Отъездной помысел

Утечка мозгов в Израиле уже вполне осознана как главная социально-экономическая проблема. Неожиданное превращение пылесоса в пульверизатор произвело шоковый эффект: в стране, как и в России, разрабатывают программу борьбы с утечкой мозгов.

Владимир Бейдер, Иерусалим

Не надо звать на помощь Ломоносова с Лавуазье, чтобы понять эту зависимость: если откуда-то мозги утекают, то куда-то они же и притекают. Все ж, как в песне: "Кто-то теряет — кто-то находит", и всегда выгоднее со своей крепкой сетью на крупную рыбу стоять не у истока, а в устье — любой рыбак знает.

В этом раскладе место Израиля — страны эмиграции (здесь ревниво поправляют — репатриации) традиционно — в самом что ни на есть устье.

Полвека до ума

Когда появилось еврейское государство и жило практически впроголодь, отцы-основатели не жалели денег на развитие научных исследований, в том числе совершенно "бесполезных" — фундаментальных.

Результаты сказались не сразу. Зато сегодня Израиль занимает одно из ведущих мест в мире по валу инновационных открытий, а по количеству фирм в области высоких технологий, представленных на нью-йоркской бирже, уступает только США. Высокотехнологичная продукция составляет более 60 процентов израильского экспорта.

В рейтингах университетов мира Еврейский университет в Иерусалиме постоянно в первой сотне. Не намного от него отстает Хайфский технион — местный аналог Массачуссетского технологического института (MTI), самого престижного технического вуза в мире (нынешний премьер Биньямин Нетаньяху получил там свою первую академическую степень — по архитектуре, вторая, по экономике, у него из Гарварда. — В.Б.); выпускники Техниона котируются во всем мире, в Израиле при приеме на работу в фирмы хай-тека им автоматом назначается зарплата на порядок выше, чем другим. Сразу за Технионом в мировых рейтингах следует Тель-Авивский университет — тоже уважаемая школа.

Долгое время (я его еще застал в 1990-е) излюбленной темой зубоскальства израильских острословов были размышления о том, что евреи умные только в диаспоре, а в свой стране стремительно тупеют. Приводился классический аргумент: среди лауреатов Нобелевской премии евреев около трети, но израильтян — ни одного (если не считать премию по литературе Шмуэля Агнона). Однако теперь эта козырная карта бита. В 2000-е годы, за семь лет, Нобелевскую премию получили семеро израильтян — по экономике, физике, химии... Большинство из них — уроженцы страны, а один (лауреат премии по физике 2004 года Давид Гросс), хотя родился и сейчас живет в США, вырос, получил образование и начал научные исследования в Израиле.

То есть не в отупении дело. Просто для выращивания собственных мозгов нужно время. Судя по "шкале Нобеля" — полвека.

Это теперь, можно сказать, экспериментально установленный факт. Но факт и то, что самые резкие, значительные, революционные подъемы в интеллектуальной сфере (а значит, в образовании, науке, технологии, экономике, культуре) Израиль совершил все-таки благодаря вливанию свежей крови извне — притоку мозгов, если в тему.

Таких резких подъемов было два.

Не было бы счастья...

Репатриацию в Израиль евреи называют алией, что на иврите означает "подъем, восхождение". Соответственно любой еврей, эмигрируя в Израиль и (как в нашем случае) лишившись всего, чего достиг там, вынужденный начинать жизнь на новом месте с нуля, — он "оле", то есть поднявшийся. А свалив из Израиля за длинным рублем или там долларом с евро, престижной работой или прибыльным бизнесом (что чаще всего и бывает), он тут же становится "йоред", то есть "опустившийся". Так это по-еврейски. Парадокс национального миропонимания, намертво зафиксированный даже в языке. Можешь как угодно воспринимать произошедшее с тобой или с кем-то, о ком речь, но называться это будет так, а не иначе, и нечего делать вид, что тебе неизвестна семантика.

Волны алии различают по периодам и профилирующей стране исхода. В 1930-е годы, после прихода к власти в Германии Гитлера, алия была немецкой. Немецкие профессора, врачи, адвокаты, инженеры, музыканты, банкиры пришли, конечно, в шок от жары, песка и кибуцных нравов. Но и старожилов они тоже раздражали своим манерами — галстуками, запонками, вежливостью, дипломами. Их со всем этим весело послали строить дома и прокладывать дороги.

Но они это сделали! И тогда впервые появились в этой ближневосточной дыре добротные дома и приличные дороги. А постепенно немецкие белоручки вернулись к своим прежним профессиям. Именно благодаря им подскочил общий уровень образования, возник тот же Технион, где поначалу преподавание велось на немецком, тогда стала формироваться знаменитая теперь израильская медицина, наука и промышленность, консерватории и симфонические оркестры.

