В музее Пикассо в Барселоне (Museo Picasso, Barcelona), открыта выставка "Пикассо и 'Четыре кота'" (Picasso y Els Quatre Gats). "Четыре кота" — ресторан в Барселоне, где в начале века собиралась артистическая богема города. Пикассо был частым посетителем этого ресторана и время от времени расплачивался в нем своими рисунками. "Четыре кота" — такой же знак культуры Барселоны начала века, как "Бродячая собака" — дореволюционного Петербурга. Под этим знаком прошла юность Пикассо и, можно сказать, "испанский период" его творчества: в 1904 году художник уезжает в Париж и навсегда расстается с Испанией.
Произведения, представленные на выставке, охватывают период с 1898 по 1904 год. Зимой 1897 года Пикассо поссорился со своим отцом, порвал все связи с родительским домом и окончательно обосновался в Барселоне, войдя в круг тамошней богемы и подружившись со многими художниками, искусствоведами и поэтами, хотя и молодыми, но намного старше его. Пикассо тогда исполнилось семнадцать лет.
Чтобы понять, какое значение для художника имел факт разрыва с отчим домом, надо попытаться себе представить юные годы Пикассо. Сделать это достаточно сложно — сам он избегал упоминаний о своем детстве и ранней юности и, уехав в Париж, почти полностью прекратил отношения с Испанией, спустя многие годы считая, что он сполна расплатился с ней своей "Герникой". С Франко он предпочитал воевать из Парижа, а его поздние бесконечные вариации на темы Веласкеса, хотя и стали блестящим образцом работы с испанской традицией, носят подчеркнуто интернациональный характер. Веласкес здесь поставлен в один ряд с Мане, Курбе и Энгром — отстраненный анализ, которому он подвергается, по методике весьма схож с интерпретациями Пикассо французских художников.
Для Европы конца XIX века Испания была глухой провинцией, гораздо более глухой, чем даже Россия. Особенно провинциальным в Испании был юг, в том числе и город Малага, в котором родился Пабло Руис Пикассо. Отец Пикассо, дон Хозе Руис Бласко, был художником очень мало известным за пределами Малаги, учителем рисования в Школе изящных искусств и ремесел этого города, а также хранителем местного музея. Он был типичным светочем интеллигентности в провинции, по-своему узурпировавшим все виды изящного в Малаге. Молва приписывала ему "английский дух", наверное, потому, что он был высоким блондином, в отличие от своей жены, донны Марии Пикассо и Лопес, жгучей испанки.
В музее Пикассо в Барселоне хранится рисунок пером "Портрет отца", выполненный четырнадцатилетним Пабло. Худощавое лицо Хозе Руиса, который меланхолично подпирает голову рукой, типично для интеллигента XIX века — культурного, незадачливого, привыкшего к печальным раздумьям, неудовлетворенного собственной судьбой и судьбой мира, но гордого своей привычкой к мыслительному процессу. В России такое лицо называется "чеховским", и оно могло принадлежать уездному врачу или прогрессивному директору гимназии. Интересно, что именно врачом Пикассо представил своего отца в знаменитой теперь картине "Наука и Милосердие", где по одну сторону от постели умирающей сидит доктор, щупающий пульс, а по другую — монахиня. Очевидно, что Пикассо считал отца олицетворением века позитивизма, а в его трагической неудовлетворенности видел крушение веры в неиссякаемые возможности разума.
Работа "Наука и Милосердие" стала знаменитой потому, что написана одним из величайших художников столетия в возрасте шестнадцати лет. Иначе на нее никто бы не обратил внимания: живописные качества полотна не предвещают рождение гения. Зная возраст автора, можно предположить, что перед нами творение типичного вундеркинда, каким и был Пикассо в своем детстве. Другие дошедшие до нас картины и рисунки юного Пабло подтверждают это: многие из них кажутся работами вполне зрелого профессионального художника, настолько профессионального, что уже закостенелого.
Как это ни парадоксально, но из вундеркиндов редко вырастают гении, хотя в истории культуры наберется достаточное количество исключений. Обычно вундеркинд, достигнув в раннем возрасте необычайных высот профессионализма, затем останавливается в своем развитии, не в силах преодолеть слишком рано оформившегося мастерства. Вероятно, потому что "взрослые" бурно аплодируют успехам вундеркинда, и он принимает ремесленные навыки за вершину творчества. Боясь потерять достигнутое, вундеркинд топчется на месте, а публика, видя, что в тридцать лет он остается таким же, каким был в пятнадцать, отворачивается от него в недоуменном раздражении. Возможно, что эта печальная судьба была уготована и Пикассо, но его резкий разрыв со своим "культурным прошлым" изменил дело. Наверное, отец видел в сыне будущего Рембрандта или Гойю, надеясь, что талант отпрыска послужит оправданием его собственных неудач. Все лучшее, чем владел Хозе Руис — от превосходных принципов до основательных знаний, — он мечтал передать сыну. И судя по всему, Пикассо довольно долго был хорошим, старательным мальчиком.
"Если бы у меня был сын, желавший стать художником, я бы не оставил его в Испании и не послал бы в Париж, но отправил в Мюнхен, так как только там можно серьезно изучать живопись без вмешательства различных новомодных изобретений, вроде пуантилизма и всего такого прочего..." Эти слова из письма Пикассо 1897 года к одному из его друзей поражают не меньше, чем наивный символизм и несколько убогая реалистичность "Науки и Милосердия". Желание Пикассо, ставшего вскоре одним из чудищ авангардизма, сохранить свою невинность и не поддаться парижским искушениям, весьма примечательно. Тем не менее через несколько месяцев он уходит из академии Сан-Фернандо в Мадриде, куда с блеском поступил к радости отца, и ссорится с ним практически на всю жизнь.
Барселона в начале века была самым столичным городом Испании. Там были слышны парижские отголоски, в живописи представленные импрессионистической пастозностью. Первые работы Пикассо, выполненные под влиянием увиденных им французов, перепевают темы красивой жизни кабаре и кафешантанов в стиле модного тогда Игнасио Зулоаги. Затем Пикассо быстро перерастает этот расхожий вариант модерна и под влиянием увиденной им в Париже живописи Гогена и синтетистов, а также благодаря впечатлениям от Эль Греко создает свой, совершенно оригинальный стиль, известный под названием "голубой период".
Печальные бледные старики и дети Пикассо как будто прощаются с родной Испанией, о которой Ортега-и-Гассет сказал: "Мы — призрачный народ, не знающий мощного, дурманящего и взрывного настоящего, и лишь чужеземные гении воспевают нас издалека в своих романах." Таким чужеземным гением вскоре стал и сам Пикассо, порвав сначала с позитивистскими ценностями отчего дома, а затем и с томительной меланхолией родной культуры. Этот конфликт сделал его великим художником, и именно он мог бы стать темой барселонской экспозиции.
Но на выставке Пикассо оказывается предтечей сегодняшней испанской "мовиды" — баловнем международной богемы, которая последнее столетие время от времени веселится в Барселоне. Возможность каждого посетителя, располагающего достаточными средствами, посетить после выставки ресторан "Четыре кота" и отведать любимые блюда Пикассо, дабы удостовериться в том, что гурманом он был не меньшим, чем живописцем, дополняет гедонистическую картину барселонского периода, нарисованную кураторами выставки. Превращение юного Пикассо в моднейшую фигуру сегодняшнего дня, в Педро Альмадовара начала века, по-своему закономерно: любая выставка прежде всего представляет то время, когда она сделана, и лишь потом то, которому посвящена.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