12 марта Конституционный суд России будет рассматривать запрос президента Республики Коми Юрия Спиридонова и жалобы двух граждан России — обозревателя Ъ Вероники Куцылло и ветерана великой отечественной войны Романа Клебанова по поводу закона Мосгордумы и постановлений московской мэрии, касающихся вопросов регистрации по месту жительства (прописки). Законодательный сепаратизм не впервые становится предметом рассмотрения КС. Сегодня Ъ имеет возможность посмотреть на проблему с точки зрения конкретного человека, испытывающего действие противоречащих друг другу законов на себе. Обозревателя Ъ ВЕРОНИКУ КУЦЫЛЛО, автора книги "Записки из Белого дома" о московских событиях осени 1993 года, обратиться в КС заставил как личный интерес, так и чисто журналистское стремление разобраться в том, как далеко зашла правовая реформа в вопросах свободы передвижения граждан. Сегодня мы публикуем ее отчет о попытках получить московскую регистрацию. В ближайшем будущем Ъ намерен продолжить публикации на эту тему.
Квартиру можешь ты иметь, но быть прописанным...
В феврале 1995-го мы делали ремонт. Ъ под впечатлением моего сидения в Белом доме с 21 сентября по 4 октября 1993-го через два года наградил меня ссудой на квартиру. Вот в ней — маленькой, однокомнатной, зато в семи минутах от "Бауманской" — мы и наводили ужас на соседей грохотом молотков и визгом дрели. Уже весной, очнувшись от покраски потолков, наклеивания плитки и обоев и беготни по магазинам в поисках того, на чем поспать и во что все сложить, я обнаружила неподалеку жэк (РЭУ), куда и пришла заключать официальный брак с Москвой. Мой последний (и единственный — еще на первом курсе в университетской поликлинике у меня увели паспорт, и я с радостью завела новый, "московский" — без разоблачительных казахских страничек) штамп гласил: "Москва, на учебу до 1 июля 1994 г.". Последний раз я имела постоянную прописку шесть лет назад, в Казахстане, в маленьком городке под названием Рудный.
К моменту похода в жэк я многое знала. Конституцию России, например. Закон РФ "О праве граждан на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства", принятый еще летом 1993 года. То, что прописка отменена еще Комитетом конституционного надзора СССР, что ее нет, а должна быть уведомительная регистрация — приехал и честно сказал: я буду жить здесь, потому что у меня есть где жить и где работать. И после этого тебе ставят штамп и говорят: живи, дорогой, работай, плати налоги, законы не нарушай, а то посадим. Впрочем, мне было известно и то, что Юрий Лужков публично отказался исполнять вышеуказанный закон. И ему за это ничего не было. Поэтому особых иллюзий я не испытывала.
Очереди в жэке не было. "Здравствуйте! Я хотела бы зарегистрироваться в свою квартиру. Что мне для этого нужно сделать?" Девушка за конторкой подняла голову: "Прописаться, что ли, хотите?" Я сбавила тон: "Ну вообще-то я думала, что это уже давно регистрацией называется..." — "Пропиской это называется. Адрес". — "Простите?" — "Адрес ваш". — "А-а. Посланников, дом такой-то, квартира такая-то". — "Паспорт". — "Да я только узнать..." — "Паспорт".
Девушка уже что-то быстро писала, параллельно листая паспорт. Сердце екало: вот сейчас она долистает, и все... Вечно в Москве мне было стыдно за страницу #14. То там стояло унизительное "лим.", то не столь унизительное, но все же ущербное "на учебу до...". Сейчас было еще хуже — "на учебу до" кончилось год назад. И больше ничего не было.
Девушка равнодушно посмотрела на просроченный штамп и выдала мне выписку из домовой книги, квиток в милицию и паспорт: "Финансово-лицевой счет возьмете в бухгалтерии. Когда пойдете в милицию, принесите выписку из квартиры по вашему последнему месту жительства и счет тоже". "Простите, — я слегка осмелела, — это из ДАСа (общежитие МГУ. — Ъ.), что ли?" — "Да нет, по месту последней постоянной прописки". Я ужаснулась: "Из Казахстана?!"