В 1990-х так же, только в гораздо больших масштабах, ошарашили израильтян русские евреи. В Израиль приехало свыше 900 тысяч новых репатриантов из бывшего СССР. В пятимиллионную страну. Это, как если бы в США в одночасье переселилась вся Франция. Более 60 процентов "русской" алии имело высшее образование. За всю свою историю Израиль не получал столь щедрого подарка. Но такой громадный кусок бесплатного сыра он был совершенно не в состоянии проглотить.

К началу "русского нашествия" в стране было 22 тысячи инженеров и архитекторов. Приехало еще 90 тысяч. Было 11 тысяч врачей. Приехало еще 20 тысяч. И столько же деятелей искусства. И 17 тысяч ученых. Куда их всех девать?

Мало кто из репатрианток начала 1990-х избежал работы по уборке, мало кто из репатриантов этих лет не поработал на стройке, на сборе цитрусовых или в сторожах. Со временем, правда, "русские" практически полностью покинули стройки и сельхозугодия, где теперь трудятся румыны, китайцы и таиландцы. Но профессия охранника до сих пор считается русской, как и кассирши в супермаркете. Сплошь русский персонал в приемных покоях больниц — и врачи, и медсестры — работа тяжелая, коренные израильтяне туда не идут.

Но в среднем только один из четырех выходцев из бывшего СССР нашел себе работу, требующую высшего образования. Остальные либо переквалифицировались, либо уехали.

В общей сложности десятая часть репатриантов 1990-х покинула Израиль. Уезжают прежде всего молодые, успешные, перспективные. Среди причин, побудивших к отъезду, проблемы безопасности — на восьмом месте. А основные причины — экономические, карьерные, люди ищут реализации своим способностям и амбициям, в Израиле им тесно. Израильтян с удовольствием принимают в Канаде, Штатах. В Москве их, по официальным данным, 30 тысяч, а по неофициальным — 100, некоторые считают, что даже 300.

Кузница чужих кадров

Но тесно в Израиле не только "русским". Коренным израильтянам тоже не сидится в родной стране. Точной статистики эмиграции нет: достаточно раз в год приехать домой повидаться с родными и друзьями — и ты уже не "йоред", не включен в списки "опустившихся". По некоторым данным, только в США более 700 тысяч обладателей израильских паспортов.

Колонии израильтян существуют в Кремниевой долине Калифорнии, в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Канаде. Это именно колонии. Израильтяне предпочитают держаться вместе, вместе отмечают еврейские праздники, они и их дети говорят на иврите. Это обычно успешные, амбициозные, обеспеченные и в значительной части молодые люди. Причины их нахождения за границей — чисто практические: здесь есть где развернуться. Но они продолжают считать Израиль своей страной, и большинство из них вернулось бы, будь у них возможности для самореализации. Беда в том, что их нет.

Это — корень проблемы.

Израиль — именно из-за высокого уровня своих ученых и узкой площадки применения их сил в своей стране — стал лидером среди развитых стран по утечке мозгов. Только в университетах США работает треть израильских ученых по компьютерным наукам, 29 процентов ученых-экономистов, 15 процентов философов, 12 процентов химиков, 10 процентов физиков.

Это стало национальной проблемой.

"Мы что, самая богатая страна мира? — возмущаются израильские академики.— Почему мы должны готовить научные кадры для американской науки?"

Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. В этом году впервые за 35 лет в Израиле открылся новый университет. Университетский статус получил бывший колледж в городе Ариэль, расположенный на "оккупированных территориях" — на Западном берегу, в Самарии.

В этом университете не только значительная часть студентов, но и треть профессорско-преподавательского состава — русскоязычные.

Ректор, профессор Михаил Виниград, объяснял мне:

— В старых университетах все давно забито. Там нет места для новых людей и новых направлений исследований. Мы еще жадные и мобильные, мы еще ищем, принимаем людей, основываем новые кафедры и лаборатории. Мы и есть лекарство от утечки мозгов.

Один университет, конечно, не панацея. Сейчас в аппарате главы правительства — и это показатель важности осознанной проблемы — разрабатывается масштабная программа по предотвращению утечки мозгов. По слухам, на нее выделены миллиарды бюджетных средств. В первую очередь они предназначены для возвращения израильских ученых из-за границы: средства для проведения исследований, подъемные ученым, ставки, освобождения от налогов...

Программа еще не обнародована, а уже звучит критика.

