На шестом международном театральном фестивале "Балтийский дом" в Петербурге был показан "Вишневый сад" вильнюсского Малого театра. Его постановщик Римас Туминас стал лауреатом гран-при прошлого "Балтийского дома" за спектакль "Улыбнись нам, Господи", победив "Трех сестер" Эймунтаса Някрошюса.
Пространственный образ "Вишневого сада" Туминаса — пыльный деревянный сарай с низко нависшим потолком и с тусклым освещением (художник Рита Дауноравичене). Никакой мебели, только несколько пустых стульев (в отличие от пьесы Ионеско, к концу спектакля стулья не прибывают, а убывают) и гора чемоданов в углу. То ли их еще не распаковали, то ли уже упаковали — неясно, да и неважно. Речь идет о жизни на чемоданах, о жизни без корней, о жизни духовных беженцев и бесприютных скитальцев. Действие ни разу не выходит за пределы деревянной комнаты, разомкнутой в черную пустоту. Нет веток цветущей вишни, ярких красок, обжитого быта и всего того, с чем жалко было бы расставаться и что жалко было бы терять. Дом разваливается на глазах — поднимая тучи пыли, от пола легко отходят доски, а многоуважаемый шкаф является на сцену, продавив гнилой потолок ("выход" шкафа вызывает в зале аплодисменты).
Фраза Раневской: "Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом" — приобретает буквальный и зловещий смысл. Мертвое жилище напоминает гроб, готовый поглотить своих обитателей. Живая природа и прошлая идиллия уцелели только в воспоминаниях и на картинах — на портрете Раневской с маленьким сыном и в пейзаже, прикрепленном к деревянной балке. Раневская является в глубоком трауре (не Варя, а она похожа на монашку), звук лопнувшей струны отчетливо напоминает предсмертный детский крик, а печальные всхлипы рояля придают всему происходящему настроение тихого реквиема (композитор Фаустас Латенас).
"Вишневый сад" поставлен с высоты исторического знания о судьбе его обитателей, причем этим знанием наделены не только создатели, но и персонажи. Они давно распрощались с иллюзиями и давно перестали верить словам, а потому говорливые Петя Трофимов и Гаев — фигуры комические и обсмеянные. Уже в первом акте герои пребывают в состоянии сомнамбулической обреченности, паралич воли словно заставляет их замирать на месте, слова произносятся в пустоту, в пространство, на ветер.
Первый акт пьесы с его траурными предчувствиями и попыткой показать жизнь после смерти — лучший в спектакле Туминаса. Но уже в первом акте играется четвертый, финальный. Играется исход, результат, трагический конец (последние лет тридцать слова Пети и Ани о новой жизни всерьез театром не воспринимаются). Ясный и эффектный замысел заставляет режиссера в самом начале выложить все свои козыри. Если в первых сценах играются последние, то в течение следующих актов двигаться некуда. Возможно, режиссер добивался именно клаустрофобического эффекта и ощущения тупика. Однако это привело к монотонности действия, к отсутствию развития и к тому, что большинство актеров вынуждены играть на одной ноте.
В "Вишневом саде" многое придумано талантливо и вдохновенно. Уже упомянутое явление шкафа (к сожалению, шкаф "выстреливает" только в первом действии). Рулетка-сантиметр, которым Лопахин меряет дом. Напоминание о Париже — игрушечная Эйфелева башня. Отчаянная попытка Пети Трофимова впиться в губы Раневской, стать "ниже любви". Топор, который сразу после покупки сада сам находит Лопахина, как кинжал — Макбета. (Лопахина играет Сигитас Рачкис, и это безусловно лучшая актерская работа "Вишневого сада"). Совсем не старый Фирс, который равнодушно ждет, пока его запрут снаружи. Но блистательные находки монтируются как отдельные аттракционы, а отчетливая концепция не всегда органично воплощена в ткани спектакля. Это придает "Вишневому саду" при всей его пронзительной горечи едва заметный оттенок холодного расчета. Как будто, подобно Лопахину, Римас Туминас, прежде чем приступить к "рубке" сада, измерил рулеткой его территорию — сантиметр за сантиметром. И все-таки не рассчитал свои силы, словно забыв, что в чеховской пьесе — не один акт, а четыре. И что "вся Россия наш сад".
КАРИНА Ъ-ДОБРОТВОРСКАЯ