Ужасаться было от чего. Вся моя семья — мама, брат и я — живет в Москве. Я — с 1984-го, правда, с полуторагодичным перерывом. Брат — с 1986-го, как в университет поступил, давно уже работает, снимает квартиру (с ним еще трое нарушителей — жена, пятилетняя дочь и десятимесячный сын). Мама — с октября 1993-го: как увидела по телевизору горящий Белый дом, так и приехала. "Хватит, — говорит, — буду тем трупом, который тебя больше в подобные места не пустит". С тех пор со мной и живет. У нее единственной есть хоть какая-то постоянная прописка — казахстанская.
К ужасу примешивалось недоумение: я никак не могла понять (и до сих пор не понимаю), зачем при прописке российского гражданина нужна выписка и счет из квартиры, в которой означенный гражданин жил шесть лет назад, да еще находящейся в независимом государстве?!
...В маленьком казахстанском городишке вообще не представляли, что такое финансово-лицевой счет и выписка из домовой книги. Книги-то были, а вот выписок из них как-то не принято было делать. Пришлось звонить туда раз десять, объясняя, что именно мне надо. В конце концов в казахстанском жэке пожали плечами: "Чем бы москвичи ни тешились..." — и сделали документ, выдрав чистый лист из домовой книги. Финансово-лицевой счет написали от руки под мою диктовку из Москвы.
Дождавшись необходимых бумаг, я направилась в паспортный стол своего отделения милиции. Сидящий на приеме капитан, пролистав пачку, столь же спокойно и привычно, как и девушка в жэке, написал на квитке: "Отказать в связи с тем, что данный вопрос не входит в компетенцию паспортного стола". Я, можно сказать, не очень удивилась. Я даже знала, что этот отказной квиток служит пропуском на прием в паспортное управление ГУВД Москвы (далее — ПУ).
Конечно, меня можно спросить: а на черта козе баян? Ведь говорил же Юрий Михайлович с полгода назад про таких, как я: пусть себе живут, только их детей в госшколы мы не пустим и лечиться за госсчет не дадим. Ну, во-первых, мэр немного лукавил: по всем московским и не только московским законам и постановлениям, человек, приехавший куда-либо, обязан зарегистрироваться — к нарушителям правил регистрации применяются штрафные санкции. Получается, что мэр обещал закрыть глаза на нарушение собственных законов. А во-вторых, Бог с ними, с детьми, да и медполис мне Ъ оплачивает, но от отсутствия штампа о регистрации я испытываю не только моральные неудобства. Например, водительских прав я при всем желании получить не могу. Пока мне не до покупки машины, но, если что, зарегистрировать тоже не смогу. Загранпаспорт закончится — опять проблема, а он мне для работы нужен: например, визиты президента описывать. Являясь бомжом, маму тоже в свою квартиру зарегистрировать не могу, а мне уже надоело раз в полгода ее за границу отправлять, чтобы она могла свою пенсию в тенге за 6 месяцев получить (никак не соберусь подсчитать — не меньше ли эта шестимесячная пенсия цены билетов). Да и личная жизнь страдает: по московским законам, замуж выйти я не смогу.
Раньше это называлось взяткой
На Большую Ордынку в ПУ мы поехали вместе с Андреем, моим однокашником по университету и по совместительству лучшим другом. В моем деле он заинтересован кровно: он тоже два года без регистрации и пока еще без квартиры, хотя и работает на НТВ. Еще курсе на третьем мы дали друг другу слово, что кто ее, подколодную (тогда речь шла о прописке), первую получает, тот с другим и делится. Кстати, это будет уже третья попытка узаконить наши отношения. Весной голодного 1991-го мы дважды подавали заявления и дважды становились обладателями месячных приглашений на отоваривание в "Гименеях". Мне до сих пор не совестно: нельзя же ходить по Кремлю и Белому дому в рваных колготках. Закончилось это восхитительно. Даже в "Гименеях" было далеко не все, и многие талоны за отведенный срок не отоваривались. Андрюшку застукали, когда он пытался купить рубашку спустя месяц после предполагаемой регистрации брака. Вызванная завотделом пожалела мальчика и разрешила покупку, но на приглашении крупно написала: "Брак зарегистрирован. 17 июня 1991 года. Завотделом магазина 'Гименей' такая-то". Мы обязались сохранить эту реликвию для наших внуков... Смех смехом, а время мы упустили — при всем желании легализовать наши отношения сейчас невозможно — у него в паспорте тоже последний штамп "до 1 июля 1994 года". В ЗАГСе нам твердо объяснили, что хотя бы один должен быть прописан.
