Ъ продолжает знакомить читателей с фильмами, которые будут показаны на петербургском Фестивале фестивалей в июне. О картине "Чунгкин экспресс" гонконгского режиссера Вонг Кар-вая рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ.
Вот уже несколько сезонов каждый уважающий себя кинотурнир не обходится без нового фильма, произведенного в Юго-Восточной Азии: в Китае, Гонконге или на Тайване. Санкт-Петербургский Фестиваль фестивалей не станет исключением. Помимо громко прокатившейся по всему миру "Шанхайской триады" китайского мэтра Чжана Имоу, в его программе ожидается и менее известный "Чунгкин экспресс" гонконгского режиссера Вонг Кар-вая. На пиратском видео фильма еще не было. Вероятно потому, что его американской дистрибуцией занимается Квентин Тарантино, сам сочинивший немало уголовных историй и умеющий оградить свою собственность от воровских поползновений.
После того как "Чунгкин экспресс" появился в Нью-Йорке, критики заявили, что не посмотреть его — все равно, что проворонить поезд, уходящий в следующее тысячелетие. В скромном малобюджетном, снятом главным образом ручной камерой фильме обнаружили пластический драйв азиатского кино и тонкость европейского авторства, хулиганскую смелость молодого Годара и изощренную символику Кшиштофа Кесьлевского.
Картина состоит из двух самостоятельных историй. Сюжетно они не связаны, но их участники так или иначе сталкиваются у стойки ночного кафе-экспресс, расположенного в гонконгском районе Чунгкин. Смысл свиданий до поры остается в тайне. "Мы разминулись всего в сантиметре друг от друга, — говорит закадровый голос героя. — Кто бы мог подумать, что через пятьдесят семь часов я полюблю эту женщину". Беглая наркоторговка засыпает в комнате безответно страдающего полицейского. Оба охотятся за консервными банками со сроком годности 1 мая, только для него эта цифра означает день окончательного разрыва с бывшей невестой, а для нее — дату выплаты по "счетчику". Наутро она убивает кредитора, сбрасывает золотистый парик и навсегда растворяется в уличной толпе, надиктовав на пейджер признание в любви несостоявшемуся возлюбленному.
Пока другой полицейский тоскует по неверной подруге, в его квартиру регулярно пробирается юная особа, целыми днями гоняющая старый шлягер "Mamas and Papas" и мечтающая уехать в Калифорнию. В конце концов он назначает ей свидание, но она не приходит, прислав нарисованный от руки авиабилет в Америку. Она ждала его в баре "Калифорния", он тем временем напивался в другом кабаке. Его покинутая любовь была стюардессой, через год она явится к нему в униформе международных авиалиний. В первой новелле дата разлуки совпадает с днем рождения героя. Он родился 1 мая — его подругу звали Май. Перед тем как окончательно исчезнуть из кадра, герой первой новеллы успевает столкнуться с героиней второй. "Мы стояли рядом всего секунду, — звучит закадровый голос. — Через шесть часов эта женщина полюбила другого".
Вонг Кар-вай принадлежит к поколению гонконгской new wave. Любая "новая волна" независимо от того, в каких национальных или исторических берегах она разливается, интересна тем, что как будто впервые открывает реальность, а потому обновляет понятие кинематографического реализма. "Новая волна" всегда несет и всплеск кинопоэзии, потому что высшая поэзия на экране получается при встрече авторского взгляда с живой, несконструированной действительностью. Так было во времена итальянского неореализма, советской "оттепели" и французской "nouvelle vague". Так произошло и в Гонконге, на перекрестке европейской и азиатской культур, смешанных воедино прихотливой игрой геополитического ума. Устроив у себя "маленький Голливуд", гонконгский кинематограф уже подарил миру культовый феномен 90-х — ориентальный триллер, соединивший кодекс бусидо со стилистикой "черного фильма" и отточенностью балетного спектакля. Достоверно известно, что жизнь в Гонконге похожа на американское кино, поэтому его новая волна открыла для себя реальность как новый поворот жанрового сюжета. Похожий путь когда-то проделали питомцы "Cahiers du cinema", однако они прошли школу режиссуры, теоретизируя над фильмами Хичкока и Хоукса. Их гонконгские преемники учились ремеслу, такие фильмы снимая. И если в Европе все "волны" влились в океан мейнстрима еще в 60-е, то гонконгская волна поднялась только в начале 90-х.
Дебютный фильм Вонг Кар-вая назывался так же, как и известная песня "Rolling Stones" — "Пока льются слезы". Действие его второй картины "Время быть диким" происходило в 60-е — запутанная любовная история разворачивалась в лирическом лабиринте мегаполиса с его случайными встречами и необязательными расставаниями. Перед самым "Чунгкин экспресс" он сделал "Пепел времени" — постановочный эпос каратэ. Если вдуматься, фильмография режиссера как будто в миниатюре повторяет три десятилетия европейского кино, начавшегося с нововолновой романтики, прошедшего искушение большой формой и остановившегося на констатации магической неочевидности жизни. После "Чунгкин экспресс" Вонг Кар-вая не случайно сравнили с Кесьлевским. Разница только в том, что гениальный поляк рассказывал свои притчи языком конца истории, а молодой азиат — подручными средствами нового тысячелетия. История не кончилась, она просто пошла по другому кругу. И если трагедии Большой истории имеют обыкновение повторяться в виде фарса, то история кино обладает счастливой способностью возрождаться в виде истории, рассказанной в кино.