"Профессии продюсер нет еще в российском кодексе о труде, и это может осложнить нам выход на пенсию", — пожаловались Александр Атанесян и Григорий Ряжский, получая в декабре свою продюсерскую "Нику". Кодекс кодексом, но образ продюсера у российского зрителя сложился вполне. Он не уступает режиссеру, будучи убежден, что тоже является автором. Он уверенно ступает по Каннской лестнице в окружении звезд, зная, что без него праздника не было бы. И, как удалось выяснить корреспондентам Ъ в беседах с видными отечественными представителями этой профессии, наш продюсер почти такой же, как западный. Разве что чуть скромнее и непритязательнее, и у него значительно больше проблем.
И режиссер, и актер, и сценарист, и финансист...
У каждого из собеседников было свое понимание слова "продюсер". Это тот, кто "выколачивает деньги", "тщательно контролирует", "умеет возвращать средства инвестору". Последнее, правда, пока получается плохо. Но он не был бы российским продюсером, думай он только о деньгах. У него в голове должен обязательно быть "некий художественный концепт", согласно которому и строится бизнес и даже жизнь. Одним словом, "продюсер должен быть и режиссером, и актером, и сценаристом, и финансистом, и даже, если надо, учителем".
Профессия эта имеет шанс получить официальное признание, когда будет наконец принят закон о кино (проект лежит в Госдуме), где черным по белому написано: "Продюсер (изготовитель) — физическое или юридическое лицо, взявшее на себя инициативу и ответственность за финансирование производства (изготовления) и использование фильма". Но до выборов закон вряд ли примут.
Как все было хорошо
Первые российские продюсеры объявились в 1988 году — вместе с независимыми студиями и компаниями. Они (бывшие директора картин, их заместители, переквалифицировавшиеся режиссеры и даже варяги со стороны) крушили законы, задерживавшие, с их точки зрения, производство. Партийные органы закрывали студии, запрещали прокат "независимых" лент. Тем не менее все (и деньги в том числе) давалось легко. И чем только эти студии не занимались: открывали общественные кухни, лицеи, пункты помощи пенсионерам. Теперь говорят, что это было независимое кинодвижение. Скорее это был кинобизнес по-русски.
Пик славы новых продюсеров пришелся на начало 90-х, когда кинематограф стал осваивать рыночные отношения. Андрей Разумовский вспоминает: "По всей России нас встречали со словами 'Продюсер приехал!'. И впрямь, продюсер тогда был почти бог: он из личного кармана приплачивал бабушке-билетерше по 10 рублей в день, при ее зарплате в 70, продлевая жизнь рядового кинотеатра". И, возможно, продюсеры добились бы еще большего , если бы ситуация не изменилась.
Как все плохо теперь
Надо заметить, что все ныне действующие или отошедшие от дел продюсеры прекрасно могут объяснить происходящее с кинематографом, а значит, и с ними самими. Если суммировать услышанное, сначала на рынок обрушилось дешевое американское кино и видео. Прокат постепенно превратился в предмет легкого дохода — сначала кинотеатры до отупения крутили низкокачественные боевики и эротику, затем, быстро сориентировавшись, стали сдавать помещения под мебельные или автомобильные салоны и рестораны. А теперь вообще развалились. Провал произошел и с продажей наших фильмов за границу. Деньги, которые отпускались на картину, перестали возвращаться. Спонсоров, некогда еще готовых вкладывать средства в производство отечественных картин, год от года становится все меньше. Многие независимые студии разорились. Показатель выпуска фильмов резко пополз вниз: с 350 картин в 1991 году до нескольких десятков в прошлом. А в 1996 году не запущена ни одна новая картина.
Теперь у всех только одна задача — выжить. Сколько уцелело продюсеров, точно никто не знает. Но предполагают, что из трехсот, заявивших о себе в начале 90-х, осталась, скорее всего, не больше ста. Это те, кто публично причисляет себя к продюсерам. Из них реально работающих не больше 30. Настоящих же профессионалов человек 20.
Какие они, наши продюсеры?