Приехали к началу приема — в 10 утра. На вопрос: "Кто последний?" — толпа, занявшая подходы к ПУ, ехидно засмеялась. Доброхоты объяснили, что приезжать надо пораньше, "часиков в семь-восемь", записываться и по записи получать квиток на прием... В следующий раз Андрей приехал к ПУ в 7.15. Оказался 89-м, квиточков нам не хватило. Второй раз — в 6.50. Был 15-м. Гип-гип-ура! Я приехала в 9.50, к раздаче. Выяснилось, что граждан не принимают, только организации. Третий раз он приехал в 6.05, и мы попали в первый десяток. ПУ незадолго до того горело (не иначе кто-то из бывших посетителей поджег), еще попахивало. В узком коридоре толпился народ. Квиток нам дали на 10.15. Прием начался спустя два часа. Мы уже знали, что за прописку потребуют большие деньги — нам нужно было письменное подтверждение.
"Паспорт!" — сказала пожилая инспекторша с прической а-ля партдама. Сержант, подумала я, и похолодела. Накануне, идя в Кремль, я выложила внутренний паспорт — кто знает, как отнесутся к отсутствию прописки в бюро пропусков у Спасской. И естественно, забыла положить его обратно. С робкой надеждой я протянула инспекторше загранпаспорт. ГУО удовлетворяет, может, и ее... Она швырнула его обратно: "Паспорт!" — "Но ведь это тоже..." — "Паспорт! Я тут двадцать лет работаю, она меня еще учить будет, что такое паспорт!" Нет, подумала я, не сержант. По меньшей мере майор... Вмешался Андрей, больше меня склонный в подобных ситуациях к конформизму: "Хорошо, мы можем сейчас съездить за паспортом и снова зайти к вам?" "Можете, — злорадно улыбнулась дама, — приедете снова утром, запишетесь..." У меня потемнело в глазах: "Но мы ведь уже записались!" На нас надвинулась затянутая в темное грудь: "Я на вас уже сегодня 15 минут потратила, освободите кабинет!"
Пока Андрей стоял в очереди к замначальника, я, сжав зубы, сидела в кабинете. Дама принимала других страдальцев: "Вы хотите прописать дочь? Совершеннолетнюю? И в Москве раннее не прописанную? Ну, ну, как вы можете родную дочь бомжом называть, бомжи — это которые на улицах валяются. Но все равно — нельзя. У вас же уже прописана одна взрослая дочь, зачем вам вторая?"
Замначальника не стал связываться с обладательницей двадцатилетнего стажа. Когда Андрей привез паспорт, он отправил нас к другой инспектрисе, и та быстренько выдала справку, гласившую: "Ваша просьба о прописке может быть удовлетворена при условии уплаты городского сбора, установленного законом г. Москвы 'О сборе на компенсацию затрат городского бюджета по развитию инфраструктуры города и обеспечиванию социально-бытовыми условиями граждан, прибывающих в г. Москву' от 14.09.94". Собственно, за ней мы и приходили — без этой бумажки в суд подавать нельзя. Подписывая справку, замначальника покачал головой: "Зря вы это все. Все равно ведь потом к нам придете. Все равно заплатить придется".
Кстати, текста закона в ПУ, как водится, не нашлось. Откопали его по своим журналистским каналам. Прочли то, о чем уже слышали: для россиян сбор определен в 500 минимальных зарплат. Размер сбора рассчитывается исходя из минимальной заработной платы на момент покупки квартиры. Поэтому в моем случае это 10 млн 250 тыс. руб. (для тех, кто покупает квартиры сейчас, — около 30 млн). Для нероссиян — в 10 раз больше.
Да-а... Слава Богу, гражданство я успела летом 1994 года получить. Если заплатишь, говорят, прямо сразу штамп ставят... Но мне же еще ссуду выплачивать... И к тому же — за что? За топтание тротуаров? Так я налоги плачу. И квартплату — регулярно. И "зайцем" не езжу... Платить непонятно за что не хотелось.