Депутат кнессета от оппозиционной партии "Кадима" Юлия Шамалова-Беркович сказала мне:

— Правительство опять идет не туда. Надо тратить деньги не на возвращение ученых из-за границы, а на создание рабочих мест и условий для исследований ученых, находящихся в Израиле.

Но преобразовать Израиль, очевидно, труднее, чем вернуть эмигрантов.

Путь домой

Герои

У каждого вернувшегося — свои причины встречи с Родиной.

Татьяна Михайлова и Сергей Измалков, экономисты

Вернулись: Татьяна — с должности приглашенного лектора Бостонского университета (Boston University), Сергей — с должности профессора Массачусетского технологического института (MIT), США. С 2008 года — профессоры Российской экономической школы (РЭШ)

Причина возвращения: применение талантов на родине

Карьера за рубежом: получили докторскую степень в Университете штата Пенсильвания (PSU) в 2002 году, 6 лет проработали в США

Прямая речь


Татьяна Михайлова:

— Мы с Сергеем поженились после окончания РЭШ и хотели вместе продолжить научную карьеру. Было очевидно, что нужно ехать в Америку: в России тогда просто не существовало особой экономической школы, не было возможности общаться с людьми, занятыми этой наукой. Хотя каждый год к нам приезжают новые специалисты и некая среда для обмена опытом и получения знаний создалась, я все-таки советую своим студентам защищать диссертации за рубежом — это неоценимый опыт. Но вот работать мы с самого начала собирались в России. Была идея вернуться даже сразу после получения докторской степени, но Сергею предложили должность в MIT — от такого, конечно, не отказываются. У нас не было социокультурных проблем, мы свободно общались с американскими коллегами, приезжали в Россию. Финансовых неприятностей тоже не было: доход нашей семьи что в США, что в России приблизительно одинаковый. Но причина вернуться все-таки нашлась. Работая здесь, ты понимаешь, что нужен, что ты приносишь неоценимую пользу. Там — ты один из многих высококлассных специалистов, здесь — провозвестник нового. Это, конечно, приносит большее удовлетворение от работы. К тому же экономисту не так сложно вернуться: нам не нужны специальные лаборатории, для нас главное — оставаться на связи с коллегами по всему миру. Эту связь мы стараемся поддерживать, Сергей, например, только что вернулся с очередной конференции в США. И потом, еще определенный плюс: наши дети научились бегло говорить по-русски.

Жеребцов Сергей Валерьевич, химик

Вернулся: с должности исследователя Университета Ибараки (Ibaraki University, Хитачи, Япония) в Белгородский государственный университет (научно-образовательный центр "Конструкционные наноматериалы").

Причина возвращения: семья.

Карьера за рубежом: 2,5 года в Университете Ибараки в должности исследователя, отказался от предложения работать в Университете Клемсон (Южная Каролина, США).

Прямая речь


— В Японию я попал после защиты диссертации в уфимском Институте проблем сверхпластичности металлов. Сбылись сразу две мечты: поработать за границей и побывать в Японии.

Главный принцип работы ученого в этой стране — максимум самостоятельности. Тебе дают задачу, и ты должен ее решить. Никакой бюрократии нет в принципе. Все, что от меня было нужно, один раз в год писать отчет на две страницы. Все остальное время от тебя требуется только работать и писать статьи. Если статей нет, то будь хоть семи пядей во лбу, тебя попросят освободить место.

Я работал со студентами только как руководитель их бакалаврских и магистерских работ. Мне они показались немножко роботизированными: им надо все ходы расписывать по сантиметру, дополнительные вещи в голову не приходят.

Когда мой контракт заканчивался, поступило предложение из американского Университета в Южной Каролине, но моя жена, которая в этом время жила в Уфе, как раз готовилась к защите диссертации в медицинском институте, и мы приняли решение остаться в России. В Японии, к сожалению, как и во многих других странах, врачу-иностранцу устроиться на работу очень сложно. Как минимум надо идеально знать язык и иметь сертификат подтверждения специальности. Так что когда стало известно про Белгородский нанотехнологический центр, мы долго не думали. Жене сразу предложили работу в университете, мне — хорошую зарплату и условия для работы и к тому же пообещали в скором времени предоставить жилье. Новый центр нанотехнологий, где мы сейчас работаем, превзошел все ожидания. Здесь собрано такое оборудование, которого я просто еще нигде не видел.

Надо ли возвращать уехавших ученых? У меня есть знакомые люди, которые хотели бы вернуться, но большинство сюда уже не приедут — за 10-15 лет человек уже довольно сильно привязывается к месту. Поэтому возможна какая-то адресная агитация, поиск тех, кто был бы не прочь вернуться — было бы только куда.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...