Наши герои отнюдь не производят впечатления проигравших. Почти у всех есть своя фирма, а порой и несколько, у некоторых во владении даже целые огромные кинофабрики с легендарным прошлым. Большинство продюсеров можно было бы отнести к типу закаленных мужчин из советских фильмов отдаленного прошлого — о больших начальниках заводов-гигантов, ударных строек. Правда, теперь они ездят на иномарках, некоторые могут похвастаться космической связью и даже личной охраной.
Они контактны и общительны, хотя о будущих проектах распространяться не любят. На соответствующие вопросы отвечают кратко: конкуренция, авторские права, ноу-хау. На публике друг о друге отзываются корректно, но в кругу узком можно услышать иное. Впрочем, кинематографисты — среда особая. Они слишком честолюбивы.
Помимо продюсерской номинации "Ники" внутри цеха уже есть "Золотые шляпы", и сертификаты профессионального качества, которыми продюсеры украшают стены офиса. Если же спросить любого, какова его заветная мечта, скорее всего услышишь: "Подняться вверх по Каннской лестнице". Но лишь немногие сумели это сделать.
Настоящий профессионал
Известен случай: образцово-показательная встреча Черномырдина с кинематографистами на одном из прошлогодних фестивалей в Сочи. Все ахают по поводу того, как гибнет отечественный кинематограф. Премьер сочувственно кивает, но ничего не обещает. Только один человек пришел на встречу с заранее заготовленными документами и попросил премьера их посмотреть.
— Вы отдайте документы моим помощникам, и мы посмотрим, что можно будет для вас сделать.
— Они уже давно лежат в вашем аппарате.
— Но их сначала должны завизировать мои заместители.
— Они уже завизировали, осталась только ваша подпись.
Премьеру ничего не оставалось, как у всех на глазах со словами "не может этого быть" подписать столь важные документы. Находчивым человеком был Ролан Быков.
Порой приходится учиться прямо на ходу, особенно это касается отношений с западными партнерами. Приезжает наш продюсер в США и жалуется на своих французских партнеров, вдруг ни с того ни с сего объявивших себя банкротами, из-за чего российская сторона не может получить причитающиеся ей по контракту деньги. А американцы ему говорят: "Чему вы удивляетесь, это нормальный процесс ухода от налогов, так делают все. Вам надо было заранее хотя бы копию фильма себе забрать". Теперь наших просто так не возьмешь.
Кто же главный на площадке?
Самый модный ныне спор: наш кинематограф уже продюсерский или еще режиссерский? Однозначного ответа никто не дает. Чаще всего позиция творца сводится приблизительно к следующему: дайте мне денег, а все остальное я сделаю сам. Впрочем, в последние годы режиссеру приходится мириться с тем фактом, что продюсер не только достает деньги, а еще и "контролирует процесс производства". Уже заключаются контракты между продюсером и режиссером, где оговариваются права и обязанности каждого. Правда, объем такого отечественного документа составляет страниц пять против 50 (в среднем) западного образца. К примеру, у Досталя, одного из самых могущественных и жестких продюсеров страны, контракты подписывали и Владимир Меньшов, и Эльдар Рязанов, и многие другие. Сам же Досталь любит рассказывать, как Дино Де Лаурентис, продюсировавший фильмы Феллини, Тинто Брасса и многих других знаменитостей, часами просиживал с Сергеем Бондарчуком в монтажной, споря из-за трех даже не кадров, а кадриков. На Западе, а особенно в Америке, продюсер — настоящий диктатор. Он вмешивается во все, начиная от сценария и подбора режиссера, актеров до монтажа и проката. Европейские продюсеры, особенно те, кто работает с режиссерами элитарными, отличаются большей деликатностью, но так же настойчивы. И есть только один "идеальный" вариант — когда режиссер сам становится продюсером, как это сделали Коппола, Спилберг, Иствуд, Гибсон и многие другие. У нас таковых пока нет.