По судам затаскаем!
Адвоката мы нашли через Ъ. В электронной подборке выбрали материалы на слово "прописка" и отыскали двоих, выигравших в свое время подобные дела. Один из них — Леон Люненфельд — стал нашим. Решили подать жалобу в Замоскворецкий суд — "по месту жительства" ответчика (у меня-то "нет" места жительства). В канцелярии суда на нас нагавкали, сообщив, что все документы нужно присылать по почте. Послали с уведомлением. Уведомление вернулось: приняли. И — тишина.
Прочитав к тому времени кучу прописочных и регистрационных документов, я убедилась: требование безумных денег за прописку не соответствует ни Конституции России, ни федеральным законам. В законе РФ "О праве граждан на свободу передвижения" упоминается только госпошлина. В постановлении правительства России о правилах регистрации, принятом в июле 1995 года, — тоже. По закону РФ "О государственной пошлине" госпошлина за регистрацию по месту жительства составляет 1% от минимального размера оплаты труда (т. е. сейчас — около 600 руб.). Изучив все это, я решила испробовать еще один путь — отправила "телегу" на имя президента России — он же гарант Конституции, которой московский закон противоречит. Очень оперативно (серьезно — месяца не прошло) из управления администрации президента по работе с письмами граждан пришел ответ: "Ваше обращение направлено в МВД России". Не прошло еще месяца, и из МВД пришел ответ: "Ваше обращение направлено в паспортное управление ГУВД Москвы". И недели через три, из ПУ — до боли знакомое: "Ваша просьба о прописке может быть удовлетворена при условии..."
Восхитившись столь слаженной работой, я написала еще одно обращение в управление по работе с письмами граждан с описанием всего процесса и вопросом: "В этом и заключается работа управления?" Признаюсь: кляузничество — штука захватывающая. Такой же текст я отправила Сергею Филатову, тогда руководителю администрации президента. Эксперимент удался: месяца через два я стала обладательницей третьей справки из ПУ о том, что "может быть, при условии...". А помощник Филатова, столкнувшись со мной на какой-то пресс-конференции, сказал грустно: "Читал твои бумаги. Да, неконституционно... А что мы можем сделать? С. А. послал их Лужкову, да и не одни эти посылал. И ничего... Так что прости".
Скажу честно, я не герой. Если бы удалось "обтяпать дело" по журналистскому блату, я не смогла бы отказаться. Но не удалось.
...Три месяца мы наивно ждали вызова из суда на собеседование (ну разве не логично — мы вам по почте, так и вы нас по почте?). Отчаявшись, пошли сами. Попали на прием к судье Емельяновой — утомленной крашеной блондинке лет 35-40. Она назначила заседание на 23 января — еще через три месяца. Я потрясенно спросила: "А если бы я не пришла, вы бы вообще это дело не назначили?" "Да нет, почему, — равнодушно ответила судья, — назначили бы, через год где-нибудь..." С тех пор прошло уже два заседания суда — 23 января и 13 февраля. Оба раза по просьбе прокурора Кудиновой заседания откладывались — ввиду отсутствия ответчика и отзыва от него. Как мы выяснили позже, управленцы и не ходят на суды никогда — только обычно присылают отзыв: рассматривайте, мол, без нас, а позиция наша такая-то. Так что мечта "затаскать" ПУ по обычным судам не сбылась.
"Начинал простым рабочим"
На заседание еще не распавшейся комиссии по правам человека при президенте России меня привел шкурный интерес: рассматривался "прописочный вопрос". Незадолго до того Борис Ельцин своим указом поручил органам госвласти субъектов федерации "устранить в конституциях, законах, уставах и иных нормативных правовых актах противоречия с положениями Конституции России и федеральных законов". Комиссия с энтузиазмом занялась пропиской, но эта попытка разбилась об аргументацию начальника московского ГПУ Сергея Донцова. Он предложил Сергею Ковалеву "говорить свои преамбулы в ООН", а не "здесь, где совсем другие люди". Впрочем, Донцов меня не удивил: у московской мэрии, помимо недоброжелателей из известных кремлевских служб, в то время было только два настоящих врага — Сергей Ковалев и Абдулах Микитаев, бывший председатель комиссии по гражданству при президенте. Но вот речь зампреда Верховного суда России Нины Сергеевой была интересней. Она предложила комиссии не ссылаться на Всеобщую декларацию о правах человека, принятую в 1948 году, отметив: "Сейчас совсем другое время, тяжелое". И долго рассказывала, как москвичи ценой неимоверных усилий строили детские садики и кинотеатры, а тут "эти" приезжают на все готовое...
