер. Умножающий печаль.— М.: АСТ, 2000.
Венедикт Ерофеев. Москва--Петушки: Эдуард Власов, комментарии.— М.: Вагриус, 2000.