Одним продюсер и режиссер напоминают семейную пару в разводе, живущую под одной крышей. Другим — врагов, то явных, то скрытых. Немаловажен тот факт, что, в отличие от своего эталона "Оскара", российская "Ника" главный приз "лучший фильм года" вручает режиссеру, а не продюсеру. А "лучшего продюсера" определяют отдельно и не академики (среди которых сильно режиссерское влияние), а сами продюсеры.
Самая успешная картина
Фантастика, мистика, ужасы и эротика у нас получаются плохо: нет и не будет в ближайшее время потребной индустрии. Лучше удаются лирические комедии, мелодрамы, экранизации, фильмы исторические, иногда боевики. Как показал недавно один из опросов, зритель соскучился по музыкальным лентам, которые вообще не снимают в последнее время.
Все это продюсеры прекрасно понимают. Сейчас для них уже не так важно, сколько фильмов они снимают, главное — какие. Продюсер никогда не поверит в успех, если к нему придет пожилой режиссер и принесет эротико-мистический сценарий. Вряд ли кто возьмется сегодня и за "Дмитрия Донского", даже если его готов снять маститый режиссер. У каждого продюсера свои правила отбора проекта. Для Андрея Разумовского важно гармоничное сочетание режиссера и литературного материала. Для Досталя успешная картина — это картина народная. Некоторые готовы ставить на кино, которое называют "авторским".
Финансы
Снять сегодня самую обычную картину стоит не меньше $600-700 тыс. Если это мощный проект (например, какой-нибудь исторический фильм), то миллиона два с половиной. А банки, если и могут дать денег, то только под 100-процентный годовой кредит. Это значит, что заработать на картине надо в два раза больше ее стоимости, а снять ее желательно за полгода, чтобы успеть расплатиться. Российский прокат может сегодня возвращать максимум по $800 тыс. Но для этого надо еще очень постараться — потолкаться по кинорынкам в надежде на то, что какой-нибудь регион, посмотрев ленту, купит лицензию на нее стоимостью $1 тыс. Но это вовсе не значит, что ее в этом регионе пустят в прокат, а если и пустят, то потом честно поделятся прибылью.
Другой путь — продюсер с режиссером берут копию своей картины и начинают ездить по стране. Чем больше кинотеатров в маршруте, тем лучше. Именно так и поступил Никита Михалков с "Утомленными...". По похожей схеме сейчас прокатывают и "Ширли-Мырли". Показ отечественного фильма по телевидению проблемы тоже не решает: за полуторачасовой фильм производителю платят $5 тыс., в то время как минута размещенной в нем рекламы приносит телевидению $18 тыс.
Кино, как говорит Досталь, стало "экономически нерентабельным на рынке услуг России". Единственный реальный сегодня шанс — получить деньги из государственного бюджета, которые даются на поддержку кино. То есть главный продюсер в России — само государство. Впрочем, так было всегда.
Вы отмывали?
На этот вопрос вряд ли кто ответит. Но в сегодняшней ситуации режиссеры согласились бы на любые деньги. Иван Дыховичный признался: "Если бы мне дали деньги эти структуры, я бы снимал, но ведь не дадут". Сегодня есть масса других, более легких способов оборота денег. Деятели кино утверждают, что на одних и тех же фестивалях не раз приходилось видеть рядом и государственных чиновников, и деятелей криминального мира и, конечно, искусства. "Каждый член группировки мечтает побывать на вручении 'Ники'", — заметил один из них.
Что же дальше?
Главная претензия продюсеров к государству звучит так: "Если не помогают, то пусть хотя бы не мешают". В странах цивилизованных в самые трудные для национальной кинематографии времена правительство находило возможность облегчить ее положение. И наши кинематографисты хотят почти того же, что смогли получить их западные коллеги, — льготных кредитов и снижения налогов. Одни продюсеры считают, что спастись можно, только держась вместе, и создали Ассоциацию российских кинопродюсеров. Правда, в ней пока только 20 человек. Другие предпочитают действовать в одиночку. Но сегодня государству приходится делать выбор между выплатой зарплаты и завершением (или незавершением) войны в Чечне. Любое решение --- не в пользу кинематографа.
ЮРАТЕ Ъ-ГУРАУСКАЙТЕ