Придется сделать одно отступление. Лично мне трудно адекватно реагировать на реплики типа "на все готовое". Еще в школе я решила, что буду жить в Москве. Я знала, что просто так остаться в столице нельзя. Проучиться пять лет и быть вышвырнутой из Москвы не хотелось. А по советскому радио рассказывали, как можно заработать жизнь в Москве честным трудом на стройках столицы за три года. И я пообещала маме, что через три года мы будем жить в Москве.
В московском строительном СПТУ-80 на мой "золотой" аттестат смотрели с ужасом: "Вы в своем уме?" Но взяли. Через год я получила еще один диплом с отличием — облицовщицы-плиточницы 4-го разряда. Проработала до ноября 1987-го — два с половиной года, если не считать СПТУ. Детсадов, если честно, не было. Были больницы, какие-то мясокомбинаты, жилой дом на Арбате и "горбачевский" особняк на улице Косыгина, КДС, гостиница "Россия" и МНТК "Микрохирургия глаза" Святослава Федорова. Обещания радио были, мягко говоря, не совсем точны: через 3-4 года работы мне бы шлепнули в паспорт "постоянку", но это была бы "постоянка" по общаге — чуть полегче, но все равно рабство. Я получила бы возможность уйти из моего СУ в какое-нибудь другое СУ. Или на ткацкую фабрику. Или на рыбоконсервный завод. То есть туда, где есть общежития. И все. Своя комната, а значит, настоящая свобода и возможность учиться там, где хочется, — лет через 10-15.
Лимита — это образ жизни. Как ни сопротивляешься, она постепенно въедается в кровь. Когда я поняла, что обращаюсь с ненормированной лексикой, уже не ощущая вкуса слов, я сдалась. Я отказалась от попыток заработать Москву руками, поняв наконец, что в некоторых случаях это надо делать головой. Пришлось полтора года в Рудном восстанавливать нормальный человеческий облик. Восстановив, в 1989-м я поступила на журфак МГУ. Кстати, когда вторая инспектриса в ПУ смотрела рудненскую выписку из домовой книги, она изумилась: "Так вы из Москвы в Казахстан прибыли?" (Поясняю: тех, кто, пусть недолго, но был когда-то постоянно прописан в Москве, прописывают без сбора.) Я до "постоянки" не доработала.
Дело, конечно, не в этом. По моему глубокому убеждению, Москву строили все граждане СССР. Со всех подоходный налог стекался в центр, и пока ни один человек не смог мне доказать, что в советское время Москва получала меньше, чем какой-нибудь Рудный или Урюпинск. Но когда при мне говорят: "Приехали на готовое", я вспоминаю СУ-79...
Есть высший суд!
Еще в октябре один из моих коллег-журналистов сказал, что в Конституционном суде у судьи Гаджиева есть жалоба от какого-то гражданина на московские законы о прописке. Я позвонила Гадису Абдуллаевичу и выяснила, что есть, но не жалоба, а запрос, и не от гражданина, а от главы субъекта федерации — президента Республики Коми Юрия Спиридонова. Радея за северян, возвращающихся в более теплые районы России, он подвергал сомнению не только московские законы и постановления, но и питерские, и ставропольские, и краснодарские, и воронежские и проч. Присоседиться к запросу было делом техники — все-таки я журналист (вскоре "у нас со Спиридоновым" появился третий — ветеран Великой Отечественной Роман Клебанов).
Я наивно надеялась, что удастся решить дело до выборов. Но уже в ноябре стало ясно, что КС рассмотрит и запрос, и жалобы не раньше Нового года (извещение, что суд состоится 12 марта, я получила в середине февраля). Запреты, как известно, только разжигают желание: проголосовать стало для меня делом чести. Председатель окружной комиссии Центрального округа, куда я приехала за неделю до выборов, принял меня неприветливо. Он спросил: "Ну и что, что вы гражданка России? А если у вас двадцать квартир и вы по каждой захотите проголосовать?" Его зам, пожилая сердобольная женщина, предложила: "А может, вы на время выборов в свою квартиру временно зарегистрируетесь, как приезжая — на 45 суток?"
Сколь диким ни был этот совет, я решила ему последовать. Снова жэк. "Простите, а могу я в свою квартиру зарегистрироваться на 45 суток?". Та же девушка за стойкой мелко затряслась: "Ну вы даете!" — и долго вытирала глаза. Пожалуй, мне стоило попутно выяснить еще одну вещь. "А вот если ко мне кто-то в гости приедет. Могу я его у себя временно зарегистрировать?" Паспортистка всхлипнула еще раз: "Не-ет. Вы же сами не прописаны!" — "А если пропишусь, то смогу временно брата зарегистрировать? Он у меня гражданин бывшего СССР". (Дело было до того, как брат, два года назад подавший документы на гражданство, вдруг внезапно, не иначе как по ошибке, — раньше отказывали из-за отсутствия прописки — в начале марта получил вожделенные справки на всю семью — оказалось, что он уже ровно год является гражданином России.) Про брата паспортистка сказала: "Да хоть негра из Африки, если метры позволяют и он готов 5 тыс. в день платить!" Я умолчала о том, что брат хуже негра из Африки, — на вопрос "откуда прибыли?" он сможет ответить с большим трудом — десять лет в Москве, как никак. Кстати, для справки: я не смогла бы его постоянно зарегистрировать даже в моей собственной квартире, будь у меня хоть многометровые хоромы, — вот если бы он инвалидом был II степени или несовершеннолетним...
...В участковой комиссии произошло чудо. Вероятно, я была первым человеком, который пришел "проситься проголосовать". Дежурная слушала мой рассказ около часа, долго звонила куда-то "наверх", рассказывая о "милой и подкованной девушке" и в конце концов, растроганно перейдя на "ты", сказала: "Приходи 17 декабря, там решим". Я уже уходила, когда она остановила меня прочувствованным вопросом: "Вик, а Вик, как думаешь, удастся тебе победить?" Я пожала плечами: "Не знаю". — "Ну, это... Мы за тебя. Держись!" 17-го на участке меня без лишних слов внесли в дополнительный список по моему дому, и я поставила галочки там, где хотела, — и по федеральному округу, и по Центральному округу Москвы. Не уверена, что летом мне вновь удастся осуществить свое избирательное право, — как-никак не Думу какую-нибудь, а президента с мэром выбирать будем...
"Па-а тундре, па-а широкой дороге..."
К Новому году нас стали будоражить слухи о том, что Москва готовит новое постановление о прописке. Еще в июле 1995 года правительство России утвердило Правила регистрации и снятия граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и по месту жительства в пределах Российской Федерации — те самые, которые должно было утвердить в течение двух месяцев после выхода закона РФ "О праве граждан на свободу..." от лета 1993 года. Два месяца превратились в два года, и за это время понятие о правах граждан несколько изменилось: в постановлении регистрация приняла разрешительный, а не уведомительный характер. И все же ни о каких сборах, кроме госпошлины, в нем не говорилось. В течение трех месяцев МВД России должно было разработать инструкцию по применению правил. Если и разработало, то я про это ничего не знаю.
Зато 26 декабря 1995 года правительство Москвы и правительство Московской области приняли совместное постановление "О регистрации и снятии граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и месту жительства в Москве и Московской области". Постановление еще не было опубликовано, но уже в январе в газетах и по радио заговорили об окончательной смерти прописки. Мол, все, отныне — регистрация и свобода! Я задумалась: может, погорячилась с судами-то. Впрочем, из газетных описаний нового постановления очень быстро стало ясно, что "регистрация" равнозначна прописке в ее советском понимании. Заметка в "АиФ", подписанная многообещающими фамилиями Булдаков и Гиблов, была пронизана жизнерадостным "воинствующим москвизмом": несмотря на то что прописка названа регистрацией, москвичам беспокоиться не о чем — столица будет ограждена от всяких там иногородних и прочего уголовного элемента. Но ежели деньги заплатят, так и быть, пустим...
Сам текст постановления все не появлялся. Кажется, "Известия" сообщали (видимо, со слов министра московского правительства Петра Сапрыкина, "отвечающего" за регистрацию): с документом каждый может ознакомиться в местных отделениях милиции или префектурах. Понимаю, что выгляжу... э-э... не слишком умной, тем не менее признаюсь: пошла, пошла в паспортный стол 29-го отделения милиции. Высидела очередь. "Здрасьте, — говорю, — товарищ капитан! Я вот постановление хотела бы посмотреть. Говорят, у вас можно..." "Кто говорит?! Вот кто говорит, пусть и показывает!" — вскинулся капитан. — "Так у вас, что, его нет?" — "Есть, ну и что? У меня вас 35 тысяч, каждому показывать! Ксерокса у меня нет, наглядной агитации — тоже!"
Это была почти правда. Ксерокса, точно, нет. А вот агитация есть — выцветшие фотографии 16-летних граждан СССР, торжественно получающих паспорта.
"Хорошо, — говорю, — хоть скажите, о чем там?" Мой визави утонченно улыбнулся: "Скажу. Москвичам — в сторону облегчения. Прочим — в сторону ужесточения". — "А в чем конкретно выражается ужесточение?" Капитан посмотрел на меня с недоумением: "Девушка, ну неужели вам не понятно? Ужесточение — оно и есть ужесточение!" "Мне понятно", — протянула я и тепло с ним распрощалась.
В начале февраля постановление опубликовали. Я прочитала его в "Тверской, 13". Оно практически полностью повторяет предыдущие московские постановления о прописке. По новым правилам, так же как и раньше, человек, самостоятельно нашедший работу в Москве и снявший квартиру, получить регистрацию по месту жительства не может. Новизну составляет, пожалуй, только то, что положение касается как москвичей, так и иногородних (к последним относится введенное в текст положение о "сборе на компенсацию"), тогда как раньше правила для "своих" и для "не своих" существовали отдельно. Кроме того, указаны нормы штрафов за нарушение означенных правил. Правда, они вступят в силу только после принятия соответствующего закона Московской городской думой, но ждать этого, скорее всего, недолго. На всякий случай я уже посчитала: в первый раз я заплачу около 300 тыс. руб. штрафа, во второй (через три дня) — около 3 млн, Ъ — за предоставление работы "незарегистрированному лицу" — сначала около 2 млн руб., потом (в течение года) — еще 3 млн (если не изменится размер минимальной зарплаты). Ох, забыла, мне же еще за маму платить... Брату — за четверых, с хозяина его квартиры тоже причитается — за предоставление жилья нарушителю. НТВ за Андрея (и, насколько я знаю, не только за него) тоже платить придется.
Что будет нам всем на третий раз, в постановлении не написано, но самое логичное — конфискация имущества и высылка за 101-й километр...
P. S.
Пока писался этот текст, прошло еще одно заседание Замоскворецкого суда. ПУ таки прислало разрешение проводить заседание без него. Адвокат Люненфельд произнес очень убедительную речь — о правах человека, верховенстве Конституции, Совете Европы, в который Россия недавно вступила, и проч. (очень похоже вчера говорил Борис Ельцин на Конгрессе по правовой реформе — см. стр. 3). Прокурор Кудинова, со своей стороны, объяснила, что никто гражданке Куцылло жить в Москве не запрещает (а как же "гражданин обязан зарегистрироваться"?) и что гражданка Куцылло может снова обратиться за регистрацией — уже по новому постановлению (то есть, вероятно, получить еще одну справку "может быть, при условии..."). Попытку адвоката выразить удивление прокурор пресекла: "Вы и так тут много наговорили и все не по делу!" Суд в лице судьи Емельяновой удалился на совещание сам с собой (почему-то в сопровождении прокурора) и, вернувшись, на основании московского закона вынес вердикт: в удовлетворении жалобы на неправомерные действия должностных лиц гражданке Куцылло отказать.
До заседания Конституционного суда осталось пять дней. Ъ обязательно ознакомит своих читателей с развитием ситуации.